Борис Споров - Добрый Старичок. Рассказы о помощи Святителя Николая Чудотворца Страница 2

– Это Рождество, – тихо сказала Нина и осипшим голосом закричала: – Рождество, помоги нам!

И человек с ношей за плечами издали помахал рукой.

А Николушка лёг на дровешки – его клонило в сон, и он хныкал.

Уже видно было, что идёт Старичок с белыми бородой и усами, в большой шапке, в широкой нагольной[6] шубе, из-под которой при каждом шаге выныривают круглые катанки[7]. Он часто дышал, выпуская большие клубы тёплого воздуха, видать, спешил.

– Христос рождается, Николины детки… Встань, Николушка, на ноги, встань, что я тебе покажу! – воскликнул Старичок.

Все молчали, и только Нина тихо спросила:

– А ты – Рождество?

– Значит, вы теперь – с Рождеством! – весело ответил Старичок и снял со спины ношу – большой, полный под завязку мешок. Он запустил в глубокий карман руку и достал конфету в обёртке. – А это Николушке!

Но Николушка смотрел на Старичка стеклянными глазами и никак не отзывался. И тогда Старичок ладонями отёр ему лицо. Николушка улыбнулся и взял конфету. И всем по очереди Старичок отёр лица ладонями, всех обдал своим теплом – стало весело.

Старичок развязал мешок и со словами:

– А это опять Николушке, – достал из мешка большой нарядный пакет с подарками. Николушка так и обхватил руками этот пакет. А Старичок уже доставал – для Серёжи… для Пети… для Вани, и, наконец, красивый голубой пакет для Нины. – А ты, дочушка, что загадала к Рождеству? Не этот ли пакет?

Нина покачала головой, потупилась и тихо сказала:

– Нет, Рождество… я, чтобы… наш папанька на войне… а мама лежит хворая.

– Беда-то ведь какая! – Старичок охнул, да так и всплеснул руками. – Но и маме вашей есть у меня подарок для здоровья! – и достал из мешка маленький пакет, с рукавицу, не боле. – Вот это хворой маме – хоро-о-ший подарок! И чтобы завтра утречком все в церковь – и мама тоже!

Смотрели дети Петровы на Старичка, и у всех в глазах радость.

– А теперь – все в дровни! – весело приказал Старичок. – Вон и звезда зажглась – спешить надо! Да крепче держитесь!..

Угнездились они на дровешках плотненько. Старичок вскинул на спину мешок, а мешок его стал ещё больше, подхватил поводья от дровешек – и покатились саночки, да так, что ветер заохал; от ветра и позёмки все зажмурились… А когда через минуту открыли глаза, дровешки стояли возле дома и Старичка рядом не было. Можно было подумать, что его и вовсе не было, но ведь у всех в руках пакеты с подарками.

Братья радостно шли по хрустящему снегу и смеялись, забыв, что давно уже голодные и устали. А сестра сказала:

– А теперь все вместе: «Рождество, Христе Боже наш, – спасибо!»

Пропели и поспешили в избу. А там горько плакала мама – пропали дети! – так горько, что и соседка-старушка не могла её утешить. И когда радостные дети вошли один за другим в избу, мама лежачая тихо вскрикнула:

– Да где же вы были, родненькие?!

– Рождество встречали!

– Первые! – петушком оповестил Николушка. – Во! – и выше поднял пакет с подарками.

Зашумели, загалдели, начали заглядывать друг другу в пакеты и обступили плачущую маму. – Да вы хоть толком скажите… И Нина сказала:

– Добрый Старичок – Рождество! Он и тебе подарок прислал, только маленький. И велел завтра всем в церковь – и тебе тоже. – Она не решалась передать маме маленький пакет, хотела отдать свой, большой, но страшилась ослушаться Старичка. Нина опустила глаза и повторила: – А тебе, мама, маленький подарок… но мы поделимся!

Мать взяла бледными расслабленными руками пакет, раскрыла его, достала большую просфору – и ахнула:

– Господи, где же вы взяли Богородичную просфору?! Да большая – никогда такой и не видывала, – прошептала она и со слезами радости начала целовать просфору. – Где же вы Рождество встретили?

– А на просёлке, за боровым лесом, – радостно ответила Нина.

У матери и язык отнялся – это ведь за семью верстами!

А рано утром, когда дети ещё спали, мама Маруся поднялась с постели, со слезами помолилась перед иконами, съела половину большой просфоры и впервые за время болезни сама взялась хозяйничать… Уже и печь протопилась, и в избе стало совсем тепло, и окна из чёрных стали серыми, когда вдруг в окно резко кто-то постучал. Мария отвела рукой занавеску – за окном мужчина в полушубке, а за ним пара лошадей с розвальнями[8].

