Елена Белякова - Церковный суд и проблемы церковной жизни Страница 21

В духовном ведомстве независимость суда желательнее, чем где бы то ни было, ибо никогда административная власть не вооружена таким всемогуществом, не привыкла к такому бесконтрольному, очень часто произвольному образу действий, как именно в этом ведомстве, поэтому независимость здесь уместнее, чем где-либо[258].

Первый Комитет по выработке судебной реформы был создан в 1865 г. под председательством архиепископа Тверского и Кашинского Филофея (Успенского). Комитету была представлена докладная записка юрисконсульта Синода И.И. Полнера о необходимости реформ духовного суда, в частности, отказа от теории формальных доказательств[259]. Практических результатов деятельность комитета не имела[260].

В 1870 г. по настоянию обер-прокурора Святейшего Синода Д.А. Толстого был учрежден новый Комитет для составления основных начал преобразования судебной части под председательством архиепископа Макария (Булгакова). В состав Комитета вошли протоиереи М.И. Богословский (главный священник армии и флота), Н.П. Содальский (член Санкт-Петербургской духовной консистории), И.Н. Рождественский (член Московской духовной консистории), П.Г. Лебединцев (член Киевской духовной консистории), Н.А. Фаворов (профессор Киевского университета), а также профессора Петербургского университета С.В. Пахман и Н.П. Чебышев-Дмитриев, профессор МДА А.Ф. Лавров и СПбДА – Т.В. Барсов, юрисконсульт при обер-прокуроре Святейшего Синода В.А. Степанов, государственные чиновники Ф.Л. Маркус, А.С. Любимов, И.С. Бурлаков, А.А. Сабуров, М.Н. Баженов, Н.А. Неклюдов[261].

Смысл реформы, как определил Комитет, состоял в приведении церковного судопроизводства в соответствие с принципами светского суда, то есть в проведении разделения административной и судебной власти, гласности и выборности судей. В Отчете обер-прокурора за 1870 г. так объяснялась необходимость реформы церковного суда:

Некоторые из действующих в нынешнем церковном суде начал не имеют канонических оснований, а приняты единственно только по применению к прежнему, отжившему уже теперь и признанному неудовлетворительным, строю светских судов, так напротив, некоторые из начал нового судопроизводства имели место в древней Православной Церкви и отчасти в древней Русской; таковы, например, устность и гласность судебного процесса, преобладание обвинительного начала над следственным. Ввиду сего Св. Синод пришел к убеждению в необходимости преобразования судебной части по духовному ведомству[262].

Работа Комитета продолжалась до марта 1874 г.[263] В 1873 г. был опубликован проект «О преобразовании духовно-судебной части», согласно которому в юрисдикции церковного суда оставались священно– и церковнослужители (кроме наемных церковнослужителей и не постриженных послушников) по делам, воспрещенным канонами, но выпадающим из сферы гражданского суда, а также по преступлениям, предусмотренным уголовным правом, но по своей сути подлежащим духовному суду (кощунство, отступление и отвлечение от православной веры, нарушение благочиния во время богослужения, оскорбления чести, наносимые духовным и светским лицам, угрозы и насилие, нарушение правил о погребении и о браке, а также «употребление в проповедях и духовных речах слов, оскорбительных для добрых нравов и противных благопристойности»).

Предполагалось передать в светский суд дела о браках и их расторжении, оставив за архиереем право увещания и окончательного вынесения решения о расторжении брака.

Организация церковного суда представляла собой несколько инстанций. Низшей из них предполагался духовный судья, осуществляющий свою власть в пределах определенного участка епархии единолично; он же производил и следствие. Судьи должны избираться на три года из местных протоиереев и священников всеми священно– и церковнослужителями участка и представителями от приходов, по одному от каждого (включая и представителей придворного, военного и монашествующего духовенства в данном участке). Судьи не имели права одновременно занимать административные должности.

Следующей инстанцией должен был стать духовно-окружной суд, единый для нескольких епархий, судьи которого избирались бы на шесть лет в епархиях и утверждались епископами в качестве их уполномоченных. Председатель суда назначался императором по представлению Св. Синода из лиц архиерейского сана; он не мог принимать участия в делах духовной администрации. Окружной суд был задуман как апелляционная инстанция. Кроме того, он выносил бы приговоры по более серьезным делам, когда обвинение исходило от епископа. Его приговор можно было обжаловать в Святейшем Синоде[264].

