Александр Ельчанинов - Православие для многих. Отрывки из дневника и другие записи Страница 11

Зло и добро не есть совокупность добрых или злых поступков; это злая или добрая сила, владеющая человеком. Безмерен этот напор зла, сила этого начала. Мало имеют значения (религиозного) поступки сами по себе. «Хорошие» по результату дела (накормить, помочь и т. д.) могут быть злыми по существу, исходя от человека, одержимого злом; и неудачные, глупые, даже вредные дела могут быть добрыми – исходя из доброго источника, имея добрые побуждения.

Часто мы не грешим не потому, что победили грех, внутренне его преодолели, а по внешним признакам – из чувства приличия, из страха наказания и прочее; но и готовность на грех – уже грех сам по себе.

Но внутренний грех, не исполненный, все-таки менее совершенного: нет укоренения в грехе, нет соблазна другим, нет вреда другим. Часто есть пожелание греха – но нет согласия на него, есть борьба.

Вот ступени, по которым грех входит в нас, – образ, внимание, интерес, влечение, страсть.

Мы делаем добрые дела, очищаем свое сердце и приближаем себя к Богу не из-за награды, а из любви к Богу. Однажды я спросил себя: «Остался ли бы я с Христом, если бы я знал наверное, что дьявол победит Бога?» – И ответил без колебания: «Конечно, остался бы». Где же тут эгоизм?

Minderwertigkeitsgefühl – есть та же «гордость», то же обращение внимания на себя, эгоцентризм, только под другим видом. Смиренному и простому не придет в голову ни мания величия, ни страдания от своего ничтожества.

В общем, я скучаю над канонами, а особенно над акафистами и читаю их только по обязанности. Выделяю отсюда только покаянные каноны Октоиха и постной Триоди. Но бывают часы большой душевной тяжести и тоски, и тогда слова некоторых канонов (Божией Матери – молебный, Иисусу Сладчайшему) произносишь как свои собственные. Значит, «нечувствительность» к канонам есть обличение – отсутствие у данного лица настроения автора данного канона.

Мораль в христианстве не то что дело второстепенное, но выводное. Иного порядка нравственность, не вытекающая естественно из полноты нашей религиозности; она есть или просто добропорядочность, или дело инстинкта, или – очень часто – нестерпимая фальшь.

Чем больше человек будет, забывая себя и свое, отдавать свое сердце Богу, делу и людям, тем легче будет ему становиться, пока он не достигнет мира, тишины и радости – удела простых и смиренных душ.

В первом послании евангелиста Иоанна (1 Ин. 4) говорится о любви Божественной, о той любви, которая покрывает множество грехов, которая отменяет закон, заменяет исполнение всех заповедей; о той любви, которая дает жизнь, потому что приводит в соприкосновение с Источником Жизни; которая дает высшее ведение: Кто не любит, тот не познал Бога (1 Ин. 4, 8), и наоборот – Всякий любящий… знает Бога (1 Ин. 4, 7). Знает Его по закону подобия.

Мы думаем о себе, что все мы причастны этой любви: каждый из нас любит что-либо, кого-либо. Если и есть редкие люди, которые ничего не любят, уже здесь пребывающие во «мраке преисподнейшем», то это редчайшее явление. Мы все любим близких, родных, друзей, людей нашего образа мыслей. Но та ли это любовь, которой ожидает от нас Христос? Относительно любви к родным всем ясно, что это та же эгоистическая любовь к своему, к себе. Но любовь к друзьям, близким – не есть ли это то же самое? Из бесконечного количества явлений и лиц мы выбираем родственные нам, включаем их в свое расширенное «я» и любим их. Но стоит им отойти немного от того, за что мы их избрали, как мы изольем на них полную меру ненависти, презрения, в лучшем случае – равнодушия. Это человеческое, плотское, природное чувство, часто очень ценное в этом мире, но теряющее свой смысл в свете жизни вечной. Оно непрочно, легко переходит в свое противоположение, принимает демонический характер.

Если бы в нас была действительно стихия любви, то она изливалась бы на всякого – на доброго и злого, на приятного и отвратительного.

Но как это возможно? Заповедь евангельская не может быть неисполнимой, иначе бы Евангелие оказалось бы собранием прекрасных слов, неприменимых к жизни. К таким словам относится и слово о любви к врагам. Как возможна такая любовь?

Два обстоятельства закрывают нам путь к пониманию этой заповеди: первое, это что мы не исполнили предыдущей заповеди – Если кто хочет идти за Мной, отвергнись себя (Мф. 16, 24) – заповедь о нищете духовной. Только на пути отречения от себя и своего, от своих симпатий и антипатий, суждений, привычек, точек зрения можно понять Евангелие и, в частности, заповедь о любви к врагам.

