Романо Гвардини - О Боге Живом Страница 14

Послушаем: «Пошли Духа Твоего, и все будет создано заново, и Ты обновишь лицо земли». Знаем ли мы, что это так и есть, - что Он может притти как легкое дуновение, что Он «дышит где хочет, и никто не окажет, откуда Он приходит и куда идет»? Что едва только Он прикоснется к душе, как все станет иным, - прежняя действительность остается и тем не менее все рождается заново? Чувствуем ли мы теперь, что у каждого из нас есть сердце и что каждому из нас тоже дано любить, наполнять все вещи тонким и святым содержанием и сознавать: Да, во воем есть нечто хорошее и; есть смысл - божественный смысл - существовать и не сдаваться?

Когда это происходит с человеком - а Господь нам это обетовал, когда обещал нам Утешителя, - тогда человек постигает, что такое утешение.

В песнопении есть одно выражение, содержащее тончайшую тайну этого утешения. После всех тихих призывов к Отцу скорбящих, Источнику всех даров, Он тут именуется еще «Светом сердец».

Тут - сокровенная святыня, ожидающая, чтобы человек изнутри научился понимать чудо этого Света.

Что существует свет воспринимаемый глазами, мы понимаем, или по меньшей мере думаем, что понимаем: тот свет который исходит от солнца, или от зажженной свечи. Мы еще понимаем более или менее, когда речь идет о свете, просвещающем ум, - нам, ведь, случается его ощущать, каждый раз, когда нам вдруг что нибудь «становится ясным», - но «свет сердечный»? Тут - великая тайна: речь идет о свете, являющемся там, где средоточие живого чувства, - о том, что близость и сущность любимого начинает светиться и сердце со своею любовью перестает быть слепым и становится зрячим - поистине зрячим, только теперь, и так, что только оно по- настоящему видит с глубочайшей ясностью... Речь идет о том, что ясность ума и познания не остается холодной и не только отражает далекий свет, но становится горячей и целиком наполняется Близостью.

Вот оно - Божие утешение: указание пути через пустыню, - тепло, растапливающее то, что застыло и замерзло, - влага, утоляющая жажду бесконечной полноты - целительная сила, восстанавливающая здоровье, - вновь дарованная чистота и красота.

И вот еще что, притом самое важное: это песнопение, как будто рожденное из самой уединенной тишины, ничуть не теряет из виду повседневную жизнь со всеми ее тяготами, со всем ее шумом и нуждой. Тут только и есть настоящее утешение.

Утешение, о котором тут говорится, должно проникать во всю нашу повседневность. Среди работы должно сказаться некое Присутствие, дающее отдых, в жару среди тягот должно повеять освежающим дуновением, среди горя и печали должен сочиться источник утешения. Именно таким должно быть это утешение, чтобы оно не иссякало среди тяжких терзаний существования. Настолько живой должна быть эта жизнь, чтобы никакая превратность не могла ее задушить.

Это должно быть утешением от Бога Живого.

Новое небо и новая земля

Мы уже говорили о таинственной жизни, которая вливается в Человека из Божией любви, «свыше», «с неба», той жизни, которая ему даруется и вместе с тем глубочайшим образом ему самому принадлежит, так, что только в ней он становится тем, чем он по настоящему должен быть. Как же обстоит дело со всем тем, что нас окружает? Только ли человеку предназначена эта таинственная новая жизнь? А со всем тем, что есть в огромном и богатом мире, - с гордыми и благородно- прекрасными горными вершинами, с деревьями и с полнотой и загадочностью их тихой жизни, с красотой звезд, с безмерными силами мироздания, с бездонной вселенной, так глубоко и так мощно утверждающей свое бытие, - со всем этим как? Все великое и драгоценное, что нас окружает, - все это выпадает из тайны даруемой нам божественной жизни? Достигает ли эта жизнь только туда, куда достигает человек?

Некоторым людям свойственно ощущение какого то глубокого ожидания в окружающей нас природе. Точно в ней не только вещи, которые можно взять и использовать, но и нечто большее. Сказки лепечут о повсеместной тайне, о повсеместной тоске и о чуде свершения.

Только ли это игра воображения? Или этим угадывается нечто реальное?

В Послании к римлянам Святой Апостол Павел говорит: «Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих: потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне» (8, 19 и д.). Удивительные слова. Словно они хотят сказать, что мир не закончен, не замкнут, что он ждет своего завершения, рвется к нему с мучительной силой, и что в этом мире есть нечто, стремящееся стать, подняться, но не способное сделать это собственными силами, а потому и зависящее от «откровения славы детей Божиих». Что это означает?

Приходилось ли нам уже когда нибудь видеть, как настоящий ребенок обращается с вещами? Все вещи вокруг него живут. Когда вещь попадает в поле зрения ребенка, в его сердце, в его руки, она приобретает сказочно свободную жизнь. Тут она означает нечто гораздо большее, чем для нас, взрослых. Она обладает совсем иной глубиной. Нечто скрытое выступает вперед и проявляется свободно. Тут вещи словно доверяют одна другой. Появляется некий образ, который иначе не был виден, и он-то и оказывается самым главным. Вещи говорят, они «на ты» между собою и с маленьким человечком, они оказываются совсем по-другому дружественными и привлекательными и сильными и опасными...

