Александра Никифорова - Живое предание XX века. О святых и подвижниках нашего времени Страница 20

На протяжении многих лет я учился у старца Паисия, но так и остался «второгодником». Старец Паисий – это откровение Бога в моей жизни. И каждый день, который я жил возле него, я не переставал изумляться той силе Святого Духа, которая обитала в нем.

«Я чувствовал, как мои кости тают»

На Рождество 1982 года, если не ошибаюсь, после всенощного бдения, когда мы уже немножко отдохнули, я пошел к старцу. Он был один в своей келье, в Панагуде, и пребывал в прекрасном расположении духа; стояла тишина, кругом ни души, из посетителей никого, и он говорит мне следующее: «Вот что я тебе скажу, диакон! – Я тогда еще был диаконом. – Однажды пылало мое существо от любви Божией так сильно, что я чувствовал, как мои кости тают, словно свечи. Я шел и даже остановился, потому что не мог двигаться дальше от любви Божией, которую ощутил внутри себя. Я привалился к стоявшему рядом дереву и сказал: „Только бы никто меня не увидел сейчас, а то поймет неправильно! Только бы никто не узнал, что я испытал". Так сильно возгорелась во мне любовь Божия, я весь пылал Божественной любовью. Прошло уже семь-восемь лет, и эта любовь не только не перестала гореть во мне, но она претворилась в любовь к миру, и я ежедневно растворяюсь в страждущих людях и не могу постичь, как Бог ради нас соделался человеком. Иногда я размышляю о том, как Христос родился и где Он родился, и – таю». Его глаза наполнились слезами, хотя он не позволял себе такого обычно при других. Доблестный воин, он избегал выказывать свой внутренний опыт, хотя его жизнь, особенно в Панагуде, поистине была каждодневной жертвой ради народа Божия и образцом совершенной любви.

Как Христос сказал Петру: …и ты некогда, обратившись, утверди братьев твоих (Лк. 22: 32), точно так произошло и со старцем Паисием.

Так как он достиг высоты созерцания Бога и обожения, он услышал от Бога это слово о том, что должен поддерживать своих братьев. В его каливе[108] собиралось множество людей, особенно же он любил страждущих и молодежь, искавшую свой путь в жизни, и с большой жертвенностью становился рядом с ними. Он выслушивал их, исцелял, советовал, успокаивал.

Поистине удивительным было его слово, я в этом сам убедился. Некоторое время я провел в Кутлумуше и нес там послушания архондаричего и привратника. Я всегда отличался болтливостью, мне нравилось строить из себя учителя, и каждого, кто проходил мимо меня, я мучил своими «проповедями». Когда же люди встречали старца, им было довольно одного его слова, а иногда он даже и ничего им не говорил – они просто видели его, и это изменяло всю их жизнь. Как говорится в Евангелии, при Господнем содействии и подкреплении слова последующими знамениями (Мк. 16: 20). Христос заверял и запечатлевал слово старца последующими знаками благодати, которые являл на нем. Они были столь чисты, столь изобильны и многочисленны, что о них теперь написаны книги! А сколько еще чудес хранят в памяти люди как свой личный опыт встречи со старцем! Действительно, подобные знаки показывают нам великую святость и дерзновение этого человека.

Старец Паисий всегда учил иметь добрые помыслы и никогда не думать плохо о людях, обо всех он говорил с болью и любовью. Сам он был очень внимателен в этом. Он никого не осуждал, даже диавола, и говорил о нем с большим сочувствием. Он никогда не называл его диаволом (чтобы не обижать!), но бедненьким «тангалашкой» (это такой маленький зверек). И это при том, что он сражался с дикими бесами, и диавол мучил его в пустыне. Мне известны многие случаи, когда диавол восставал против старца.

Билет святого Максима Кавсокаливита

В один из вечеров я был у отца Паисия в очень расстроенных чувствах: наш старец Иосиф[109] находился на Кипре, в одном небольшом монастыре, который пытался тогда обустроить, и я не имел от него никаких известий. Отец Паисий спросил у меня:

– Что с тобой, чем ты озабочен?

– От старца Иосифа нет новостей, поэтому у меня на душе неспокойно.

– Зачем ты переживаешь, бедняжка? Давай купим билет и отправимся на Кипр!

– С удовольствием!

Он спрашивает:

– А какой авиакомпанией полетим, «Олимпиаки»?

– «Олимпиаки».

– Ладно, – говорит, – узнаем, когда есть рейсы, и летим на Кипр.

– Договорились, геронда.

– Но, – говорит он мне, – мы полетим по билету святого Максима Кавсокаливита.

– Что вы имеете в виду?

