Галина Калинина - Что играет мной? Страсти и борьба с ними в современном мире Страница 11

Таким образом, главным чувством, исходя­щим из самой глубины человеческой души, у падшего человека стало самолюбие, или эгоизм, при котором на первом плане находятся соб­ственные интересы, стремление к приобрете­нию личных преимуществ и избежанию не­удобств, лишений, забота о себе.

Самолюбие порождает три основных гре­ховных движения душевных сил: похоть плоти, похоть очей и гордость житейскую, которые, собственно, и являются родоночальниками всего многообразия грехов и страстей, о которых мы уже говорили.

Мир, как совокупность человеческих отно­шений, есть овеществленное самолюбие, по словам апостола Иоанна Богослова: Ибо все что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего. И мир проходит, и похоть его, а исполняющий волю Божию пребывает вовек (1 Ин. 2; 16-17).

Все, что происходит в падшем человеческом обществе, в его истории, движется по действию этих трех «начал»[15].

Похоть плоти есть ненасытимое желание удовольствий, или беспрерывный поиск средств, доставляющих удовольствие внутренним и внеш­ним чувствам души. Похоть плоти заставляет считать единственной целью наслаждение, или жизнь в свое удовольствие, и любыми средства­ми стремиться достичь этой цели.

Похоть плота оказывает влияние на все сфе­ры жизни человека.

По отношению к религии и к Богу сласто­любцу свойственно легкомыслие, обращенность внимания на наружные предметы, поэтому он не может глубоко воспринять истины боговедения. Стремление к Богу и богопознание не могут укорениться в пустом сердце и увлеченным удо­вольствиями разуме, но подвергаются сильным нападениям от склонностей души, обращенных к «приятным вещам». Это делает такого человека не только равнодушным к вере и Богу, но и заставляет его вообще сомневаться в наличии таковых.

Верующего человека похоть плоти заставля­ет искать даже в храме Божием услаждения слуха и зрения. Таким людям непременно нужны и оперный хор на клиросе, и благозвучные екте­ньи, и дьяконы с басом, как у Шаляпина. Они разглядывают убранство храма, наслаждаются произведениями искусства, им важно в богослу­жении не искреннее чествование Бога, а зре­лищное исполнение обряда. В сердечной жизни им нужны удивительные чудеса, сладостные пло­ды молитвы, экстаз и восхищение. Гонения за истину их не вдохновляют, поэтому такие верую­щие предпочитают верить в благоприятные для Церкви времена. Такой тип религиозности часто встречается в католицизме, и зачастую люди именно в поисках органа и эстетики выбирают эту конфессию.

По отношению к себе. Сластолюбец весь занят удовольствиями, и при том только настоя­щими, говоря себе: Станем есть и пить, ибо завтра умрем (1 Кор. 15; 32). О будущем они стараются не думать, так как в душе боятся его. Поэтому даже начинающиеся скорби они не пред­отвращают, а словно страусы, которые прячут голову в песок, погружаются в новые наслажде­ния, пытаясь укрыться от неминуемого. Душа у них заброшена и сведена к психике, одно тело украшается и питается. Поэтому в таких людях нет никаких правил жизни, убеждений, они без царя в голове, и на них нельзя положиться. Они как огня бегают серьезных дел, требующих ум­ственных и волевых усилий, поэтому о них забы­вают иногда раньше, чем те умрут.

По отношению к окружающим. Часто та­ких людей считают душой компании, правда, пока дело не дойдет до ответственности. Чаще всего сластолюбцы — трусы, которые никогда не рискнут обидеть в лицо или самостоятельно решиться на преступление. Но за спиной он будет ненавидеть всякого, несогласного с ним во взглядах, стараясь запачкать чужое доброе имя или склонить порядочного человека к тому же греху, в котором сам замаран. Так, чревоугодник уговаривает постящегося «не корчить праведни­ка», блудник предлагает посмотреть фильм или сходить «в одно местечко за углом», наркоман угостит дозой, а гомосексуалист поведает о нео­бычных прелестях однополой любви. При этом такой приятель при удобном случае с легкостью готов на обман, несдержание слова, ложные обещания и пр. Он крайне общителен, но насто­ящих друзей не имеет. При общении старается быть обольстительно вежливым и интеллигент­ным, но сквозь деланную воспитанность то и дело прорываются циничные замечания, насмеш­ки, нахальство.

