Малколм Барбер - Процесс тамплиеров Страница 14

Если же по приказу нашей курии владения кого-либо из прелатов подлежат конфискации, то вам следует удовлетвориться конфискацией одного поместья и еще небольшой частью другого, если не получите от нас приказа увеличить размеры конфисдельца или его упорного неподчинения. Однако же полностью конфисковать все земельные владения прелата вы не имеете права, за исключением тех случаев, когда на то особым образом будет указано в наших письмах, или же в случае крайней необходимости107.

Можно легко обмануться, приняв это за практический совет, тогда как перед нами, скорее, указание на превышение законных полномочий.

В 1303-1304 гг. чиновничьи методы сбора налогов наконец вызвали мощное сопротивление духовенства, которое чувствовало себя достаточно сильным, чтобы выдвинуть ряд условий. Эти условия можно отнести к первым проявлением движения «за конституционность». Совет Буржа в 1304 г. проголосовал за то, чтобы церковная десятина выплачивалась на следующих условиях: ее должны собирать представители духовенства; следует восстановить полноценную монету после бесконечной «порчи денег», имевшей место в течение всех последних лет; к церковной юрисдикции должны относиться с уважением; Святой церкви следует разрешить приобретать новую собственность; необходимо подтвердить привилегии церкви Буржа и, наконец, следует возвратить незаконно изъятые церковные владения и доходы некоторых церквей данной провинции108. Трудно сказать, насколько сильно это постановление могло бы воспрепятствовать государству регулярно собирать церковную десятину — во всяком случае, этот ежегодный налог выплачивался постоянно в течение всего периода правления Филиппа IV. Пик сопротивления духовенства пришелся, видимо, на 1305 г., и оба папы — и Бенедикт XI, и Климент V — оказались вполне сговорчивыми, предоставив королю возможность собирать церковную десятину, однако же именно протест духовенства и заставил государство искать иные, дополнительные, источники дохода.

Тем не менее, духовенство продолжало считать, что его ограбили, а затем значительное число жалоб от священников поступило во время Вьенского собора в 1311-1312 гг. Настоятель монастыря Сен-Пьер в епархии Тарб был не одинок, когда заявил, что сенешаль Бигорра, не имея возможности доказать, что доходы монастыря были от короля утаены, прислал вооруженный отряд из сорока человек, который поистине опустошил всю местность. Самого настоятеля поволокли пешим в Тарб, где он долгое время провел в тюрьме. Выйдя на свободу, он обнаружил, что церковная собственность по-прежнему не возвращена, что монахи и послушники из монастыря изгнаны, что движимое имущество, включая священные сосуды, украдено, что лошади пасутся на территории, прилегающей к монастырю, и что церковные службы приостановлены109.

Совершенно очевидно — из общего отношения королевских чиновников к духовенству, — что король не прочь был применить силу в случае политической необходимости. Насильственный заем был явлением довольно частым, особенно во время войны с Англией в 1294-1297 гг. Как отдельные купцы, так и городские общины нередко оказывались перед подобной угрозой, и некоторые из них предпочитали сразу «принести в дар» меньшую сумму, но не давать взаймы, поскольку знали, что вряд ли когда-либо этот долг будет им возвращен. Так поступил, например, богатый чиновник Жан Круассан, к которому Филипп IV в сентябре 1302 г. обратился с просьбой дать ему взаймы 300 турских ливров. Король начал свое письмо с объяснений, в какие расходы — «без счета и числа» — повергли его нужды королевства и какие он лично, исключительно в интересах государства, сделал огромные пожертвования. Круассан, таким образом, должен был ссудить королю крупную сумму «из любви и преданности своему королю и королевству», однако же в конце король добавлял, что если Круассан станет ему перечить, то навсегда навлечет на себя королевский гнев. Деньги следовало незамедлительно доставить в Лувр, ибо, как писал король, «нам доподлинно известно, что ты в состоянии сделать это, либо сам, либо с помощью твоих друзей»110. Посредством насильственных займов королевская казна в период правления Филиппа пополнилась 630 000 турских ливров111.

Существовали и другие, менее обильные источники дохода. Например, maltote, «дурной» налог, т. е. незаконное обложение налогом коммерческих сделок, что дало в казну королевства только в 1295 г. 16 000 турских ливров, полученных от ломбардских купцов, и доказало, что отлично может служить еще одним способом «вытряхивания» денег из городов. Некоторые виды деятельности, например ростовщичество, тоже были обложены налогом; продавались патенты на экспорт определенных товаров, а также в небольшом масштабе начиналась продажа «дворянских грамот». И все же пока что ни один из этих источников дохода не мог рассматриваться иначе как вспомогательный112. Дело в том, что регулярное налогообложение воспринималось в этот период как совершенно чуждое явление, ведь население по-прежнему считало денежные поборы чем-то исключительным, проводимым лишь в случае особой нужды, например непосредственной угрозы войны.

