Владимир Титов - Православие Страница 14

Эксплуататорская сторона деятельности русской православной церкви вызывала сильный протест и возмущение трудящихся. Этот протест нашел, в частности, свое выражение в возникшей в середине XIV в. в Новгороде ереси так называемых стригольников. Наши сведения об этой ереси очень скудны, литературные памятники самих стригольников не сохранились, сообщения о еретиках мы находим только в обличительных документах их противников. Неясно даже значение слова «стригольник». Одни исследователи считают, что это название имеет отношение к основному занятию еретиков (стрижка овец), другие связывают с особым обрядом посвящения в секту — пострижением.

По всей вероятности, одной из причин, породивших движение стригольников, был протест против непомерного роста тех поборов, которыми православное духовенство облагало население. Стригольники резко выступали против мздоимства духовенства, против назначения церковнослужителей на приход за плату, отрицали необходимость церковной иерархии, отвергали таинство причащения, исповеди, говорили о вреде поклонения иконам, ставили под сомнение культ христианских святых.

Православная церковь жестоко расправилась с еретиками, посягавшими как на идеологические, так и на экономические основы христианства. В 1375 г. в Новгороде были казнены три руководителя стригольников. Дьяконы Микита и Карп и еще один человек, имени которого летописец не называет, были сброшены с моста в Волхов. Однако стригольничество на этом не прекратило свое существование. Из Новгорода движение перекинулось в Псков. Интересно отметить, что псковские еретики выступали не только против церкви, но и против монашества. Здесь открыто проявилось недовольство быстро развивавшимся монастырским землевладением. Стригольническая ересь в Пскове продержалась до XV в., когда она была задушена жестокими репрессиями со стороны православной церкви.

Православная церковь на службе у самодержавия

Настойчивая объединительная деятельность московских князей принесла свои плоды. В конце XV — начале XVI в. складывается централизованное Русское государство. Власть московских великих князей все более усиливается. Русская православная церковь принимает активное участие в оправдании власти московского самодержца.

Духовенство распускает слухи, подкрепляющие авторитет московских князей, подчеркивающие их величие, с этой же целью в монашеских кельях фабрикуется множество легенд, литературных подделок. Уже об Иване Калите в так называемых рассказах преподобного отца Пафнутия Боровского, появившихся в первой половине XV в., приводятся благочестивые легенды. Преподобный Пафнутий рассказывает, что в 1427 г., во время страшного мора, одна инокиня попала на тот свет и там в раю видела великого князя Ивана Даниловича Калиту. Один же из врагов московских князей, литовский король Витовт, по словам монашки, сидел в аду, и черт клал ему в рот раскаленные червонцы, приговаривая: «Наедайся же, окаянный…».

В другом рассказе преподобного Пафнутия описывается сон Ивана Калиты. Приснилась Ивану Калите высокая гора, покрытая снегом, потом снег растаял, и затем скрылась гора. За толкованием сна князь Иван обратился к митрополиту Петру, и тот ему сказал: «Гора — это ты, князь, а снег на горе — я, старик: я умру раньше твоего».

В эпоху централизованного русского государства образ князя как горы уже кажется недостаточным идеологам господствующих классов. Московские государи наделяются все более пышными эпитетами. Во вновь составленной в 1492 г. пасхалии митрополит Зосима называет Ивана III «новым царем Константином», а Москву — «новым Константинополем». Сам Иван III в своих письмах не раз высказывал твердую убежденность в том, что «поставление имеем от бога, как наши прародители, так и мы». Сыну Ивана III Василию III (годы царствования — 1505—1533-й) псковский монах Филофей, выражая официальную церковную точку зрения, писал: «Внимай тому, благочестивый царь! Два Рима пали, третий — Москва стоит, а четвертому не бывать. Соборная церковь наша в твоем державном царстве одна теперь паче солнца сияет благочестием во всей поднебесной; все православные царства собрались в одном твоем царстве; а на всей земле один ты — христианский царь».