В семье и в обществе сластолюбцы прино­сят мало добра. Они неспособны ни повелевать как следует, ни подчиняться. Вверенные ему подчиненные, жена, дети — все страдают. При­чина в том, что он просто сроднился с нерадени­ем, ложной кротостью или поблажкой, попусти­тельством, так как «непопулярные» решения требуют усилий ума и воли. Если же сластолю­бец — подчиненный, то он не бунтует в откры­тую, но все переводит в возмущения, ропот, недовольство, медлительность в исполнении.

Если сравнить образ человека с образом культуры той или иной эпохи, то, окажется, что для сластолюбца очень подходит эпоха рококо, воспевающая культ плоти, комфорта и наслаж­дения.

Словом, подобные люди сходны с топким болотом, поросшим веселой травкой.

Под похотью очей, или корыстью, понима­ется ненасытимое желание иметь. Это искание и стяжание вещей под видом нужды или пользы только затем, чтобы сказать себе о них — мои.

Этот синдром психологи характеризуют так: «Я есть то, что я имею».

Похоть очей проявляется в основных видах — сребролюбие (любовь к деньгам) и любоимение (стяжательность).

Под влиянием тщеславия похоть очей пре­вращается в тягу к помпезности и роскоши, от гордости и властолюбия — в жажду всемогуще­ства и поклонения от людей, другими словами, в соревнование с Богом и в богоборчество. Так пал Денница-Люцифер, именно эта страсть владела и Наполеоном Бонапартом, толкнув его к безум­ному походу на Россию; и Гитлером, и Ротшиль­дом, и многими современными олигархами, ко­торым уже мало денег и власти; потребны сле­пое поклонение и восхищение толпы.

Этой страсти всегда сопутствуют мучитель­ная забота, тревожность, страх и неуверенность в завтрашнем дне, неусыпная зависть и как итог — жестокое уныние и скорби.

По отношению к религии и к Богу. По­знать Бога такому человеку или некогда, или он уже вступил в прямое богоборчество, отвергнув и поправ все Божеские законы. Больше всего он склонен к суеверию, антропоморфизму, идоло­поклонству, что прямиком приводит его к увле­чению гаданием, предсказаниями будущего и ок­культизмом. Своих личных астрологов и предска­зателей имели все завоеватели и тираны, как древности, так и наших дней. Страх перед возмез­дием, жажда всемогущества, служение маммоне и неуверенность в завтрашнем дне толкают таких людей к поискам поддержки у темных духов.

Верующий же человек, одолеваемый этими страстями, более всего любит в богослужении пышность и великолепие, обставляя домашние иконостасы самыми дорогими иконами, жертвуя дорогие свечи и выступая этаким меценатом выбранного им храма и батюшки. При этом, если священник выскажет им что-либо нелице­приятное, то благочестие куда-то испаряется, оставляя в осадке ропот, возмущение и часто желание отобрать пожертвованное и как-нибудь наказать «строптивого» духовника.

По отношению к себе у стяжателя вид некоторых добродетелей бросается в глаза. Он будто бережлив, а между тем скуп и жаден по отношению к окружающим; труд и аскетизм его направлены на добычу денег; от удовольствий и наслаждений воздерживается он и для экономии денег, и потому, что в сердце своем наслаждается он только деньгами. У него нет заботы ни о душе ни о теле, так как себя он приносит в жертву вещам. Желание большего и зависть не дают ему насладиться даже тем, что уже приобрел, и от этого нет мира в его душе. При несчастье с его имуществом легко падает духом, становится как будто сумасшедшим, а иногда налагает на себя руки. В истории таким характером в большей степени обладал Аракчеев, всесильный времен­щик Александра I.