Потерпев неудачу в создании регулярной и повсеместной базы для сбора налогов, государство стало, как всегда, прибегать к временным уловкам. Изменения в монетной системе были слишком соблазнительны, чтобы сопротивляться этой идее. Французские короли унаследовали систему ливров, су и денье еще от Каролингов, и среди этих монет лишь денье или серебряный грош можно было считать настоящими, полноценными деньгами; ливры и су применяли, главным образом, лишь как счетные единицы. С конца XII в. итальянские города-республики стали выпускать серебряный гроссо, или грош, который по стоимости был равен су, а с середины XIII в. — золотую монету, флорин, стоимостью в один фунт серебряных гроссов. Во франции в 1266 г. Людовик IX выпустил турский грош. Однако же соотношение реальных денег и счетных единиц фиксированным не было, и этим не преминул воспользоваться Филипп IV. В 1295-1306 гг. Филипп несколько раз менял всю денежную систему, то изменяя соотношение между счетными единицами и реальными монетами, то чеканя новые монеты и уменьшая содержание в монетах драгоценного металла. Серебряный турский грош, который должен был в 1303 г. равняться (по стоимости) 9 денье, а при Людовике IX стоил 12 денье или 1 су, в итоге стал стоить 2 су 2 денье (т. е. 26 денье)113. В мае 1295 г. в королевском ордонансе разъяснялось, что король вынужден был выпустить такие деньги, «в которых, возможно, несколько не хватает веса, не тот состав сплава и не полностью соблюдаются прочие условия, которые обычно соблюдали наши предшественники»114.

Монархия в качестве дебитора несомненно выигрывала, однако же в качестве сборщика налогов начала проигрывать. Турский грош, в 1295 году стоивший 1 су, к 1305 г. стал стоить 3 су115. Поэтому в июне 1306 г. король как ни в чем не бывало объявил, что возвращается к монетной системе Людовика Святого и что с 8 сентября ослабевший турский грош будет стоить столько, сколько ему полагается. Одним-единственным ордонансом деньги, циркулирующие в королевстве, были обесценены на две трети. В Париже вспыхнули волнения. По словам хрониста Жана Сен-Викторского, «жители Парижа, особенно бедняки и простолюдины, снимающие жилье, в результате утроения платы за него подняли бунт сперва против владельцев домов, а потом и против короля»116. По иронии судьбы король был вынужден искать убежища в замке тамплиеров в Париже, а шумевшая снаружи толпа отказывалась пропускать в замок провизию и предметы первой необходимости, а также никого туда не впускала и не выпускала, пока сам король не обратится к народу с объяснениями по поводу очередной «порчи денег». Однако Филипп, намереваясь тайно бежать из замка, отнюдь не собирался выступать перед разъяренной толпой. После тщетных попыток увидеть своего короля, восставшие обратили свой гнев против одного богатого парижанина по имени Этьен Барбетт, который, как считали бедняки, и посоветовал королю вернуться к полноценным деньгам. Они вломились в его дома и сожгли их, уничтожив все имущество. Королю удалось восстановить порядок только с помощью оружия; многие были убиты. Тех, кого сочли зачинщиками, арестовали и повесили в январе 1307г. Похоже, никто особо и не старался обеспечить восстановление справедливости, ибо главной целью было припугнуть восставших. Жан Сен-Викторский лаконично комментирует эти события: «случайно повешены были и некоторые невиновные; остальные, не желая подвергать себя опасности, предпочли спасаться бегством»117. В провинциях тоже было неспокойно. В Шалоне вспышка волнений была спровоцирована «знатными и богатыми людьми», выступавшими против королевского ордонанса, предписывавшего возврат к «хорошим» деньгам. Местный прево и кое-кто из королевских чиновников были окружены разъяренной толпой и вытерпели множество оскорблений словом и делом. В 1310 г. жителей Шалона обязали выплатить за непослушание огромный штраф — 2 000 турских ливров прево Жирару де Преслю и 10 000 турских ливров королю118. Однако, несмотря на подобные вспышки недовольства, государство продолжало менять стоимость монет по мере необходимости в течение еще нескольких лет после 1306 г. В 1311 г. стоимость парижского денье была удвоена; в 1313-м произошел еще один возврат к «хорошим» деньгам119. Однако, несмотря на массу проблем, вызванных падением стоимости денег, возврат к полноценным деньгам, тем не менее, был, видимо, ошибкой. В конце XIII в. стоимость драгоценных металлов была стабильно высокой, и любые последовательные попытки поддержать счетные единицы в нужном соотношении с драгоценными металлами по стандартам, установленным при Людовике IX в 1266 г., неизбежно привели бы к тому, что у короля иссякли бы всякие запасы этих металлов; необходимость найти новый источник пополнения казны, вполне возможно, и привела в скором времени к арестам тамплиеров, начавшимся в 1307 г.