Ольга Чигиринская - Христианство Страница 19

Охарактеризовать суть исповеди проще «апофатически»: это не простое перечисление своих проступков с дальнейшим формальным «прощением» и не психотерапевтическая консультация. От опытного духовника [9] можно ожидать пастырских советов или действенных духовных упражнений (епитимий), но исповедь – это прежде всего осознание своей нужды в Боге и понимание того, что от Него отделяет. Когда православный священник перед началом исповеди говорит исповедуемому: «Вот, чадо, Христос невидимо стоит, принимая исповедь твою… я же только свидетель», – имеется в виду, с одной стороны, свидетельство перед Богом в исповеданных грехах, с другой – свидетельство кающемуся о том, что Бог, как обещал, прощает их и «очищает от всякой неправды». Впрочем, при явном отсутствии желания признать свои грехи, очиститься от них, исповедник имеет право и даже обязанность засвидетельствовать, что таинство не может быть исполнено. С другой стороны, и произнесенные священником слова о прощении грехов при лицемерной исповеди остаются всего лишь словами, добавляя к бремени нераскаянных грехов еще один, очень серьезный – легкомысленное отношение к таинству. Свидетельство исповедника – такой же внешний знак, как вода крещения и миро для помазания, которые при формальном подходе в лучшем случае не приносят плодов, а в худшем, при сознательной профанации таинства, ведут к осуждению.

Часто исповедь воспринимается в неразрывной связи с евхаристией – как обязательный «пропуск» для участия в ней. Такая связка между принципиально различными таинствами, имеющая мало общего с подлинной церковной традицией, сложилась относительно недавно, в XV–XVII веках, когда в условиях духовного упадка стала общепринятой противоречащая древним канонам и самому смыслу евхаристии практика редкого причащения мирян – от одного до четырех раз в год. Естественно, что к причастникам стали выдвигаться завышенные требования, в том числе исповедь за истекший долгий период. Неестественно, когда эти требования механически переносятся на более частое причащение. Во многих поместных православных церквах и в католической церкви верующие в настоящее время поощряются к причащению за каждым богослужением, а исповедуются по мере необходимости, но не реже, чем ежегодно. В Московском патриархате прежний порядок пока что сохраняется как норма, однако человек, серьезно стремящийся к частому причащению, со временем обычно получает у духовника благословение на менее регулярную исповедь.

4. Елеосвящение

Если цель крещения и исповеди состоит в духовном восстановлении человека, то таинство елеосвящения утверждает тесную связь духовного и физического здоровья. В Евангелиях на нее прямо указывает сам Христос, от Которого исцеленные не раз слышали: «Прощаются тебе грехи твои» (Мк 2:5–12) или «Вот, ты выздоровел; не греши больше, чтобы не случилось с тобою чего хуже» (Ин 5:14). Закономерно, что и в словах апостола Иакова, свидетельствующих о практике елеосвящения в древней церкви и служащих основанием для его совершения в последующие века, также говорится об этой связи: «Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазав его елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь; и если он соделал грехи, простятся ему» (Иак 5:14–15).

Возможно именно из-за упадка веры, которую апостол называет главным условием исцеления, в поздние времена распространилось переосмысление этого таинства как исключительно последнего напутствия умирающему. Более того, если человек после совершения над ним елеосвящения все же выздоравливал, это могло вызывать всевозможные суеверные вопросы: он воспринимался как «полуотпетый» или, по крайней мере, «почти монах».

В настоящее время такое извращенное понимание елеосвящения ушло в прошлое и на востоке, и на западе. Более того, в Московском патриархате в последние годы возрождается традиция общего елеосвящения, включаемого, по древним образцам, в чинопоследование всенощного бдения [10] как в Великий четверг перед Пасхой, так и в некоторые другие дни. Известно немало исцелений в результате совершения таинства (как и вообще «молитвы веры»), большинство из которых при желании можно, конечно, объяснить психологическими факторами, ведь и исцеления, совершенные Христом, не всех убедили в Его посланничестве, да и не преследовали такой цели. Что касается прощения грехов, то обычно считается, что при елеосвящении прощаются даже те, о которых больной не знал или забыл (но не утаил сознательно).

