Сергей Жарков - Рыцарские ордена в бою Страница 13

На суше действия военно-монашеских орденов включали как защиту и осаду фортификационных укреплений, так и сражения на открытом пространстве.

Полевые сражения

В открытых сражениях от военно-монашеских орденов не требовалось предоставления определенного числа людей, и потому довольно трудно определить количество рыцарей-монахов, участвовавших в боях на различных фронтах. Но складывается впечатление, что вообще общее число братьев было относительно невелико, даже по средневековым стандартам. Так, например, в письме тамплиера из Святой земли сообщается, что орден в мае 1187 года потерял шестьдесят братьев в Крессоне, а еще двести тридцать были убиты в сражении при Хаттине, в результате чего центральный монастырь тамплиеров «почти полностью обезлюдел». В еще одном письме, написанном после поражения при Ла-Форбье в 1244 году, говорится, что тамплиеры и госпитальеры потеряли примерно по 300 рыцарей, а остались в живых 33 тамплиера и 26 госпитальеров.

На Пиренейском полуострове военно-монашеские ордена были еще малочисленнее. Потеря орденом Сантьяго-де-Компостела своего магистра и 55 братьев в сражении при Моклине в 1280 году привела к слиянию остатков ордена с орденом Санта-Мария-де-Эспанья. В 1229 году отряд тамплиеров, принимавший участие в нападении на Майорку, составлял только двадцать пятую часть всего войска, хотя тамплиеры были самым могущественным орденом в Арагоне. Однако нужно принимать во внимание, что христианские правители Испании имели в своем распоряжении намного больше обычных, светских войск, чем поселенцы в Сирии, поскольку христиане составляли гораздо больший процент населения в Испании, чем в государствах крестоносцев, и правители могли в любой момент потребовать от своих подданных выполнения обязательной воинской повинности.

Рыцарь отправляется в крестовый поход. Гравюра на дереве Густава Доре.

Хроники, описывающие военные действия в Прибалтике, также свидетельствуют о том, что рыцарей-монахов, участвовавших в них, было гораздо меньше, чем остальных сражавшихся. Так, например, «Livonian Rhymed Chronicle» (Ливонская Рифмованная Хроника) сообщает, что в 1268 году ливонский магистр Тевтонского ордена созвал всех боеспособных братьев, и их число составило сто восемьдесят человек, при том что все войско насчитывало восемнадцать тысяч. Тевтонцам в этом регионе большую помощь оказывали отряды крестоносцев. Так, завоевания 1255 года были осуществлены с помощью маркграфа Бранденбургского Оттокара II Богемского и большого крестоносного войска.

Несмотря на то что рыцарей-монахов было сравнительно немного, за свою храбрость они пользовались уважением даже противников (особенно на Востоке). Братья представляли собой силу более дисциплинированную и организованную, чем многие светские воинские части. Тамплиеры следовали строгим правилам поведения в военном лагере и на марше, и, конечно, братья всех орденов были связаны обетом послушания, нарушение которого грозило суровой карой. Наказанием за дезертирство в бою было исключение из орденов, а в ордене тамплиеров за атаку без разрешения провинившихся отстраняли от жизни ордена на определенный срок. Конечно, угроза наказания не могла исключить все случаи неповиновения, но многие исследователи крестоносного движения разделяют точку зрения великого магистра ордена тамплиеров Жака Бернара де Моле (1243–1314), который считал, что тамплиеры благодаря обету послушания превосходят остальные войска. Некоторые ученые видят преимущество рыцарских орденов на Востоке еще и в том, что они, постоянно там находясь, обладали большим опытом местной войны, в отличие от прибывавших с Запада крестоносцев.

Турнир, устроенный во время перемирия между христианами и мусульманами. Гравюра на дереве Густава Доре. В поединках меряются силами лучшие мусульманские воины и прославленные рыцари-крестоносцы.

В восточное Средиземноморье опытные и знающие члены военно-монашеских орденов часто посылались в авангард и арьергард крестоносных войск, как это было во время пятого крестового исхода египетского похода Людовика IX. В Испании этого не требовалось, поскольку местные, испанские, войска лучше знали местность и ситуацию, но ядро армии при начале кампании часто составляли члены военно-монашеских орденов, потому что остальные части нельзя было мобилизовать достаточно быстро. К тому же на братьев-рыцарей, в отличие от других воинов, можно было положиться. Так, в 1233 г. некоторые отряды ополчения кастильских городов покинули осаду Убеды, так как срок их службы истек. С членами военно-монашеских орденов такого поворота событий можно было не опасаться.

Однако братья воевали не только с «неверными». Иногда они направляли оружие против единоверцев, защищая или преследуя интересы своего ордена. И примеров тому немало. В 1233 году в Ливонии меченосцы конфликтовали со сторонниками папского легата Балдуина Алнского; на Востоке ордена участвовали во внутренних политических конфликтах, характерных для XIII века, таких, как война св. Саввы в Акре, а также бывали вовлечены в частные междоусобицы; то же самое происходило во второй половине XIII века и в политически нестабильной Кастилии. Вовлечение рыцарей-монахов в подобные конфликты истощало силы, которые могли бы быть использованы в борьбе с мусульманами или с язычниками. Более того, несмотря на всю свою дисциплинированность, военно-монашеские ордена не всегда откликались на призывы к оружию. Сборники документов арагонских королей содержат не только повторные вызовы для участия в военных кампаниях, но и угрозы санкций против владений орденов за невыполнение королевских требований. Но, несмотря на все это, военно-монашеские ордена внесли огромный вклад в борьбу с «неверными» и на всех фронтах играли важнейшую роль в защите крепостей. Уже в середине XII века король Иерусалима Амальрик говорил королю Франции, что «если мы и можем чего-либо добиться, то только через них».

