Рудольф Фрилинг - Христианство и перевоплощение Страница 12

Далее, следует вспомнить о том, что в Иоанне Крестителе узнают вновь пришедшего Илию (Мф. 11:14 и 17:11–13), о вознесении которого сообщает Ветхий Завет (4 Цар. 2:11) и который в Израиле всегда чтился как продолжающий жить в вечности пророк. Илия как духовный лик является в эпизоде преображения Христа (Мф. 17:3), и с ним — давно умерший Моисей. Оба они ведут с Христом духовную беседу и из своей духовной перспективы прозревают предстоящее событие Голгофы (Лк. 9:31). Живым умершим является и Авраам. Христос отвергает материализм саддукеев, указывая на слова Бога-Отца «Я Бог Авраама, и бог Исаака, и Бог Иакова»; «Бог не есть Бог мертвых, но живых» (Мф. 22:32), Лука же еще добавляет: «Ибо у Него все живы» (Лк. 20:38). В рассказе о нищем Лазаре живущий по ту сторону земного бытия Авраам является как особенный дух — хранитель и попечитель умерших израильтян (Лк. 16:19–31). В Евангелии от Иоанна Христос говорит об Аврааме: «Авраам, отец ваш, рад был увидеть день Мой; и увидел и возрадовался» (Ин. 8:56). Можно бы счесть это аллюзией, скажем, на встречу с Мелхиседеком, благодаря которой из наступающего мира христианства в жизнь Авраама упал солнечный луч. Но контекст Иоаннова Евангелия, похоже, сообщает нечто иное. Возражение иудеев: «Тебе нет еще пятидесяти лет, — и Ты видел Авраама?» — не имело бы смысла, если бы подразумевало событие многотысячелетней давности. Иудеи вполне осознавали временные масштабы своей истории. Но о чем говорят эти пятьдесят лет? Рудольф Штайнер обратил внимание на то, что в различных возрастных фазах человеческой жизни скрыты различные возможности познания глубинных тайн. Иудеи определенно полагали, что нужно прожить по меньшей мере семь раз по семь лет, чтобы достичь той возрастной зрелости, которая позволяет духовными очами узреть патриарха. Речь идет о возможности духовной встречи с живущим по ту сторону земного бытия Авраамом. Благодаря своим особенным задаткам, Христос, хотя и не достиг еще пятидесятилетнего возраста, имел такую духовную встречу с Авраамом, который, как Моисей и Илия, с участием взирает «свыше» на происходящие на земле события.

Совершенно не согласуется с учением о полной смерти и уже упомянутый рассказ Христа о «богатом человеке и нищем Лазаре» (Лк. 16:19–31). В Евангелии этот рассказ не обозначен словом «притча», скорее всего, он взят из жизни. Речь здесь со всей ясностью идет о том, что происходит с лишенными плоти душами не после последнего воскресения, но спустя короткое время после смерти. Оба они — и богатый человек, и Лазарь — не только не уничтожаются вместе с жизнью тела, но проходят через существенно различные переживания. Одна смерть отличается от другой. Фразе «и похоронили его» (о богатом) противопоставлена фраза «умер нищий и отнесен был Ангелами на лоно Авраамово». Существа, живущие в вышних мирах, Ангелы, принимают его душу. Они провожают ее в ту сферу духовного мира, с какой благочестивые иудеи ощущают внутреннее духовное родство и притяжение; на образном языке они называют эту сферу лоном Авраамовым. Встречаясь с душой патриарха, они чувствуют себя укрытыми в ней. К «богатому», погруженному в материальные наслаждения, Ангелы, так сказать, вовсе не могут подступиться. Проходит некоторое время, прежде чем богатый человек, придя в сознание, «поднял глаза свои» и обнаружил себя в муках. Вследствие того, что жизнь прошла в чувственных наслаждениях, страсти и желания, которые можно удовлетворить только посредством тела, как бы укоренились в его душе и теперь мучают его «в пламени». Он не на. лоне Авраамовом, но «в аде» (Лк. 16:23). Однако воскресающее сознание («он поднял глаза свои») позволяет ему увидеть и, собственно, предназначенного ему духовного водителя