Хусто Гонсалес - История христианства Tom I. От основания Церкви до эпохи Реформации. Страница 13

Если Татиан так отзывается о лучших образцах классической культуры, можно себе представить, что он говорит о языческих богах. Гомер и другие греческие поэты рассказывают об их позорных делах, таких как прелюбодеяние, кровосмесительные связи и детоубийство. Как можно поклоняться таким богам, которые ниже нас самих? Наконец, говорит Татиан, не надо забывать, что многие статуи, которым поклоняются язычники, по сути, изображают блудниц, послуживших скульпторам моделями. Таким образом, те самые язычники, которые утверждают, что христиане принадлежат к низшим социальным слоям, фактически поклоняются людям из низших классов.

Но так рассуждали далеко не все христиане. Юстин, став христианином, не перестал быть философом, а просто взял на себя задачу разработать "христианскую философию"; и прежде всего он намеревался показать и объяснить связь между христианством и классической мудростью. Поэтому он не разделял неприязни Татиана к философии. Но это не означает, что он шел на компромиссы в вопросах веры или что у него не было твердых убеждений, ибо когда пришло его время выступить за веру, он дрогнул и стал известен как Юстин Мученик.

Юстин утверждал, что между христианством и языческой философией много точек соприкосновения. Лучшие среди философов, например, говорят о высшем существе, которому обязано своим существованием все остальное. Сократ и Платон допускали жизнь после физической смерти, а Сократ доказал силу этого заявления тем, как он умер. Платон знал, что за пределами видимого мира существует иная реальность, и рассуждал о другом, вечно реальном мире. По мнению Юстина, во всех этих вопросах философы по существу правы, хотя он и не всегда соглашался с конкретными положениями их учений – так, христианская надежда основывается не на бессмертии души, а скорее на воскресении тела. Но несмотря на эти различия, Юстин полагал, что в работах философов есть проблески истины, которые невозможно объяснить просто случайным совпадением.

Чем же тогда объясняются эти отдельные согласия между философами и христианством? Ответ, полагал Юстин, надо искать в учении о Логосе. Это греческое слово означает одновременно "слово" и "разум". Согласно традиционным представлениям греческой философии, человеческий ум способен понимать реальность благодаря Логосу или всеохватывающему разуму, пронизывающему всю реальность. Например, усвоить, что два плюс два равно четырем, мы можем благодаря тому, что как в нашем сознании, так и во всем мире есть Логос, разум или порядок, согласно которому два плюс два всегда равняется четырем. И, как сказано в четвертом евангелии, в Иисусе Логос, или Слово, стал плотью. Таким образом, по мысли Юстина, воплощение означает пришествие во плоти Логоса, или Божьего Слова.

Согласно четвертому евангелию, Логос – это "Свет истинный, просвещающий всякого человека". Это означает, что Он был источником всякого истинного знания еще до воплощения. Павел сказал (1 Кор. 10:1-4), что древняя иудейская вера основывалась именно на Христе, раскрывшем Себя еще до воплощения. К этому Юстин добавляет, что тот же Логос был известен и язычникам, хотя они смутно представляли, что это такое. Все истинное в сочинениях Платона получено им от Божьего Логоса, того Логоса, Который воплотился в Иисусе. Следовательно, в определенном смысле Сократ, Платон и другие мудрецы древности "были христианами", поскольку их мудрость исходила от Христа. Но это не означает, что воплощения и не требовалось, – ведь эти философы знали Логоса "частично", а увидевшие Его в воплощенном Христе познали Его "полностью".

Таким образом, Юстин подготовил почву для того, чтобы христианство восприняло все ценное, что можно найти в классической культуре, несмотря на ее языческий характер. Следуя его примеру, вскоре и другие христиане начали пытаться "наводить мосты" между своей верой и античной культурой. Их деятельность и сопряженные с нею опасности мы рассмотрим в других главах нашего повествования.

Учение о Логосе в трактовке Юстина создало своего рода исходную канву, в рамках которой христиане могли черпать все, что хотели, из богатых залежей классической культуры. По-прежнему, однако, сохранялась необходимость опровергать разного рода обвинения, выдвигавшиеся против христианства. Перечислить все приводившиеся доказательства мы, конечно, не сможем, но некоторые примеры могут дать общее представление о характере использовавшейся апологетами аргументации.

