Тайна семи звезд - Митрополит Иларион Страница 25

Когда умер отец, Алеше было странно, что жизнь продолжается без родного человека. Иногда ему казалось, что отец вернется. Он мечтал о том, что распахнется дверь и отец войдет — бодрый и подтянутый, каким он его запомнил. Но отец не возвращался, и только портрет над кроватью напоминал о нем. А еще он видел отца во сне, но тот почему-то всегда молчал. Спросить его о чем-нибудь Алеша боялся.

В перерывах между службами он любил бродить по ухоженному церковному кладбищу. На некоторых надгробиях, сохранившихся с девятнадцатого века, имена были написаны в старой орфографии. Внимание Алеши привлекали даты рождения и смерти. Некоторые умерли совсем детьми. Он спрашивал себя: в чем смысл жизни человека, который и пожить толком не успел? Зачем он родился? Алеша знал, что на эти вопросы нет ответа, но почему-то ему казалось, что жизнь каждого имеет смысл — даже того, кто умер в младенчестве.

В глубине кладбища стояли ряды одинаковых каменных крестов. Там были похоронены солдаты и офицеры, погибшие в Первой мировой войне. Почти всем было двадцать с небольшим. Он думал о том, каким счастьем было бы отдать жизнь за других. Умереть молодым.

* * *

Свою жизнь Алеша теперь делил на отрезки от одной Пасхи до другой. То, что было до первой Пасхи, он помнил смутно.

Та Пасха пришла в его жизнь по прочтении Евангелия и отчетливо врезалась в память. Он твердо знал, что именно тогда впервые встретил Бога. Чувство присутствия Бога с тех пор его не покидало. Оно могло лишь становиться то более ярким, то менее.

Вторую Пасху он провел в храме вместе с матерью. Это был первый раз, когда она участвовала в пасхальном богослужении. После службы они возвращались домой вдвоем. За всю дорогу не проронили ни слова. Но никогда еще им не было так хорошо друг с другом.

К третьей Пасхе Алеша уже почти год служил в алтаре. На крестном ходу он шел впереди всех с горящим фонарем — прикрепленным к высокому древку стеклянным шестигранником, внутри которого горела свеча. За ним шли другие алтарники и хор. Замыкали процессию священник и дьякон. А вокруг — тысячи людей, и у каждого в руке горящая свеча. И вновь Алеша слышал, как «ангели поют на небесех», прославляя воскресшего Христа. Его переполняла радость.

* * *

Теперь он ждал свою четвертую Пасху. Готовился к ней с самого начала Великого поста. В храм ходил утром и вечером. Иногда оставался там на ночь, и ему стелили коврик на клиросе.

Очень нравились ему великопостные службы. Хор пел как-то особенно мягко и проникновенно. В храме выключали весь свет. Мерцали лампады и горели свечи.

Алеша старался внимательно слушать Великий покаянный канон. Он почти ничего не понимал, но общее покаянное настроение охватывало душу так, что хотелось плакать. И он плакал тайком, отойдя в сторону. Отчего-то в эти минуты ему всех было жаль: маму, брата, сестру, Петю. Алеше казалось, что он не с ними, а где-то далеко.

После пяти дней на хлебе и воде, стоя на службе, он почувствовал сильный голод. Словно наяву, перед его глазами проплывали блюда, которые готовила мать. Увидев жареный хлеб с чесноком, он ощутил его запах. Но после службы он сказал себе, что не будет ослаблять пост.

В субботу прямо на литургии Алеша упал в обморок. Он даже не понял, как это произошло. В алтаре у него вдруг подкосились ноги и потемнело в глазах. Очнулся уже в сторожке, когда его приводили в чувство. Ему дали горячего чая с сахаром и хлеба с маслом.

А потом дни потекли своим чередом. Он продолжал заботиться о брате и сестре, делал с ними домашние задания. Мало ел, мало спал, много молился.

Готовя себя к службе в армии, Алеша, как и прежде, раз в неделю окунался в прорубь. Только он уже не был уверен, что хочет связать свою жизнь с морем.

Больше всего ему теперь хотелось стать священником.

* * *

Начиналась Страстная неделя. По вечерам звучало песнопение: «Черто́г Твой ви́жду, Спа́се мой, украше́нный, и оде́жды не и́мам, да вни́ду в онь». Пел сам отец Панкратий — один, без хора. Голос его становился вдруг каким-то высоким и надтреснутым. Алеша не отличался музыкальным слухом, но чувствовал, что батюшка не всегда берет правильные ноты. И все же это было такое искреннее и проникновенное пение, что храм замирал в молчании. Когда священник заканчивал, на его глазах блестели слезы.

Потом наступила Великая Среда, когда вспоминали предательство Иуды и отречение Петра. Отец Панкратий в проповеди сравнил Иуду с Петром. Иуда раскаялся в предательстве, но не вернулся ко Христу. Оставшись наедине со своим горем, он не нашел ничего лучшего, чем удавиться. Петр же после отречения принес Христу покаяние. Любовь к Нему он доказал всей последующей жизнью.

В Великий Четверг Литургия была длинная. Причащался весь храм, и отец Панкратий стоял с чашей больше часа. Алеша отирал губы каждого причастника платом — куском ткани красного цвета. А народ все шел и шел, и этому потоку, казалось, не будет конца.

Когда служба закончилась, обессиленный священник присел в алтаре. По лицу его струился пот. Алеша тоже чувствовал большую усталость. Никогда еще он так не уставал от службы, как в этот Великий Четверг.

Домой он не пошел. Сначала попил чаю в церковной сторожке, а потом прилег на клиросе и сразу уснул. Снилась ему большая очередь — такая же, какую он только что видел на службе. Люди один за другим куда-то входили, и перед входом им давали светлую одежду. Подошла очередь Алеши. Он получил стихарь — такой белоснежный, каких в жизни не видал. Надел его и вошел внутрь. Там было светло, а впереди сиял еще более яркий свет. Он вдруг понял, что там, впереди, его ждет Христос.

Проснулся в каком-то радостном возбуждении. Усталость как рукой сняло. Он посидел несколько минут в пустом храме. Потом вошел в алтарь и начал готовиться к вечерней службе.

* * *

Она тоже была долгой, а люди всю службу стояли со свечами. Читали двенадцать евангельских отрывков о страданиях и смерти Христа.

Проповедь на этот раз произносил не отец Панкратий, а только что назначенный ему в помощь молодой священник отец Павел. Он держал в руках раскрытую книгу. Рассказывали, что он окончил духовную академию и даже знал греческий язык.

— «Тогда отпустил им Варавву, а Иисуса, бив, предал на распятие», — отец