Потом ребенок становится старше и вое это исчезает. Ребенок вырастет, станет разумным, будет пользоваться вещами, владеть и наслаждаться ими - тогда они лишатся той прежней свободной жизни. Они попадут в оковы, онемеют, станут тощими и однообразными. Лишь в некоторые мгновения тайна будет снова являться, поднявшись из глубин, - скажем, весной, когда все рвется к новой жизни, или в темную, что-то нашептывающую ночь. Но это только мгновенная волна, мимолетное дуновение, быстро исчезающее.

И бывает, что перед нами встают образы, личности, вокруг которых словно пробуждается нечто похожее, - но выше, по-иному высоко, чище и святее. Святой Франциск Ассизский был, например, таким. В «Венке цветов» о нем рассказывается, как он созывал рыб и им проповедывал, как говорил птицам о славе Божией, как ему внимал волк в Губбио и послушался его увещавающего слова; конечно, все это - легенды; но если вокруг действительно существовавшего человека можно сплетать такие легенды, то это уже что-то означает. Это значит: самый этот Франциск Ассизский был таким человеком, вокруг которого вещи оказывались не такими, как у других людей. В его близости вещи приобретали новую сущность. Они освобождались от своей немоты, с них спадали оковы, увядшее в них расцветало, они становились прекрасными, свободными и благородными. И больше того: в них пробуждалось нечто совершенно новое. Не сказка, а чудо. Но «чудо» не в фантастическом смысле, а так, что вблизи с этим подлинным чадом Божиим и с его блаженной «славой», его переполнявшей, в них - в вещи - проникало нечто со стороны, от Бога. И это было то самое, чего они ждали с тоскою и мукой, - то самое, что только может наполнить их содержанием и сделать их вполне самими собой... Это и чувствовали люди; чтобы это выразить, они и оплетали вокруг Франциска такие легенды. То самое, что Апостол Павел имел в виду, здесь начинает осуществляться: «Потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих». В святом Франциске и вокруг него, эта слава детей Божиих начала являться. В его близости мир начал становиться блаженным. В его глазах, в его сердце, в его руках вещи начали становиться иными, чем обычно... Это - великая и многообещающая тайна.

Если мы теперь откроем последнюю книгу Священного Писания, Апокалипсис, книгу Тайного Откровения, то мы прочтем о притеснении, которое претерпевает в мире святая жизнь, исходящая от Бога, и о борьбе, в которой она должна устоять; но прочтем и о славе, которая изольется от Бога на все творение. Весь Апокалипсис полон глубокой тайны любви Божией не только к человеку, но и ко всем вещам.

Понимать это нужно во всей чистоте. То, что Бог любит также и вещи, принадлежит к самой сердцевине христианской веры. Солнце, звезды, деревья, все вещи ограниченные в пространстве и во времени, всех их, немых и, в отличие от нас, не имеющих души, - их всех Бог любит, и любит их в особенности.

Если только обратить внимание на те места Священного Писания, в которых это просвечивает, то видишь, до чего они прекрасны. В начале Ветхого Завета, там где говорится о сотворении мира Богом, сказано: «И Он увидал, что все хорошо». Тут любовь Божия улыбается красоте Его созданий. Но и защита Его мира содержится в этом изречении. Когда оно писалось, были люди, утверждавшие, что мир плох, потому что происходит от злого начала, - он, будто бы, сотворен злою силою. И тут священный текст говорит: нет, - то, что создано Богом, хорошо. Перелистываем дальше священную книгу. Речь идет о грехе, о порче и страдании, проникших через грех в мир и в вещи, об обмане и соблазне, которые теперь в них оказались. Но никогда мир не признается потерянным. Бог всегда сохраняет его в Своей руке. Этот мир - Его мир. Несмотря на все опустошения, на нем остается Божия печать, образ Божий остается запечатленным в порядке мироздания, в бесчисленных формах, вещах и событиях, и стоит только приблизиться к ним с благочестивым и просветленным сердцем, как они заговорят о своем Создателе. Благостным взором смотрит на них Христос. Цветы и птицы, поля и виноградники оживают в Его притчах. Он нам открыл, что в развитии мировых судеб свершается великая тайна Промысла Отца, что вещи служат при этом сосудами и орудиями, вестниками и указаниями детям Божиим. Из вещей этого мира, из крещальной воды, из хлеба и вина Тайной Вечери, Он извел источники, вечной жизни... Апостол Павел говорит, что в видимом существовании вещей можно узреть бытие и действие Невидимого Бога; и посредством глубоких образов он возвещает тайну мира, ожидающего своего возрождения и по нем тоскующего. Все это - знаки, знаки того, что Бог ценит вещи, что Он любит их, очень любит... А потом эта тайна освещается ярким светом в последней книге Священного Писания, в Апокалипсисе. Там слава любви Божией потоком течет через все вещи. Глубже всего это выражено изумительным изречением о «новом небе и новой земле». Тогда потонет всякая боль, всякое утеснение и всякая злоба, - все «что было раньше» и происходило от греха. Все станет свободным. Все раскроется. Все преобразится.