Когда христиан обвиняли в атеизме на основании того, что у них нет видимых богов, они отвечали, что величайшие философы и поэты, в таком случае, тоже были безбожниками. В подкрепление достаточно процитировать авторов древности, утверждавших, что богов придумали люди и что у богов гораздо больше пороков, чем у тех, кто им поклоняется. По словам Аристида, богов как раз и придумали для оправдания человеческих пороков. Распространенным доводом было также утверждение, что идолов, часто сделанных из золота и украшенных драгоценными камнями, необходимо охранять от воров. Как может защитить бог, который сам нуждается в защите? Как может быть выше людей бог, сделанный человеческими руками?

В ответ на возражения, выдвигавшиеся против учения о конечном воскресении, апологеты ссылались на Божье всемогущество. Коль скоро Бог создал все тела из ничего, почему Он не может сотворить их заново после их смерти и рассеяния?

На обвинения христиан в аморальности апологеты отвечали, что это неправда и что аморальным поведением отличаются как раз язычники. Как можно верить, что наше богослужение сопровождается оргиями и кровосмесительными связями, если правила нашего поведения таковы, что не допускают даже порочных мыслей? Такие вещи о своих богах рассказывают как раз язычники и сами занимаются ими под видом богослужения. Как можно верить, что мы едим младенцев, если мы отвергаем кровопролитие в любой форме? Это язычники оставляют нежеланных детей на произвол судьбы, позволяя им умирать от холода и голода.

Наконец, христиан обвиняли в подрывной деятельности, поскольку они отказывались поклоняться императору и тем самым разрушали единство общества. Апологеты отвечали, что они действительно отказываются поклоняться императору или любому другому человеку, но, несмотря на это, остаются лояльными подданными империи. Императору надо не поклоняться, а служить, говорили они; и лучше всего ему служат те, кто молится за него и за империю единственному истинному Богу.

В заключение отметим, что сочинения апологетов свидетельствуют о сложности условий, в которых жили ранние христиане. Отвергая язычество, они вместе схем вынуждены были считаться с тем, что именно язычество создало высокую культуру. Не отрицая, что в трудах философов заключена доля истины, они в то же время настаивали на превосходстве христианского откровения. Отказываясь поклоняться императору и даже подвергаясь гонениям со стороны властей, они продолжали молиться за императора и восхищались величием Римской империи. Эти противоречия прекрасно выражены в обращении "К Диогнету":

По национальности, языку и обычаям христиане не отличаются от других людей… Они живут в своих странах, но как пришельцы. Они исполняют все гражданские обязанности, но страдают как иноземцы. Они находят родину там, где живут, но их родина не относится к какому-то одному определенному месту… Они живут во плоти, но не по плоти. Они живут на земле, но как граждане неба. Они подчиняются всем законам, но живут на более высоком уровне по сравнению с требованиями закона. Они любят всех, но их все преследуют {11}.

2 Основание веры

Ошибка никогда не предстает в обнаженном виде, дабы не быть раскрытой. Наоборот, она облачается в элегантные одежды, чтобы опрометчивый человек верил, что она заслуживает большего доверия, чем сама истина.

Ириней Лионский

Обращенные приходили в раннюю церковь из самых разных слоев общества. Такое социальное разнообразие обогащало церковь и свидетельствовало о всеобъемлющем характере ее послания. Нов результате члены церкви неодинаково понимали послание, а иногда истолковывали его так, что это угрожало единству церкви. Еще больше усиливал обозначенную опасность тогдашний синкретизм мышления, согласно которому истину надо искать не в какой-то одной системе верований, а в соединении или синтезе частей и элементов различных религий. В итоге, хотя многие заявляли о верности имени Христа, это имя нередко истолковывалось так, что суть послания казалась неясной или даже ускользала.

Ни одно из этих разнообразных истолкований христианства не было столь опасным и столь близким к успеху, как гностицизм. Он являл собой не четко организованное движение, противостоящее церкви, а скорее обширное аморфное течение, имевшее приверженцев как внутри церкви, так и за ее пределами. Имя Христа и остальные понятия иудейско-христианского предания гностиками истолковывались таким образом, что иудеями и христианами это воспринималось как отрицание основополагающих принципов их веры.