Святитель Игнатий (Брянчанинов) - Избранные творения. Избранные письма Страница 2

Духовный подвиг образует истинных, сознательных монахов, и его-то вызывает, так сказать, на поприще деятельности современная образованность. Он, один он может ввести в монастыри и поддерживать в монастырях строго-нравственный порядок, доставляя братству точные, правильные, глубокие понятия о христианстве, доставляя братству разумную свободу, соединенную с разумным духовным подчинением, образуя в братстве духовную силу и связь. Он, один он может облечь монаха во всеоружие для отрешения современных, враждебных Церкви учений, сообщая монаху ощущение гармонии между евангельским учением и свойствами души человеческой. Он вводит монаха в правильное самовоззрение и истекающее из этого самовоззрения сознание своего падения и необходимости в Искупителе. Сам телесный подвиг, приведенный к нормальному значению своему подвигом духовным, действует в подвижнике с особенною благотворностию, которой он чужд, когда действует один.

Расположение и покровительство, оказываемые Вашим Высокопреосвященством монашеству, Ваше усердие и ревность к поддержанию его и возведению в преуспеяние, предначертанное церковным преданием, внушили мне дерзновение предоставить взорам Вашим составленную мною книгу…

Испрашивая себе Ваше Архипастырское благословение и поручая себя Вашим Святительским молитвам, с чувствами глубочайшего почтения и совершенной преданности имею честь быть Вашего Высокопреосвященства милостивейшего Архипастыря и Отца покорнейший послушник

Архимандрит Игнатий.

Письмо 3

Архиепископу Херсонскому и Таврическому Гавриилу. Благодарность за память и краткое описание своей жизни и жизни своих родственников

Ваше Высокопреосвященство! Милостивейший Архипастырь!

Доселе не могу опомниться от письма Вашего: я утешен, упоен утешением! Читаю письмо Ваше, перечитываю, радуюсь, и паки к чтению письма влекусь желанием ненасытно. Как! ни дальность времени, ни перемена многих разнообразных обстоятельств, ни новые союзы дружбы не могли ослабить в Вас того милостивого, искреннего расположения, которое Вы получили к моему родителю и всему нашему семейству! Кажется, – время, истребляющее, по крайней мере весьма ослабляющее впечатление, в Вас только дало им более жизни и силы. Это чудо, восхитительное чудо, Вы пролили в сердце мое радость небесную! Да вознаградит Вас Бог за чувство сладости райской, которое Вы излили в сердце мое письмом, дышущим любовию! Спешу уведомить Вас, что письмо Ваше застало родителя моего в те минуты, как он хотел ехать обратно в Вологду из Сергиевой пустыни, куда приезжал на две недели для свидания со мною после пятилетней разлуки. Он, прочитав письмо, рыдал о бесчисленных, разнородных чувствований, скопившихся в сердце, он просит Вашего Архипастырского благословения и молитв. Из детей я, старший, Димитрий, который и прежде пользовался особенным Вашим расположением, о котором Вы говаривали Александру Семеновичу: уступите его в монашество! Ненаглядный Сенюша с другим братом служат в Семеновском полку. Четвертый брат, по старшинству второй, есть тот, который имел счастие быть у Вас в Екатеринославле. Три сестры, две замужем, одна вдовствует. При вступлении моем в разряд послушников, спешил я в Орловскую епархию, монашеством обильную, надеясь найти в ее пастыре и покровителя и наставника. Достигаю Орловских пределов и искомого не обретаю; Промыслу угодно было малыми скорбями доставить мне малую опытность, столько нужную в жизни, особенно монашеской. Мне от роду 32 года, родителю моему 59; столько же или не многим более Павлу Алексеевичу Шитилову, которого на днях ожидают сюда. Как родитель мой, так и Павел Алексеевич Шитилов уже старцы, покрытые сединами. Шитилова Елизавета Николаевна, лишившись двух старших детей, сына, доброго и даровитого Алексея, убитого на сражении, и дочери, скончавшейся скоропостижно, крайне повредилась в здоровий. Одно ее утешение – единственный сын Леонид, коего едва ли Вы знаете. Вот малейшая часть моего отчета, которую Вам представляю; впредь надеюсь дополнить.

Сто крат повторяю мою благодарность за столь нежную память Вашу. Поручаю себя

Вашим молитвам и благословению, имею честь быть Вашего Высокопреосвященства, Милостивейшего Архипастыря и Отца покорнейший послушник (на подлинном подпись)

Архимандрит Игнатий.

15 февраля 1839 года

Письмо 4

Некоторому архиепископу, присутствовавшему в Святейшем Синоде (Курскому Илиодору)

Ваше Высокопреосвященство, Милостивейший Архипастырь и Отец!