Примером, как действовали в бою в составе крестоносного войска военно-монашеские ордена на Святой земле в конце XII века, могут служить два знаменитых полевых сражения — при Хаттине в 1187 году и при Арзуфе в 1191 году.

Рыцарская конница крестоносцев преследует бегущую конницу мусульман. Миниатюра XII века.

В XII–XIII веках крестоносному движению была свойственна следующая закономерность. За очередными неприятностями на Востоке следовали обращения к Западу о помощи, а папский престол призывал к новому крестовому походу (хотя не всегда помощь оказывалась именно в форме крестовых походов и не всегда Восток просил именно о них). По этой схеме происходили почти все главные крестовые походы, которым традиция присвоила порядковые номера, а также множество менее известных военных экспедиций, которые, по сути, тоже были частью крестоносного движения. С течением времени ситуация на Востоке ухудшилась, и на протяжении XII–XIII веков на каждое поколение приходилось как минимум одно обращение с просьбой о новом крестовом походе — сначала для того, чтобы укрепить латинские поселения, а после взятия Эдессы в 1144 году мусульманским эмиром Эмадеддином Зенги и Иерусалима в 1187 году султаном Саладином — для их возвращения христианам. Потеря Иерусалима была для христиан тяжелым ударом. Причиной падения Иерусалима стало поражение войска крестоносцев в битве при Хаттине, произошедшей 4 июля 1187 года. В то время между государствами крестоносцев на Востоке и мусульманами был заключен мир. Но целиком мирного соседства не получалось. Так как часто новоприбывшие рыцари-крестоносцы были полны решимости раз и навсегда покончить с мусульманами. Они не понимали всех тонкостей жизни на Востоке и не желали прислушиваться к советам тех рыцарей-крестоносцев, которые уже долгие годы жили на сарацинской земле и были знакомы с местными обычаями, нравами и тактикой ведения боевых действий мусульман. Но новоприбывших рыцарей тоже можно было понять. Ведь многие приехавшие из Европы были просто религиозными фанатиками, которые нетерпимо относились к другим верам, а были и такие рыцари, которые, прикрываясь благородной целью, хотели попросту сколотить себе состояние, участвуя в военных походах. И тех и других не устраивали мирные отношения с мусульманами.

Салах-ад-Дин Юсуф ибн Эйюб. Реконструкция.

Поэтому в Святой земле часто происходили стычки между живущими там христианами и мусульманами. Кстати, внутри государств крестоносцев тоже не было единства, большинство знатных рыцарей враждовали между собой из-за сфер влияния на новоприбывших, так как чем больше у рыцаря сподвижников, тем его фракция сильнее и может с позиции силы, не прибегая к оружию, диктовать условия остальным. Надо сказать, что и среди мусульман тоже не было единства, именно поэтому христианским рыцарям и удалось захватить в свое время Иерусалим и так долго оставаться на Святой земле. Мусульманам был нужен сильный лидер, который мог бы не только объединить и возглавить мусульман, но и повести их на борьбу с «неверными». Этим вождем мусульман стал Саладин (Салах-ад-Дин Юсуф ибн Эйюб). В 1169 году Саладин из курдского клана Эйюбов стал главным визирем Египта. В 1171 году после смерти фатимидского халифа Адида он захватил власть и объявил себя султаном, тем самым положив конец династии Фатимидов и основав династию Эйюбидов. После смерти султана Дамаска Нур ад-Дина в 1174 году Саладин вошел в Сирию и занял Дамаск, сместив законного наследника — сына султана. Так, став правителем Египта и Дамаска, Саладин начал создавать империю, которой в будущем должны были править члены его клана. В свою империю Саладин планировал включить земли Сирии, Ирака и Йемена. На протяжении всего правления Саладина большая часть его доходов уходила на удовлетворение нужд родственников и приближенных. Щедрость была одним из необходимых атрибутов средневекового мусульманского правителя. Но планам Саладина о создании своей империи мешали благоверные мусульмане-идеалисты и беженцы из Палестины. Они все настойчивее требовали, чтобы Саладин перестал воевать с соседями-мусульманами и поскорее возглавил джихад (джихад — «священная война», дословно переводиться как «стремление», то есть стремление распространить ислам) против «неверных». С одной стороны, Саладину было выгодно выглядеть лидером мусульманской освободительной армии. Так, например, когда сторонники рода Зенги и другие враги султана называли его узурпатором, заботящимся только лишь о собственном благе своего клана, сторонники Саладина указывали на его верность идее священной войны как на подтверждение законности его власти. Надо сказать, что в ту пору по всему мусульманскому миру канцелярия Саладина рассылала письма, в которых все действия султана преподносились как стремление к единственной цели — уничтожению латинских княжеств. Хотя на самом деле Саладин немного делал для борьбы с христианами до тех пор, пока в 1183 году Алеппо не признал его своим владыкой. В 1185 году Саладин занял Майафарикин, а в 1186 году — Мосул. Теперь султан, обладая большой и опытной армией, мог достойно противостоять войску «неверных», так считали большинство агрессивно настроенных ревнителей ислама.