Реза Аслан - Zealot. Иисус: биография фанатика Страница 12

Сепфорис был красивым и современным городским центром, настолько же богатым, насколько был беден Назарет. Если в Назарете не было ни одной мощеной дороги, широкие улицы Сепфориса были выложены полированными каменными плитами и застроены двухэтажными домами с открытыми двориками и отдельными цистернами для воды, вырубленными в скальной породе. Жители Назарета пользовались одной-единственной общей баней. В центре Сепфориса сходились два акведука, обеспечивавших водой просторные термы и публичные уборные, обслуживавшие практически все население, то есть около сорока тысяч человек. В городе были римские виллы и дворцы с красочными мозаиками, изображавшими обнаженных охотников, женщин с гирляндами и корзинами фруктов, юных танцоров и музыкантов. Римский театр в центре Сепфориса вмещал сорок пять сотен зрителей, а сложная сеть дорог и торговых путей соединяла столицу с другими городами Галилеи, превращая ее в средоточие культуры и торговли.

Хотя Сепфорис был преимущественно иудейским городом, о чем свидетельствуют синагоги и ритуальные бассейны, найденные археологами, это был совершенно иной, по сравнению со всей остальной Галилеей, слой общества. Иудеи Сепфориса — богатые, открытые миру, испытавшие на себе сильное влияние греческой культуры, жившие в окружении иных народов и религий — были продуктом социальной революции, проведенной Иродом. Это были нувориши, поднявшиеся до высот власти после истребления старой жреческой аристократии. Сам город на протяжении долгих лет был крупнейшим ориентиром; он занимает второе место после Иерусалима по частоте упоминаний в раввинской литературе. При династии Хасмонеев Сепфорис был административным центром Галилеи. В правление Ирода Великого он стал важным военным аванпостом, где хранилось оружие и провизия для войск. Но только после того как Ирод Антипа, сын Ирода Великого, выбрал город столицей своей тетрархии (вероятно, это случилось на рубеже I века н. э.), Сепфорис стал известен по всей Палестине как «украшение Галилеи».

Подобно своему отцу, Антипа питал страсть к крупномасштабным строительным проектам, и Сепфорис стал для него чистой доской, на которой можно было начертить город своей мечты. Это стало возможным потому, что когда Антипа (и когорта римских солдат вслед за ним) прибыл в Сепфорис, тот уже не был центром Галилеи, как при его отце. Это была груда камней и тлеющих углей: так Рим наказал участников восстаний, вспыхнувших по всей Палестине после смерти Ирода Великого в 4 г. до н. э.

Ирод оставил после себя отнюдь не только разгневанную чернь, жаждавшую отомстить его друзьям и союзникам. После его смерти осталась еще и толпа безработных бедняков, которые пришли в Иерусалим из деревень, чтобы строить дворцы и театры Ирода. Его активное градостроительство, и особенно проект по расширению Храма, обеспечивало работой десятки тысяч крестьян и поденных работников, многим из которых пришлось уйти со своей земли из-за засухи, неурожая или, что случалось нередко, из-за настойчивости сборщика налогов. Но с окончанием строительного бума в Иерусалиме и завершением Храма незадолго до смерти Ирода эти люди внезапно оказались безработными и были выдворены из города искать пропитание в другом месте. В результате массового оттока населения назад в сельскую местность она вновь превратилась в рассадник революционной активности, как это было до того, как Ирод стал царем.

Примерно в это время в Галилее появилась новая и гораздо более грозная группа разбойников, возглавляемая харизматичным бунтарем по имени Иуда Галилеянин. Традиция говорит о том, что он был сыном известного главаря мятежников Езекии, несостоявшегося мессии, которого Ирод взял под стражу и обезглавил сорока годами ранее, в ходе своей кампании по очистке страны от бандитской угрозы. После смерти Ирода Иуда Галилеянин объединил свои силы с людьми загадочного фарисея по имени Саддук и положил начало совершенно новому движению, которое Иосиф Флавий назвал «четвертой философской школой», чтобы отличать ее от других трех «школ» — фарисеев, саддукеев и ессеев. Последователей этой «четвертой философии» отличала от остальных непоколебимая преданность идее освобождения Израиля от иноземного господства и упорное стремление не служить никому, кроме единого Бога, пусть даже ради этого им пришлось бы умереть. Для веры такого типа существовал четкий термин, который был понятен всем благочестивым иудеям независимо от их политических взглядов и который они охотно применяли к себе: «ревность» (греч. дзелос, отсюда — «зелот»).

