Коллектив авторов - Приход № 23 (февраль 2016) Итоги года Страница 2

Государству важно было сделать из церкви некое пугало для либеральной общественности и по каждому случаю создавать этот искусственный конструкт, что есть какая-то страшная церковь, которая едина в своем мнении и хочет вам всем, дорогие ребята, откусить голову. Некоторые из объектов этого запугивания, конечно, «покупаются» на это. Для людей же, которые находятся внутри Церкви, наверное, очень часто это обидно, иногда даже странно, потому что они живут в другом измерении и ничего не знают о том, что они, оказывается, решительно осуждают, например, тот же «Тангейзер».

Разгон вечеринки «Серебряного Дождя»

Эта история неприятная. Неприятна она не только самим фактом вторжения агрессивно настроенной толпы на чужой праздник, но и тем, что, конечно, в тот момент сразу всем казалось, что это часть некой тенденции. Опять же у меня нет барометра, чтобы замерять настроение внутри церкви, но действительно, судя по всему, есть какой-то слой людей, которому очень нравится идея, что надо просто пойти и всем накостылять. Отец Дмитрий Смирнов на этот запрос делает политическое предложение, скажем так. Он как бы говорит, ребята, вы хотите всем накостылять, вот я могу. Но даже из этого делать выводы о том, что вся церковь стала такой или иной, невозможно. Конечно, никто не вышел в церковной среде и не накостылял отцу Дмитрию Смирнову. Но для меня само существование того же «Правмира» – это уже контрдействие всему этому безобразию. И хорошо, что никто не дал физический отпор Дмитрию Смирнову, потому что не стоит бороться с подобными явлениями такими методами. Разумные, понятные мне голоса в церкви все-таки звучат, я их слышу. И для меня это вполне контрпример.

Архитектурные вопросы, храм в Торфянке и монумент Владимиру

Честно скажу, про Торфянику ничего не понимаю, очень мало читал. Вся эта история с храмами шаговой доступности, с активистами Кирилла Фролова разворачивалась у меня рядом с домом на локальном уровне. Между Проспектом Вернадского и Ленинским есть скверик между сталинскими домами, какие-то детские площадки. Этот скверик попал под раздачу Кирилла Фролова, его ребята начали туда приходить, воткнули крест, поставили закладной камень с таким посылом, что здесь будет храм. Все это немедленно переросло в адскую войну с местными жителями, которые совершенно не звали туда ряженых казаков и прочих. Они просто привыкли пользоваться этим сквериком именно в виде детской площадки и места для гуляния. Если надо в храм, в случае необходимости они могут дотопать до Смотровой на Воробьевы Горы. Годами так жили, и ничего.

Так вот, там буквально каждые выходные в течение нескольких месяцев было так: с одной стороны прибегают эти казаки и пытаются начать… Но что они пытаются начать? Ничего, потому что они не строители, у них нет бульдозеров, фундамент они заложить не могут. Они пытаются что-то там огородить. С другой стороны, выбегают местные жители и начинают казаков гонять. Вот такая традиционная программа выходного дня. Потом все рассосалось само собой. В Торфянке, похоже, другая история, потому что там явно не только ряженые казаки, там все дальше зашло. Это не просто инициатива одиозных активистов, и градус противостояния там был не в пример больше.

С точки зрения московской архитектурной политики стоило бы определиться, что мы признаем общественной ценностью. Это проблема для Москвы в целом еще даже до программы строительства храмов. При Лужкове, допустим, любое пустое незастроенное пространство – не важно что это, площадь, сквер или место, из которого открывается вид на достопримечательное здание, – не признавалось общественной ценностью, а признавалось, наоборот, недоработкой, которую необходимо исправить. Последние лет семь – восемь, кажется, эта парадигма менялась, а теперь она изменилась до такой степени, что даже решили открыть людям красоту, которая до этого никого не интересовала. Уже в этом сокрыто дикое противоречие.

Но возвращаясь к ситуации с храмами… На самом деле, нет ответа на вопрос – и власть боится его артикулировать до конца, – что является большей общественной ценностью – церковь или парк, торговый центр или детская площадка, новые квадратные метры жилья или просто сквер, чтобы деревья росли. Решения принимаются ситуативно в зависимости от тысяч разных факторов. Что с программой «200 храмов», что с памятником князю Владимиру – это все ужасно непоследовательно. Видимо, есть заинтересованные участники, которые хотят что-то построить, но в итоге почему-то не строится или не достраивается до конца. Дело в том, что сказав «а», мэрия не может сказать «б», ей не хватает на это политической воли, ясности или осознанности того, что она делает. Именно в вопросах градостроительства образовался вакуум на ценностном уровне. История с Торфянкой – это история про то, что есть люди, которым очень надо воткнуть тут храм, а есть местные жители, которые даже не столько против храма, они – за парк, потому что привыкли, что здесь деревья растут.

Конец ознакомительного фрагмента.