К моменту венчания на царство Ивана IV (1547 г.) В. О. Ключевский относит фабрикацию «Повести о Мономаховом венце». В московской летописи, куда было вставлено новое родословие русских князей, ведущее княжеский род прямо от римского императора, рассказывается о том, как Владимир Мономах, утвердившись на великокняжеском престоле в Киеве, направил свои войска против императора Константина Мономаха. Греческий император, которому князь Владимир приходился внуком, чтобы прекратить войну, послал киевскому князю царский венец со своей головы (Мономахову шапку) и сердоликовую чашу, из которой в свое время якобы пил римский император Август. Владимир венчался этим венцом и стал зваться Мономахом.

Авторов этого сказания, преследующих цель упрочения власти московских царей, меньше всего интересовала историческая истина. Об исторической его ценности говорит, например, такой факт: греческий император Константин Мономах умер более чем за 50 лет до вступления на киевский престол Владимира Мономаха, так что внук (Владимир Мономах был сыном дочери византийского императора) никак не мог воевать против своего деда.

Русские князья и цари, на собственном опыте убедившись в практической полезности церковного аппарата для укрепления своего авторитета и положения, продолжали наметившуюся еще в Киевской Руси борьбу за самостоятельность русской православной церкви. Историческая обстановка благоприятствовала этому.

Долгое время русская православная церковь находилась в большой зависимости от византийской. Оттуда она получала митрополитов, епископов, церковные законы и брала весь строй церковной жизни. Однако вследствие ослабления политического положения Византии падал на Руси и авторитет византийского православия.

К тому же надо сказать, что константинопольский патриарх в далекую митрополию присылал далеко не лучшие кадры. Такое положение рано было осознано на Руси. Еще в XII в. летописец об одном из греческих епископов писал: «Был он льстив, потому что был грек». Константинопольский патриарх, пользуясь правом назначать русского митрополита, часто не считался с желаниями князя, иногда выдвигал в митрополиты своего кандидата еще при жизни правящего иерарха. Например, при жизни московского митрополита Алексея за крупный подарок патриарх будущим митрополитом выдвинул болгарина Киприана. Бывали и такие случаи, когда другой претендент делал константинопольскому патриарху более дорогой подарок, и тогда следовало новое назначение, а прежнее отменялось. Так, при Дмитрии Донском на московском митрополичьем престоле оказалось сразу четыре митрополита, и оспаривали они престол с 1379 по 1389 г.

Назначенные византийским патриархом митрополиты-греки были отчуждены от паствы и языком. На это прямо указывает в своей грамоте к константинопольскому патриарху великий князь Василий II: «Нам надобно сноситься с митрополитом о важных делах, и когда митрополит грек, то мы должны разговаривать с ним через переводчиков, людей незначительных, которые таким образом прежде других будут знать важные тайны».

Политическая власть Русского государства весьма нуждалась в услугах православной церкви, а полному использованию ее аппарата мешала ее зависимость от Византии. И когда греческая иерархия в 1439 г., после принятия флорентийской унии, пошла на союз с католической церковью, Москва категорически отвергла сторонника унии митрополита-грека Исидора. Собором епископов на митрополичью кафедру был поставлен русский митрополит Иона. Политической зависимости русской православной церкви от византийской пришел конец. В разосланной после избрания на митрополичий престол грамоте Иона прямо указывал на своего нового повелителя, говоря, что верховным иерархом он поставлен «по воле великого господаря, великого князя Василия Васильевича».

В 1589 г., в период царствования сына Ивана Грозного царя Федора, был сделан новый шаг: во главе русской православной церкви встал патриарх. Патриарх был облечен значительно большей властью, нежели управлявшие до него русской церковью митрополиты. Он был как бы государем духовенства. Такая централизация церковной организации была очень выгодна для государственной власти. Достаточно было царю иметь своим послушным орудием патриарха, как он получал большое влияние на всю церковь. Интересно отметить, что первым русским патриархом стал Иов, креатура Бориса Годунова, который был первой фигурой в государстве в царствование слабоумного царя Федора. Борис Годунов щедро осыпал милостями вновь поставленного иерарха русской церкви: ему была преподнесена жалованная грамота, подтверждающая его привилегии, выплачивалось громадное содержание деньгами, делались богатые подарки.