– Как что я имею в виду? Он съедал один сухарик и на крыльях переносился из Кавсокаливы в Ватопед[110]. И мы скушаем по сухарю сегодня вечером и отправимся на Кипр.

«А, он шутит», – думаю я про себя. Мы съели наши сухари, и я пошел спать. Старец молился.

Утром, когда я проснулся, он уже был на ногах. Спрашивает:

– И как ты вчера провел время?

– Хорошо.

– Замечательный там монастырь, – говорит.

– Прекрасный, – отвечаю.

И он описал мне в деталях место, где находился старец Иосиф, его келью, его кабинет, вплоть до того, где лежала его ручка, перочинный ножик, тапочки, все.

– Геронда, откуда вы знаете?

– Над нами пролетал самолет. Я заглянул к тебе, чтобы позвать с собой, но ты спал, и я отправился один. Твой билет пропал. Я полетел один и утром вернулся.

Вот таким чудесами была наполнена его жизнь.

«Богородица раскачала лампадку, чтобы нас поприветствовать»

А этот случай произошел в 1977 году в келье Честного Креста – это было в первый раз, когда я остался у отца Паисия ночевать. Я тогда был диаконом. Накануне утром я пошел к старцу. Как только он меня увидел, то, как обычно, шутя, говорит:

– Добро пожаловать, диакон! Мне как раз не хватало диакона для престольного праздника!

Я говорю:

– Ну, вот я и пришел.

А он:

– Я заказал 100 килограмм рыбы, придут из скита пророка Даниила, из кельи апостола Фомы, придут те и те… У нас будет владыка, будем отмечать престольный праздник.

В тот момент я ему уже поверил.

Тут он вдруг спрашивает:

– Ты останешься сегодня?

У меня душа взыграла от счастья. Вечером он говорит:

– Смотри, мы будем служить агрипнию[111]Честному Кресту, – и объяснил, что мне следует делать.

Разумеется, агрипнию по четкам[112], ведь петь было некому. Начали мы около 5 часов пополудни.

– Около полуночи я позову тебя, и мы прочтем последование ко Святому Причащению. Потом утром придет батюшка из Ставроникиты и послужит у нас.

– Да будет благословенно, геронда.

Он дал мне пространные рекомендации, как совершать молитву. И сам остался в одной келье, а я в другой. Каждые час-полтора он стучал мне в стену и спрашивал:

– Диакон, как ты, хорошо?

– Хорошо, геронда.

– Спишь?

– Нет, не сплю.

Он предупредил:

– Если услышишь шум, не пугайся: это дикие кабаны или шакалы.

Всю ночь я слышал его шаги. Поскольку у старца была только половина легкого, он глубоко вдыхал и затем говорил: «Слава Тебе, Боже», в своей собственной дивной манере.

Я чувствовал, что старец рядом со мной. Около полуночи он позвал меня, и мы пошли в церквушку рядом. Это была узкая, длинная церквушка с одной стасидией[113] и пятью иконами – Христа, Богородицы, Иоанна Крестителя, Воздвижения Честного Креста и одного русского святого (не помню, кого именно, некогда там жил отец Тихон Русский[114]). Старец говорит:

– Давай читать последование ко Святому Причащению.

Он поставил меня в стасидию, открыл Часослов, дал зажженную свечу и, стоя рядом со мной, сам произносил припевы к последованию: «Слава

Тебе, Боже наш, слава Тебе». Каждый раз, когда он произносил стих, он плавно полагал земной поклон. Я читал: «Хлеб живота вечнующаго да будет ми Тело Твое Святое…»

Вокруг нас непроницаемый мрак, ночь в пустыне. Когда мы дошли до стиха, в котором говорится: «Мария, Матерь Божия, благоухания священная скиния.», именно на этих словах я услышал, как будто ветерок вошел в церковь. Я подумал, что старец открыл окно, но он стоял возле меня. Неожиданно все пространство вокруг осветилось, и лампада Божией Матери начала сама собой раскачиваться. Всего лампад было пять, но раскачивалась только эта, другие оставались неподвижными. В церкви сделалось светло – я это понял, потому что свеча, которую я держал в руке, больше была мне не нужна. Я обернулся на старца. Он посмотрел на меня и сделал мне знак, чтобы я молчал. Я прекратил чтение, старец преклонил колена. Я остался стоять, ждал, ждал, прошло полчаса или больше, и все это время происходило следующее: лампада ходила взад и вперед, церквушка была освещена, старец стоял на коленях, а я, со свечой в руке, не знал, что мне делать. Прошло полчаса, я говорю: «Мне продолжать читать последование ко Святому Причащению?» Старец кивнул. И я стал читать, читать, не останавливаясь.