Второе – надо отказаться и от той точки зрения, что в человечестве есть два враждебных стана, две породы людей: праведные и грешные, предназначенные блаженству и обреченные гибели. Этого нет. Мы все грешны, все поражены первородным грехом, и за всех нас пострадал Господь. Он друг грешников. Он предостерегает считающих себя праведными, что мытари и блудницы впереди них идут в Царство Небесное. Ему до́роги одинаково все, и это Ему принадлежит окончательный суд. Вот почему непосредственно за словами Христа о любви идут слова о неосуждении – Не судите, да не судимы будете (Мф. 7,1). Не судите – вам легче будет тогда полюбить всякого, не судите – и у вас не будет врагов. Смотрите на «врагов», как на больных одной с вами болезнью, как на погибающих. Оставьте точку зрения личного суда и станьте на точку зрения Божьего дела в мире. Вспомните, что добро должно победить окончательно и повсюду, ничего не оставив дьяволу.

Пугает течение времени – когда стоишь на месте. Надо погрузиться в глубину, где время безразлично.

Самая острая скорбь об умершем есть скорбь о себе, эгоистичная, личная боль. Праведные, смиренные, святые не скорбят.

Ожидание и требование чудес не только нечестиво, как проявление недоверия к Богу, но и бессмысленно – ведь мы имеем миллионы совершившихся чудес, и если они не убедили нас ни в чем, то почему именно это чудо должно нас убедить?

Можно прожить, и живут многие, всю жизнь слабой чьей-то тенью, копией. Самый первый примитивный смысл существования – быть самим собой, возвышаясь до преобразования себя в «Образ и подобие Божие».

«Не прелюбы сотвори» по-гречески – распоряжаться чужим. «Прелюбы» – любовь, преступающая законы. Чисто или нечисто не вещь или действие само по себе, а смещение, нарушение; навоз в поле – радость хозяина: из него хлеб; или на столе, например, где он – бесчинство.

Для чего просить, раз «знает Отец»? (Молитва «Отче наш» и другие). Тут наш сознательный поворот к Богу, смирение, чувство связи и зависимости; кроме того – важность «выговаривания», общения.

О посмертной судьбе нехристиан: Те, которые, не имея закона, согрешили, вне закона и погибнут (Рим. 2, 12). Значит, те, которые вне закона не согрешили – будут оправданы? Ведь они (стих 15) имеют закон, написанный в сердцах их, и совесть.

В обете находится и частичное принятие страдания, посланного нам, и согласие на него: Ты, Господи, посылаешь страдание для нашего вразумления, я прошу заменить его другим – исцели моего ребенка – и я обещаю понести это страдание в другой форме – поста, богомолия, иного подвига духовного или физического.

Пот, слезы, кровь… Если проливается пот с внутренним противлением, злобой, проклятиями; если слезы – от боли, обиды, злобы; если кровь – без веры, то ничего доброго душа не приобретает.

То же самое, когда происходит с послушанием, с покаянием, с верою, – очищает и возвышает нас.

Счастье не есть самоцель; оно – производное от правильной жизни. Будет правильно построена жизнь, будет и счастье, а правильная жизнь – это праведная жизнь.

Из письма к больному.

Приходилось ли вам, дорогой друг, размышлять над словами апостола Павла: Мы не унываем; но если внешний наш человек и тлеет, то внутренний со дня на день обновляется. Ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу (2 Кор. 4, 16–17). Что значит эта таинственная связь, всюду в Евангелии подчеркнутая, страданий и «славы», т. е. духовного сияния, расцвета, силы? Я пришел к мысли, что всякое духовное усилие, всякое добровольное (и даже недобровольное) лишение, отказ, жертва, страдание обмениваются немедленно на духовные богатства внутри нас. Чем больше теряешь, тем больше приобретаешь. Горе счастливым, сытым, смеющимся – они оскудеют до полной духовной нищеты. Мужественная душа инстинктивно ищет жертвы, случая пострадать и духовно крепнет в испытаниях. Мы должны просить Бога, чтобы Он дал нам испытания и почти печалиться, когда живем благополучно. Дети, выросшие в тепле, неге и сытости, вырастают духовно пустыми. Наоборот – прошедшие через болезни, нищету вырастают духом, ибо кратковременное легкое страдание наше производит в безмерном преизбытке вечную славу (2 Кор. 4, 17).