Высшей инстанцией предполагалось Судебное отделение Святейшего Синода, судьями в котором выступали епископы и священники, назначавшиеся на эту должность императором в отношении 3:1. К компетенции Судебного отделения относились все дела по обвинениям епископов и протопресвитера армии и флота, дела против членов синодальных контор, судебные преступления членов духовно-окружных судов и апелляционные дела. Члены Святейшего Синода подлежали суду единственной инстанции – совместной сессии Присутствия Синода и его Судебного отделения.

Нововведением была должность прокуроров, контролирующих деятельность всех инстанций церковного суда и назначаемых обер-прокурором Св. Синода «из гражданских чинов, получивших юридическое образование, или же вообще из лиц с высшим образованием, практически знакомых с судебной частью». Прокурор судебного Отделения Св. Синода назначался бы императором по представлению обер-прокурора Синода[265].

По представлении Комитетом проекта Синод в мае 1873 г. определил «разослать его на предварительное заключение к епархиальным Преосвященным и в духовные консистории»[266]. По-видимому, такое решение было обусловлено резкой критикой работы Комитета, в том числе и со стороны его члена профессора А.Ф. Лаврова[267], который на средства Н.В. Елагина[268] анонимно опубликовал и разослал всем архиереям в 1873 г. книгу «Предполагаемая реформа церковного суда», а также выступил с рядом статей в «Прибавлениях к творениям святых отцов». В результате обсуждения проект получил резко отрицательную оценку подавляющего большинства архиереев и консисторий.

А.Ф. Лавров, в частности, выступал против передачи брачных дел светскому суду, поскольку «брак как таинство может быть совершаем и признаваем недействительным и расторгаем только Церковию»[269]. Кроме того, он приводил множество различных аргументов в пользу того, что действие церковного суда должно распространяться и на мирян[270].

Однако недостатком его критики, как отметил преподаватель Таврической духовной семинарии Н.П. Руновский[271], было то, что Лавров не столько противопоставлял планируемой реформе церковные каноны, сколько показывал несоответствие ее действующему законодательству, то есть выступал с чисто консервативных позиций. Впрочем, профессор не был противником вообще реформы церковного суда, он лишь считал необходимым сохранить за последним прежний объем его полномочий, преобразовав процедуру судопроизводства[272].

По существу, Лавров выступал с альтернативным проектом реформы, предлагая сохранить судебную власть за архиереем с созданием при нем отдельно от консистории в качестве судебного органа епархиального суда в виде избираемой коллегии пресвитеров под председательством архиерея[273]. Независимость суда автор усматривал 1) в выборности судей; 2) в сменяемости судей только по суду; 3) в коллегиальном образе решения дел; 3) в гласности судопроизводства[274].

С резкой критикой проекта, выработанного Комитетом, выступил и Н.В. Елагин:

Предполагалось под видом улучшения духовного суда сокрушить архиерейскую власть и поставить управление Русскою Церковию на протестантских началах. Предполагалось совершить такое дело, перед которым все дотоле бывшие нападения на Церковь оказались бы простыми ребяческими шалостями. ‹…›

«Интеллигенция» наша сверху донизу приняла этот проект с неистовым восторгом. Она и прежде не очень стеснялась в своей жизни церковными правилами, но все чувствовала на себе узду в виду возможности подпасть под церковный суд за открытое кощунство, неверие, распутство ‹…› для нее открылась перспектива полной безнаказанности[275].

Вместе с тем автор не мог не видеть недостатков существовавшей судебной системы и считал главной бедой отсутствие Уложения о церковных наказаниях:

Две трети консисторских дел решаются у нас теперь, можно сказать, наобум, и это зависит не столько от злокачественности членов ‹…›, сколько от неполноты действующего права и от разбросанности церковных законов по разным источникам и сборникам. ‹…› За один и тот же поступок можно наказать и замечанием и лишением сана, и оба эти решения будет законны[276].