Александр Секацкий - Прикладная метафизика Страница 9

Вот два человека переживают аффект восторга: приподнятое настроение, чувство благосклонности мира к собственной персоне, приветливость, готовность передать свое ощущение другому. Но мы знаем, что первый субъект пришел к своему состоянию благодаря успешному завершению трудного дела или, например, посредством «приобщения к искусству», а второй получил то же самое в результате приема дозы мескалина. И хотя состояния отличаются друг от друга только способом их достижения (их нейрофизиологические и гормональные картины тождественны), первое мы считаем истинным, а второе — поддельным. Однако не так-то просто ответить на вопрос, почему счастье, создаваемое переменами в мире, приветствуется и порой объявляется целью человеческой жизни, а счастье, вызванное непосредственными химическими переменами в организме, расценивается как эрзац, подделка — притом сам способ достижения подобной эйфории рассматривается как незаконный.

Первый напрашивающийся аргумент состоит в том, что избрание фармакологического пути достижения желаемых состояний приводит к зависимости от препарата, ограничивая тем самым свободу человеческой воли. Но привычку к совершению «добрых дел» или к производству иных перемен в мире, вызывающих чувство удовлетворенности, нам как-то не приходит в голову назвать «пагубной зависимостью», хотя и здесь стремление к достижению желаемых состояний отличается явным характером навязчивости.

Трудность не устраняется, если мы скажем, что поддельными будут все измененные состояния сознания, не сопровождаемые переменами в мире. Во-первых, решение изменить мир само продиктовано определенным состоянием сознания, во-вторых — здесь, собственно, и начинается метафармакология.

В европейской традиции философия всегда понималась как метафизика. Не будем углубляться в исторические обстоятельства происхождения такого названия: смысл прост — философия есть то, что идет вслед за физикой. Европейская философия действительно пыталась «идти вслед», имитируя физическую причинность и взыскуя объективную истину. Однако это не единственно возможная траектория для философии: опыт средневекового Китая демонстрирует другой путь, куда более близкий к продолжению фармакологии, а не физики. Философствование разбивается на жанры, используемые для подкрепления или нейтрализации настроения. Например, чиновник, занимающий высокое место при дворе, является «естественным конфуцианцем», он читает «Беседы при ясной луне» и искренне культивирует ритуализованное соучастие в делах государства. Но вот судьба его меняется — чиновник сослан в далекую провинцию. И он совершенно естественным образом переходит к другой философии, находя утешение в даосском единении с природой. Воин, отправляющийся в поход, и путешественник, мирно плывущий по Янцзы, будут исповедовать совершенно различные философские принципы — даже если речь идет об одном и том же человеке.

Отсюда вытекает возможность понимания философии в инструментально-фармакологическом духе. Наркотическая эйфория возникает независимо от состояний окружающего мира — но философия, преднамеренно или попутно, способна добиться такого же эффекта. Нельзя, например, «вылечить от усталости», разочарования, исцелить от несправедливости, поскольку в данном случае «неладно что-то» в большом социальном теле человека — в обществе, а не в телесном устройстве индивида. Но философия предлагает желающему свой патент — «изменить себя», не обращая внимания на неподвластные окружающие обстоятельства, т. е. произвести коррекцию малого круга, перенастройку сознания.

Между философией и фармакологией обнаруживается далеко идущая общность принципа действия, подтвержденная и общностью этимологии: в конечном счете «лекарь» и «лектор» восходят к одному общему корню, равно как и слова «лекарство» и «лекция». В принципе инъекцию адреналина можно заменить инъекцией слова в какой-нибудь сильнодействующей форме и получить в результате желаемое «состояние сознания» — добиться временного улучшения, а при систематическом введении препарата — и стойкого расположения души. Жак Деррида предложил рассматривать философию как «фармакон» — своеобразную словесную микстуру, эффект воздействия которой определяется дозировкой и составом компонентов.