Это понятие подразумевало строгое соблюдение Торы и Закона, отказ повиноваться любому иноземному господину — вообще служить кому-либо из людей — и бескомпромиссную преданность всевышнему Богу. Ревновать о Боге означало идти по пылающим следам пророков и героев прошлого, мужчин и женщин, которые не признавали никого равным Ему, которые не склонялись ни перед кем из правителей, кроме Царя, и которые были беспощадны к идолопоклонникам и нарушителям Божьего закона. Сама земля Израиля была приобретена через ревность, поскольку именно ревностные воины Господа очистили ее от всех чужеземцев и язычников, как повелел Бог. «Приносящий жертву богам, кроме одного Господа, да будет истреблен» (Исх. 22. 20).

Многие иудеи, жившие в I веке в Палестине, стремились жить с таким рвением, каждый на свой манер. Но были и такие, кто, желая сохранить свои ревнительские идеалы, были полны решимости при необходимости прибегнуть к крайним проявлениям насилия, причем не только против римлян и язычников, но и против своих соотечественников-иудеев, которые дерзнули подчиниться Риму. Таких людей называли зелотами («ревнителями»).

Этих зелотов не следует путать с членами группировки зелотов, которая появится примерно шестьдесят лет спустя, после Иудейского восстания 66 г. н. э. При жизни Иисуса «ревнительство» не означало четкой принадлежности к секте или политической группировке. Это была идея, стремление, разновидность благочестия, тесно связанная с широко массовыми апокалиптическими ожиданиями, охватившими иудейское общество после римского завоевания. У людей, особенно у земледельцев и благочестивых бедняков, набирало силу чувство, что близится конец существующего мира и новый, божественный порядок вот-вот явит себя. Царство Божие было совсем рядом. Все говорили о нем. Но власть Бога могла быть установлена только с помощью тех, у кого есть рвение бороться за нее.

Подобные идеи существовали задолго до того, как появился Иуда Галилеянин. Но он, возможно, был первым лидером, который смешал разбойников и ревнителей в единую революционную силу, сделав сопротивление Риму религиозным долгом, возложенным на каждого иудея. Именно его пылкая решимость сделать все, что бы ни потребовалось, для избавления иудеев от иноземной власти и очищения израильской земли во имя Господа превратила «четвертую философию» в образец ревностного сопротивления для тех многочисленных мятежников и бунтарей, которые через несколько десятилетий объединят свои силы ради изгнания римлян из Святой Земли.

В 4 г. до н. э., когда Ирод Великий умер и был погребен, Иуда со своей небольшой армией зелотов предпринял дерзкую атаку на город Сепфорис. Они взломали двери в царский арсенал и захватили оружие и провизию, хранившиеся внутри. Полностью вооруженные, последователи «четвертой философии» вместе с примкнувшими к ним сторонниками из числа жителей города начали партизанскую войну по всей Галилее, грабя дома богатых и власть имущих, поджигая селения и верша Божье правосудие над аристократами и теми, кто продолжал хранить верность Риму.

На протяжении последующего десятилетия, жестокого и нестабильного, движение ширилось и становилось все ожесточеннее. Затем, в 6 г. н. э., когда Иудея была официально провозглашена римской провинцией, а сирийский наместник Квириний объявил ценз для того, чтобы пересчитать, записать и обложить налогом людей и имущество в новоприобретенном регионе, последователи «четвертой философии» не упустили свой шанс. Они воспользовались переписью, чтобы обратиться к иудеям с финальным призывом: восстать вместе с ними против Рима и бороться за свою свободу. Перепись — это мерзость, утверждали они. Это утверждение рабского положения иудеев. С точки зрения Иуды, разрешить пересчитать себя, как стадо овец, было тем же самым, что поклясться в верности Риму. Это было признание того, что иудеи были не избранным народом, а личной собственностью императора.

Иуду и его последователей приводил в бешенство не сам ценз, а сама идея о необходимости платить Риму дань или налоги. Какой еще знак был нужен для того, чтобы осознать, что иудеи находятся в рабстве? Выплата дани была тем более оскорбительна, поскольку подразумевала, что земля принадлежала Риму, а не Богу. Действительно, для зелотов подати стали своего рода проверкой на благочестие и преданность Богу. Попросту говоря, если ты признавал, что дань цезарю законна, ты был предателем и отступником. Ты заслуживал смерти.