Профессор протоиерей Владислав ЦЫПИН - ИСТОРИЯ РУССКОЙ ЦЕРКВИ (Синодальный период) Страница 12

В Сибирь отправили и епископа Платона (Малиновского). Многие из архиереев уволены были со своих кафедр. Лишили кафедр архиереев: Досифея Курского, Илариона Черниговского, Варлаама Псковского.

Но главной заботой Феофана было устранение его давнего противника и обличителя архиепископа Феофилакта (Лопатинского). Святитель Феофилакт был родом из Малороссии, образование получил в Киеве, в 1704 года переехал в Москву, вскоре назначен был ректором Московской Академии. В свое время вместе с префектом Академии архимандритом Гедеоном (Вишневским) он обличал всесильного любимца Петра и ставленика на архиерейскую кафедру Феофана в неправославии.

В 1728 году, когда позиция Феофана пошатнулась, архиепископ Феофилакт решился опубликовать труд своего учителя митрополита Стефана «Камень веры», обличавший протестантские лжеучения, в склонности к которым сильно подозревали всегда Феофана. Вокруг книги вспыхнула богословская полемика. В Лейпциге появилась резко критическая рецензия на нее, подписанная именем вскоре скончавшегося немецкого богослова Буддея, но, по мнению современников, составленная самим Феофаном. Архиепископ Феофилакт выступил с «Ответом» на эту критику в защиту труда своего учителя. Он пытался переиздать книгу, но шел уже 1731 год  в стране свирепствовала бироновщина, и попытка напечатать книгу, направленную против протестантизма  вероисповедания большей части правителей России, была затеей неосуществимой и крайне опасной. Феофан не преминул воспользоваться этим шагом своего прямодушного и бесстрашного противника. Он прямо обратился в тайную канцелярию, доказывая там, что поступок архиепископа Феофилакта «вреден» государству.

Начались исповеднические страдания святителя. Его исключили из Синода и удалили в Тверь. По требованию Бирона запрещен был «Камень веры», а Феофан тем временем анонимно пустил в обращение свой «Молоток на Камень веры», в котором развязно глумился над личностью стойкого борца за Православие митрополита Стефана. Чтобы добиться ареста святителя Феофилакта, Феофан внушил немецкому правительству России, что существует «злодейская фракция» к которой он причислял всех ревнителей Православия и что «фракцию» эту для блага государства надо непременно открыть и истребить. Начались новые аресты. Схватили иеромонаха Иосифа (Решилова), архимандрита Иосифа (Маевского), архимандрита Маркелла (Радыщевского), грека Евфимия Колетти, которые хорошо знали архиепископа Феофилакта. Их обвинили в измене, пытали, добивались признания, а главное, требовали показаний против святителя Феофилакта. О том, как велись допросы в застенках, можно судить по такой записи, сделанной в тайной канцелярии: «Маевский поднят на дыбу и вожен по спицам 3-4 часа. А с подъема на дыбу и с вожения по спицам говорил то же, как выше показано, и в том утвердился. И по прошествии трех-четырех часов усмотрено по состоянию его, Маевского, что в себе слаб и более по спицам не вожен и с дыбы спущен».

В 1735 году взяли архиепископа Феофилакта. Его отвезли в канцелярию Бирона, где предъявили обвинение в оскорблении величества. Но обвиняемый твердо заявил, что ничего не замышлял против императрицы. Ему с угрозами велели присягнуть в этом. И он со словами: «Совесть меня ни в чем не зазирает»,  исполнил затребованное от него. После допроса у Бирона один из судей святителя Новоспасский архимандрит Иларион, возвращаясь домой, был внезапно разбит параличом и мертвым вывалился из коляски, причем даже слуги его не заметили этого, а хватились о нем только дома, и вернувшись, нашли его бездыханным на дороге. В канцелярии Бирона стали пытать исповедника. Его били батогами, поднимали на дыбы. Три года тянулось следствие. Доведя узника до полумертвого состояния, его объявили лишенным сана и монашества и заключили в Петропавловскую крепость. Освобожден он был уже после смерти императрицы Анны. Едва живого страдальца привезли в его дом в Петербурге. Возле его постели собрались члены Синода и объявили ему о возвращении сана. Блаженная кончина исповедника последовала 6 мая 1741 года. Между тем, в самый разгар его исповеднических страданий, в 1736 году умер его главный мучитель архиепископ Феофан. В предсмертные минуты он, вероятно, сознавая глубину своего нравственного падения, вздыхал: «О главо, главо! Разуму упившись, куда ся преклонишь?».