– В церковь, к Николе, повезу! – крикнул с улицы возница. Мария руками развела – не собраны.

– Время терпит, собирайтесь! – и возница весело засмеялся. – С Рождеством!

И тотчас дети проснулись: скоренько к умывальнику, живее одеваться – а ну как добрый Старичок на лошади! А тут и маменька на ногах, и она с ними!

И запели:

– Рождество Твое, Христе Боже наш!..

И не до еды – какая еда! Быстро снарядились – и на улицу… Возница усадил всех в розвальни, укрыл тулупом и взялся за вожжи:

– А ну, залётные!..

Скрипнули розвальни – и запели полозья дорожную песню. Экая радость!

Когда же проезжали мимо проулка, все увидели Захара: левая щека его была завязана чёрным платком… После святок он снял повязку, и удивились люди: на щеке у него запечатлелась огненно-коричневая ладонь. И в деревне такой приговор вынесли: Бог шельму метит… Да и то верно: всякого вора и разбойника Господь каким-нибудь знаком метит, чтобы люди знали, с кем дело имеют: меченый…

Ранняя служба ещё не началась, когда кони, вздрагивая разгорячёнными боками, остановились возле церкви. И никто не знал, чьи это кони и чей при них возница. Выбрались из-под тулупа дети и вдова убиенного Николая Петрова. Поклонились они вознице с благодарностью и пошли в храм. На дворе мороз кусачий, а в храме тепло. Пока безлюдно – иди к любой иконе. Много свечей уже горело в подсвечниках – колышется от сквозняков пламя, потрескивают свечи. Сияют начищенные к празднику оклады и ризы на иконах, и сами иконы точно изнутри светятся. Но краше других храмовая икона Святителя Николая Чудотворца… И почудилось братьям и сестре, что перед этой иконой добрый Старичок появился. Он даже повернулся к ним, моргнул, улыбнулся – и спрятался за икону… И дети невольно пошли к иконе, и чем ближе они подходили, тем яснее видели, что с иконы на них смотрит добрый Старичок-Рождество.

– Мама, маменька! – в страхе прошептала Нина. – Вот он – Рождество, вот он! – и от восторга заплакала.

А Маруся тихо ответила:

– Это не Рождество, это Святитель Николай, небесный покровитель нашей церкви… Папанькин и Николушкин святой. Деточки, помолимся ему на коленях…

И люди в храме видели, как пятеро детей с матерью опустились на колени перед храмовой иконой Святителя Николая Чудотворца – они лишь плакали и крестились, не в силах произнести даже слов молитвы. И добрым светом озарялся лик святого…

Вот так и ходит Николай Чудотворец по русским дорогам то странником, то Дедом Морозом, а то добрым Старичком с ношей за плечами. И тем, кто с верой просит помощи, тому помогает, но, знамо дело, не всем является воочию. А является он всякий раз по-разному, и одет бывает по-разному, чтобы его не узнавали. Да только свет от него завсегда приметен, и то верно – видят не все.

Вот и быличке конец. А кто слушал – молодец.

Злой Мальчик

Спешила Дунюшка – припозднилась. А шла она в семью, в которой детей много – и все мальчишки! Родители рано трудиться ушли: понадеялись на старших сыновей, а старшие как поднялись, так в огород и нырнули – июльские яблоки грызть. Дунюшка, хотя и спешила, издалека их приметила. Да только им это невдомёк. Притаились за кустом смородины и в Дунюшку зелёными яблочками – р-раз! Не больно Дунюшке, а всё как-то досадно. Она к ним послужить спешит, а они в неё лукают[9]. Но даже головы не повернула в их сторону – прошла в избу. А в избе младшие ящик с углём для самовара перевернули: один жует уголь, другой себе на голову посыпает, третий на скатёрке кремовой каляки-маляки рисует… Только и успела Дунюшка на иконы перекреститься – и за дело: одному угольщику ладонью под зад, второго к умывальнику – умойся, третьего на скамью посадила – сиди и не шевелись. Сейчас воду из печи достанет – голову мыть с мылом… А на пороге уже и старшие появились: Дунюшка, есть хотим…

И кружилась Дунюшка до самого до обеда – что значит на полчасика задержаться! Зато после обеда роздых наступил, можно бы и прилечь, отдохнуть – не тридцать лет! – но ведь хором запели:

– Дунь, Дунюшка, расскажи про Старичка…

А сами уже и тулуп на полу развернули – садись, Дунюшка, а мы рядышком.