Авраама, но «вдали» — в мире, который очень от него далеко. Там же он видит и Лазаря. Прошедшая жизнь еще существует в его памяти; узнает он и людей, с которыми был связан на земле. Первое, что делает богатый, подняв глаза свои, описано словами «и, возопив, сказал», посылая Аврааму весть в том роде, «как один дух говорит с другим». «Отче Аврааме! умилосердись надо мною и пошли Лазаря, чтобы омочил конец перста своего в воде и прохладил язык мой». При жизни он всей душой был погружен в наслаждения изысканными яствами, и теперь собственный язык палит его огнем — «ибо я мучаюсь в пламени сем». И в действительности происходит разговор между духами. Богатый человек слышит голос Авраама, который даже любовно называет его «чадо», но при этом все же не может не объяснить ему неизбежную закономерность: «вспомни». Прожитая жизнь снова встает после смерти перед глазами умершего. «Вспомни, что ты получил уже доброе твое в жизни твоей». Теперь с особой болезненностью выясняется: только что закончившаяся жизнь была поистине твоей», но ты прожил ее неправильно. Ты ведь стремился к тому, что считал «своим добрым»,- К внешнему наслаждению, — и теперь принужден увидеть, что все это «твое доброе» ты утратил, оно изжило себя в материальном наслаждении, оставив теперь лишь жгучие лишения. «Пропасть», которая «утверждена» «между нами и вами», т. е. между адом и лоном Авраамовым, символизирует, что по крайней мере некоторое время после смерти вещи сохраняются такими, какими они были в миг смерти. Еще живущий на земле обладает привилегией: он еще может в любое время изменить свое сознание и свои поступки. Этой возможности перестроить свою судьбу — «добрый разбойник» сумел в последний миг, на кресте, решающим образом изменить свою судьбу — после смерти более не предоставляется. На земле судьбы совершаются — после смерти они неумолимо испытываются в их истинной ценности или негодности. Медленно развивается «пробуждение» богатого человека, из его души проистекает даже человеческое чувство любви, когда, думая о своих еще живущих на земле братьях, он желает предостеречь их от греха. Но и такой возможности нет. Здесь рассказ обрывается. Он опять-таки ничуть не претендует на роль обобщающего компендия касательно жизни после смерти, но с глубочайшей серьезностью при водит ее фрагмент, показывает на конкретном примере, что с человеком может случиться сразу после смерти, в мире ином. Рассказ во всех своих подробностях кажется таким “оккультно-деловым”, и не стоит, приуменьшая eгo важность, видеть в нем ни к чему не обязывающую нравоучительную басню, снисходительно приспособленную к народным представлениям. В определенный момент занавес падает и рассказ обрывается. Неумолимая закономерность посмертного переживания стала зримой. Однако это еще не означает, что страдания богатого человека должны продолжаться бесконечно. В другом месте Христос указывает на негативные посмертные переживания, которые должно искупить все до последнего, но потом они все же заканчиваются. Человеку Он дает совет быть готовым уладить возникающие в отношениях с ближними трудности, «пока ты еще на пути с ним» (Мф. 5:25). Вновь подчеркивается важность этой земной жизни, в которой свершаются судьбы, определяется направление. Сложность, не улаженная при жизни на земле, приводит в вышнем мире к серьезным, далеко идущим последствиям. Вопрос будет вынесен на божественный суд, который предаст виновного «истязателю» (об этом подробно рассказывает Евангелие от Луки, 12:58). Грешник попадает во власть существ-истязателей, он переживает легкомысленно утраченную вследствие греховных поступков свободу как «темницу» И должен пребывать в этом состоянии до искупления последнего греха. «Сказываю тебе: не выйдешь оттуда, пока не отдашь и последней полушки».