В 1740 году, после смерти Анны Российский престол перешел к ее внучатому племяннику младенцу Иоанну Антоновичу. Правителем регентом стал Бирон. В правящей клике начались раздоры. Генерал Миних арестовал Бирона. Мрачная эпоха оскорбительной для православного русского народа тирании иноземцев подходила к концу. Начались амнистии осужденных. Вскоре, в 1741 году произошел новый переворот. Царственного младенца заключили в казематы Шлиссельбурга. Зачинщики заговора гвардейские офицеры возвели на престол дочь Петра Елизавету.

§ 2. РПЦ в 1741-1762 годы

Воцарение Елизаветы Петровны в русском народе встречено было с надеждами на перемены к лучшему. Православное духовенство переживало это событие как освобождение от кошмара бироновщины. Проповедники с церковных кафедр прославляли новую царицу как спасительницу России от иноземного ига, как новую Эсфирь и Юдифь. Ректор Московской Академии архимандрит Кирилл (Флоринский), вспоминая о только что пережитом Россией ужасе, восклицал: «Доселе дремахом, а ныне увидехом, что Остерман и Миних с своим сонмищем влезли в Россию яко эмиссары дьявольские».

А Новгородский архиепископ Амвросий (Юшкевич) с кафедры провозглашал: «Преславная победительница избавила Россию от врагов внутренних и сокровенных. Такие то все были враги наши, которые под видом будто верности Отечество наше разоряли, и смотри, какую дьявол дал им придумать хитрость! Во-первых, на благочестие и веру нашу Православную наступали. Но таким образом, будто они не веру, но непотребное и весьма вредительное христианству суеверие искореняют. О, коль многое множество под таким притвором людей духовных, а наипаче ученых истребили, монахов расстригли и перемучили! Спросите, за что? Больше ответа не услышишь, кроме всего: суевер, ханжа, лицемер… под образом будто хранения чести и здравия и интереса государства о коль бесчисленное множество, коль многие тысячи людей благочестивых, верных, добросовестных, невинных, весьма любящих в Тайную похищали, в смрадных узилищах и темницах заключали, гладом морили, пытали, мучали, кровь невинную проливали».

Святитель Димитрий (Сеченов), впоследствии митрополит Новгородский, на Благовещение в 1742 году в присутствии императрицы дал такую характеристику пережитой поре: «Противницы наши… как прибрали все Отечество наше в руки, коликий яд злобы на верных чад российских отрыгнули, коликое гонение на Церковь Христову и на благочестивую веру воздвигли! Их была година и область темная; что хотели, то и делали! Во-первых, пытались благочестие отнять, без которого бы мы были горше турков, жидов и арапов… А наипаче коликое гонение на самых благочестия защитителей, на самых священных Тайн служителей! Чин духовный  архиереев, священников, монахов  мучили, казнили, расстригали… Монахов, священников, людей благочестивых в дальние Сибирские города, в Охотск, Камчатку, в Оренбург отвозят. И тем так устрашили, что уже и самые пастыри, самые проповедники слова Божия молчали и уст не смели о благочестии отвероти»…

В характере новой императрицы многое внушало радужные надежды. Любовь к роскоши и удовольствиям не заглушала в ней искреннего и горячего благочестия. Набожность Елизаветы отчасти объясняется теми обстоятельствами, в которых протекала ее юность. При императрице Анне она была оттеснена от двора и вела полузатворническую жизнь. В молодости она часто приезжала в Александровскую слободу, где в женском монастыре спасалась ее тетка. Она любила ходить на богомолье по монастырям, особенно в Троице-Сергиеву Лавру. Строго постилась. В отличие от своего отца, Елизавета окружала себя «Божиими людьми»  странниками и юродивыми. При этом по характеру своему она была веселой, общительной и доброй. Лишенная всякого политического честолюбия, она вступила в негласный, но законный брак с простым певчим из казаков Алексеем Разумовским, который был воспитан в духовной среде и к духовенству всегда относился с большим почтением.

В канун переворота Елизавета долго молилась перед образом Божией Матери и дала обет: если она воцарится, никого не казнить смертью. Дала она и такой обет: по исходе каждого часа и днем и ночью молиться образу Спасителя, висевшему в изголовье ее кровати. И царица исполнила оба эти обета.

По характеру своему она была, как пишут современники, очень русской, и, несмотря на господствовавшие при дворе французские моды, совершенно похожей на боярынь допетровской эпохи. После десятилетнего засилья немцев при дворе стали видны почти одни только русские люди. Став императрицей, Елизавета много жертвовала на монастыри, особенно на Троице-Сергиеву Лавру. Для ее благочестия характерна такая черта: на доклад Сената о допущении евреев на ярмарки в Россию для подъема русской торговли она наложила резолюцию: «От врагов Христовых не желаю интересной прибыли».