Приношу Вам искреннейшую, сердечную признательность за милостивое, христианское участие в моих обстоятельствах! Видя такое Ваше участие, позволяю себе беспокоить Вас этими строками; по самому участию Вашему примите их благосклонно, рассмотрите изложенное в них при свете духовного рассуждения, которым Господь одарил Вас.

В указе Консистории прописана мне следующая резолюция Преосвященного Викария Санкт-Петербургского с требованием от меня отзыва: «Консистория имеет спросить настоятеля Сергиевой пустыни Архимандрита Игнатия: не пожелает ли он воспользоваться временным отпуском для излечения, и в таком случае Архимандрит Игнатий в отзыве своем имеет рекомендовать то лицо, которому благонадежно может быть вверено исправление лежащих на Архимандрите обязанностей впредь до возвращения его по выздоровлении».

Каждое дело, по мнению моему, имеет свой естественный ход, от которого уклониться трудно, которому споспешествуют самые препятствия. Вы меня не осудите, если скажу, что вижу в делах человеческих невидимое, но мощное действие Промысла Божия, который, по учению преподобного Исаака Сирского, особенно бдит над оставившими суетный мир для взыскания Бога, Спаса своего. Судьбы Твоя помогут мне2, — воспевал боговдохновенный Давид.

В резолюции Преосвященного Викария я нашел и нахожу указание, чтоб я дал именно тот отзыв, который мною дан, отзыв, согласный с прошением о увольнении меня, поданным не в минуту душевного волнения, но надуманным годами и оттого имеющим характер твердости и основательности. Тем, что предоставляется мне указать на лицо благонадежное для управления монастырем во время моего отсутствия, оставляются на мне заботы о благосостоянии монастыря и ответственность за все могущее встретиться. При назначении такого лица, мне невозможно обидеть моего наместника устранением его от поручения; – невозможно устранить его, потому что он один мог бы, при благоприятных обстоятельствах, поддержать Сергиеву пустынь в том виде, в каком она теперь; невозможно указать на него по известным к нему отношениям Преосвященного викария, который может своими распоряжениями связать, исказить все его распоряжение, расстроить монастырь, а вину расстройства, им самим произведенного, возложить на наместника. По подобным распоряжениям его Преосвященства и мне нельзя долее оставаться настоятелем Сергиевой пустыни, если б даже болезненность моя не вынуждала меня к удалению. Сказав это, останавливаюсь распространяться! Весьма рад, что болезненность моя дает мне полновесный повод к удалению и избавляет от отвратительного многословия, долженствующего состоять из оправданий и обвинений, что так противно учению Христову, что мучит душу, хотя несколько вкусившую сладость мира, истекающего из соблюдения заповедей кротчайшего Господа Иисуса Христа.

Резолюция Преосвященного викария сохраняет по самому естественному ходу дела, обнаруживающему, впрочем, залог сердечный, общий характер его поведения относительно меня. Это – фигура, это – слова, из которых образуется какая-то маска, при первом, поверхностном взгляде кажущаяся чем-то. Вглядитесь в нее поближе, – увидите безжизненность, картон, белила, румяна, неблагорасположение, неблагонамеренность. Опять оставляю распространяться. Да не возглаголют уста моя дел человеческих3, да не пресмыкается мысль моя в земном прахе, да не блуждает в соображениях человеческих, темных и производящих одно смущение, «да помянет она чудеса Божии и судьбы уст Его, яко той Бог наш, по всей земли судьбы Его».

Скажу Вашему Высокопреосвященству просто и прямо: болезненность моя требует совершенного удаления моего из Сергиевой пустыни навсегда. Обстоятельства содействуют удалению. Вижу в этом судьбы Божии, вижу благодетельствующую мне руку Божию, ведущую меня в уединение, – да узрю грех мой и попекуся о нем4. В глазах моих люди в стороне. Действует Промысл Божий, в деснице которого люди – орудия, орудия слепые, когда благоволят о слепоте своей. От зрения

Промысла Божия сердце мое сохраняет глубокий мир к обстоятельствам и людям. А мир сердца – свидетель святой Истины!

Когда в день преподобного Сергия Вы, святой Владыка, находились в Сергиевой пустыне для священнодействия; тогда в духовной, искренней беседе я сказал Вашему Высокопреосвященству, что имею непременное намерение уклониться от должности в безмятежное уединение. С тою целию оставил я мир, с этой постоянною целию совершаю двадцатый год в монастыре. Я всегда желал глубокого уединения, боялся его, признавая себя несозревшим к нему; боялся самочинно вступить в него. Но когда указуется оно Промыслом Божиим, то благословите меня, грядущего во имя Господне!