В сочинении Фомы Аквинского «Сумма теологии» есть примечательное описание того, как умершие души достигают своего «места». Фома говорит, что тела несут в себе как силу тяжести (gravitas), так и подъемную силу (levitas) и что тем самым определяется их место. Так же и в душе, лишившейся тела, сила притяжения вышнего мира проявляется как «1evitas», а сила притяжения нижнего мира — как «gravitas», смотря по тому, как прожита окончившаяся земная жизнь. Душа тогда следует как бы магнитной тяге той сверхчувственной области, с которой она чувствует родство. И в зависимости от этого она или «гравитирует», или «левитирует» (Summa the010giae. Приложение 69,2).

Во Втором Соборном послании апостола Петра смерть обозначена еще и поныне часто употребляемым в медицинском смысле, но уже не в буквальном своем значении словом «exitus» «‹отшествие») (2 Петр. 1: 15), по-гречески «ехоdos» — исход, — путь, выводящий вовне. Это слово подразумевает, что существует нечто такое, что по смерти исходит вовне и вступает теперь на свой собственный путь. В ст. 14 этой главы Послания Петра смерть описывается как предстоящее «скоро должен оставить храмину мою». Апостол Павел, не оставляя надежд на конечное воскресение — преображение, ожидает, что после смерти, после «разрешения» (analyein), он «будет со Христом» (Фил. 1:23). Многократно употребляемое для обозначения смерти выражение «почить» не противоречит такому ожиданию. «Почuванuе» (т. е. сон) имеет общее со смертью: и там, и там душевное начало «выскальзывает» из тесной связи с телом. Крепко спящий не слышит боя часов, поскольку своей душою он не находится «внутри слуха», в котором внешне ничего не изменилось. Во сне такое разъятие души и тела является еще более или менее слабым, в смерти же духовно-душевное начало выходит из человека окончательно, забирая с собой тончайший жизненный организм, эфирные жизненные силы. Но отделение души от тела — общее для этих двух процессов. Учение о полной смерти не находит опоры и в Евангелии от Иоанна, где как раз усиленно подчеркивается, что подлинно высшей жизни можно достигнуть и с помощью того, что начинается «уже сейчас», на земле: «Верующий в Сына имеет жизнь вечную» (Ин. 3:36; ср. также 1 Ин. 5:12). «Слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную и на суд (krisis) не приходит, но перешел от смерти в жизнь» (Ин. 5:24). «Истинно, истинно говорю вам: наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут» (Ин. 5:25). Нечто от этого «и настало уже» произошло у купальни Вифезда с расслабленным, который лежал как «мертвый» и не имел собственной воли к выздоровлению, пока не услышал призыв Господа: «Встань и ходи!» Воскрешенные Христом из состояния душевной смерти уже сейчас участвуют в высшей жизни. Следующие далее слова о «находящихся в гробах», которые воскреснут к «воскресению жизни» или к «воскресению осуждения» (Ин. 5:28, 29), указывают на окончательное преображение тела на Страшном суде: здесь формула «наступает время» приведена без добавления «и настало уже». Но внутреннее переживание воскресения, возможное уже сейчас, исключает уничтожение в полной смерти. Окончательное воскресение на Страшном суде «творивших добро» есть «воскресение» в полном смысле слова — «воскресение жизни». Воскресение же суда, «воскресение осуждения», видимо, указывает на то, что в конце земного времени, а значит, тоже в конце земных возможностей, прошедшим земное бытие людям, которые неправильно использовали эти возможности, злоупотребили ими, предстоит последнее, неумолимо ясное переживание расплаты. Слова о «мучении в огне» в синоптических Евангелиях и в Апокалипсисе возвещают, что однажды, когда прейдет всякая видимость, стихия божественной любви воцарится как последняя реальность, «огонь», который Христос хотел «низвести на землю». «Кто близок Мне, тот близок огню», — говорит Господь в одном из апокрифов. Если человек своим внутренним существом живет в стихии божественного огня, это дарит ему блаженство. Если же своим душевным складом он стоит «вовне», то воспринимает эту «внешнюю» для него стихию любви, от реальности которой он более не может уклониться, как постоянный упрек, как жгучую муку.