В восточной традиции елеосвящение иначе называется соборованием. Это связано все с той же цитатой из послания Иакова, где сказано, что желателен не один пресвитер, а несколько («собор»). Полный чин православного елеосвящения предполагает участие семи священников, каждый из которых после чтения очередных отрывков из апостольских посланий и Евангелий (посвященных как телесным исцелениям, так и, в первую очередь, духовному здоровью) произносит новую молитву и помазывает больного елеем. На практике в таинстве обычно бывает задействовано меньше пресвитеров, часто всего один (оно все равно действительно). Так что, несмотря на широкую распространенность термина «соборование», он носит несколько условный характер.

5. Брак

Если о других таинствах можно говорить как о прямо или косвенно установленных Христом, то брачный союз мужчины и женщины Он Сам охарактеризовал как существующее «от начала» Божие установление, в идеале призванное быть нерасторжимым единством: «Итак, что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф 19:6). Знакомая всем слушателям ветхозаветная цитата «оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью» (Быт 2:24) звучала в Его устах как глубокая антропологическая тайна, что побудило и Его учеников использовать образ брака для выражения сакраментального единства между Христом и церковью. Мы неоднократно говорили о церкви, как Теле Христовом, но этот образ является производным от понимания церкви как невесты Христовой, соединенной с Ним взаимной любовью (под которой в христианстве понимаются не просто сентиментальные эмоции, но ответственность и обязательства, включая конкретные дела, в которых они проявляются): «В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши. Возлюбленные! если так возлюбил нас Бог, то и мы должны любить друг друга… Мы любим Его, потому что Он прежде возлюбил нас» (1 Ин 4:10–11, 19). В этой любви совершается брачный союз Христа и церкви, ведущий к их органическому, «телесному» единству: «Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь и предал Себя за нее… чтобы представить ее Себе славною Церковью, не имеющею пятна, или порока, или чего-либо подобного, но дабы она была свята и непорочна… Так должны мужья любить своих жен, как свои тела… Посему оставит человек отца своего и мать и прилепится к жене своей, и будут двое одна плоть. Тайна сия велика; я говорю по отношению ко Христу и к Церкви» (Еф 5:25–32). Слово «тайна» в греческом оригинале – то самое «мистерион», которым обозначаются христианские таинства. Относясь к органическому единству Христа и церкви, оно одновременно характеризует и брачные отношения как его прообраз.

Понимание брака как изначально совершаемого Богом священнодействия объясняет, почему в первые века христианства церковная церемония бракосочетания не совершалась. В древней церкви дело ограничивалось совместным причащением жениха и невесты, свидетельствующим о том, что молодые становятся не просто одной плотью, но единой частью Тела Христова. По этой же причине брак долго не причислялся к церковным таинствам, так как субъектом его заключения выступала не церковь. И лишь когда активная христианская жизнь сконцентрировалась преимущественно в монашеской среде и возникла серьезная опасность пренебрежительного отношения к браку, признание за браком сакраментального статуса предотвратило этот перекос. Монашество в традиционных христианских конфессиях почитается и превозносится как «ангельское житие», но таинством не является.

Как было сказано, завершением, «воцерковлением» заключенного брака служило совместное причащение жениха и невесты – ив этом смысле приходится говорить о первоначальной нерасторжимой связи христианского бракосочетания с евхаристией. Однако и саму традиционную церемонию заключения брака христиане стремились провести с участием епископа или пресвитера. Впрочем, языческие песнопения и обряды, из которых эта церемония состояла, вызывали у служителей церкви суровое осуждение (в том числе, как это ни странно для нас сегодня звучит, и возложение венков на головы новобрачных), и единственный обычай, за которым они признавали духовное содержание и сами охотно его совершали – соединение правых рук жениха и невесты.