Из этой фармакологической аналогии можно извлечь много интересных следствий. Например, можно сопоставить философские направления с различными типами психотропных препаратов, и тогда получится следующая картина:

1) Группа анестезаторов. Сюда относится философия стоиков и ее производные, некоторые виды пиетизма. Фармакон такого рода действует на манер новокаина, устраняя боль от соприкосновения с грубой реальностью. Заодно подвергается анестезии и избыток чувствительности как таковой.

2) Группа релаксантов. Принцип действия — расслабление, выход из-под пресса времени, из мучительных ситуаций ожидания и спешки. Метафизическое избегание «неудобных поз», искусство останавливать и ценить мгновение.

Примерный состав: эпикурейство, философская поэзия Китая и Японии, легкий скептицизм в духе Монтеня.

3) Группа стимуляторов и антидепрессантов.

Фармакон рассчитан на самое массовое применение — общедоступен, не имеет противопоказаний в виде образовательного ценза. Сюда можно отнести догматическое богословие (без еретических и сектантских крайностей), французский материализм XVIII века. Принцип действия — частичное сужение поля зрения, благодаря чему оставшаяся часть спектра преподносит мир преимущественно в «розовом цвете». Систематический прием препарата является источником умеренного оптимизма.

4) Анаболики или допинги. Их основное предназначение — «наращивание мышц», формирование активной жизненной позиции по отношению к миру. При частом приеме могут давать побочные последствия в виде легкого отупения. Характерными представителями этой группы могут служить марксизм и прагматизм.

5) Галлюциногены. Весьма многочисленная группа с наибольшим индивидуальным разбросом. Мистика, визионерство, специальная литература, сопровождающая психоделику. Философские инъекции препаратов этой группы часто дополняются приемом химических психотропных средств для усиления взаимного действия.

Наконец, можно выделить еще одну группу, не имеющую прямой фармакологической аналогии:

6) «Охмурянты» - препараты, не создающие привыкания и принимаемые индивидом как бы помимо своей воли, просто из-за привычки проглатывать любую упаковку с надписью «философия». В качестве примера можно назвать софистику, преднамеренный парадоксализм вроде книг Ж.-Ж. Руссо, в некоторой степени — психоанализ. Большое количество охмурянтов синтезировано современным постмодернизмом.

Предложенная классификация имеет смысл прежде всего по отношению к общим компонентам или философемам, которые в принципе можно выделить в составе любого философского текста. Ясно, что вклад каждого отдельного мыслителя содержит комбинацию практически всех философий, смешанных в различных пропорциях, поэтому отнесение к определенному направлению осуществляется обычно в зависимости от преобладающего компонента. Вообще-то неофициальное сравнение философии с походной аптечкой является обычным делом. От студентов философского факультета нередко можно услышать характерное признание: «Что-то меня на экзистенциализм потянуло» или: «Ницше сейчас не идет, настрой не тот, хочется чего-нибудь поспокойнее: вот читаю Аристотеля по страничке в день…» Профессионал как раз и отличается знанием рецептуры, обычно же человек случайно натыкается на нужный ему фармакон. Пока еще не принято снабжать книги метафармакологической пометкой, чем-нибудь вроде:

«Rp. Препарат общеанестизирующего действия, легко усваивается при средней степени начитанности. Хорошо утоляет духовную жажду. Эффективный транквилизатор при всех неурядицах в личной жизни. Противопоказания: стремление сделать карьеру».

Пока нам известны лишь единичные примеры, когда ожидаемое состояние сознания сообщается открытым текстом. Так, Боэций, «последний римлянин», назвал свой трактат «Утешение философией».

В рамках метафармакологического подхода можно с успехом применять и другие понятия: резистентность, иммунитет, передозировка, абстиненция… Можно говорить о составлении микстуры индивидуального воздействия, чем и занимается хороший наставник по отношению к ученику. Наконец, нельзя забывать, что, среди прочих разнородных компонентов, во всякой микстуре содержится та или иная доза истины.

Столкнувшись с употреблением философии как стимулирующего или успокоительного средства, путешественник может вести параллельное исследование. Что, например, происходит с дисциплинарной философией, когда ее применяют для внутреннего использования? Каков здесь уровень стереотипности и каким образом обеспечивается доступ к внутреннему миру индивида?