Елена Белякова - Женщина в православии. Церковное право и российская практика Страница 27

Несомненно, что автор не был одинок в подобном мнении: высказывания о необходимости заимствовать у старообрядцев опыт женского служения нередко звучали и в Отделе о церковной дисциплине Поместного собора 1917-1918 гг.

Исследовательница русского сектантства, чутко всматривавшаяся в современную ей религиозную жизнь русского народа, В. И. Ясевич-Бородаевская считала, что вопрос о равноправии женщин был впервые поставлен староверами: «В женских старообрядческих скитах на реке Лексе впервые поднят и выдвинут самой жизнью вопрос о равноправии женщины, и здесь женщина, хотя и при неблагоприятных для нее как женщины условиях, так как приходилось добровольно отказаться от личной жизни, заняла почетное место как просветительница масс, как ярая сторонница традиций старины, и здесь она установила свои общественные и гражданские права, выступая не просто в качестве помощницы, но нередко становясь самостоятельной энергичной руководительницей общественного дела наравне с мужчиной, и не только в мирских, но и церковных делах»11.

Количество женщин-староверок, проживавших в скитах и монастырях, исчисляется: минимум – 3600, максимум – 25 66012. Такое значительное расхождение объясняется невозможностью достоверного учета староверов, вызванной, в первую очередь, «репрессивными мерами» против раскола13, а также той ситуацией, когда правительство не признавало за расколом юридического бытия14. Все православное население подлежало церковному метрическому учету, взгляд же правительства и Церкви на раскол как на «отступничество от христианской веры» делал сам метрический учет средством борьбы со старой верой. Как писал историк МВД, «из непризнания раскола существующим фактом вытекали весьма сложные и суровые выводы, которые подтверждались законодательством и с большей или меньшей последовательностью осуществлялись на практике»15. Так как законы предписывали самые суровые меры по отношению к раскольникам (включая обязательное крещение детей в православие и ссылку на каторгу за совращение в раскол), то понятно, что население всячески скрывало свою принадлежность к расколу, и когда перепись населения показала 2 млн старообрядцев и сектантов, А. С. Пругавин поставил вопрос о том, не стоит ли за этой цифрой 20 млн16.По переписи 1897 г. женщин в расколе было 1 175 573, мужчин – 1 029 02317.

Даже учитывая заниженность численности староверов, нельзя не отметить преобладание среди них женщин. П. Смирнов делал подсчеты преобладания женщин среди раскольников: по данным губернского начальства в первой половине XIX в. – на 6-7%, по переписи 1897 г. – 7-10%18. По отчетам губернаторов по Пермской губернии раскольников19:

Сведения, собранные Советом Братства Св. Димитрия Ростовского по Ярославской епархии на 1890 г., дали еще более значительное преобладание женщин20:

Новейшие подсчеты, сделанные на основании данных архивных фондов Архангельской, Вологодской и Новгородской областей, также фиксируют преобладание женщин среди старообрядческого насления городов Русского Севера. По подсчетам И. Н. Ружинской, среди старообрядцев-горожан женщины составляют:

21

Особенно поразительны цифры, фиксирующие различие между женскими и мужскими скитами: на Лексе в женской пустыни в 1833 г. (накануне разгона) более 1800 женщин22; даже в Выгорецком общежительстве по данным седьмой ревизии преобладали женщины: 64 мужчины и 221 женщина23; в Стародубье знаменит был Климовский женский монастырь (создан в 1766 г.) – на 1850 г. (в этом году скит был отдан единоверцам) в нем по сведениям МВД было 372 белицы и монахини.

По описанию губернского чиновника: «В мужском ските, в трех верстах от посада Воронка (Бессарабия), содержались только 6 дряхлых стариков, в Каменском женском ските – 33 монахини от 40 до 70 лет и 60 белиц, между которыми было много молодых, имевших по несколько детей, незаконно прижитых в ските»24 (последняя фраза нуждается в комментарии: у чиновника не было сведений, действительно ли дети были прижиты в ските; из других источников известно, что случай ухода в скит женщины с ребенком – достаточно частое явление). Настоящим «царством женских скитов» был Керженец (Нижегородская губерния). Здесь наиболее известны три женских скита: Шарпанский, Комаровский и Оленевский. Комаровский скит был наиболее многочисленным: он разделялся, в свою очередь, на 20 обителей, каждая представляла собой отдельный монастырь со своей часовней. Число обитателей в ските достигало 500 монахинь и 500 белиц25.

По данным раскольничьей конторы на 1718-1723 гг., в скитах Нижегородской губернии женского пола значилось 1805 чел., в то время как мужчин – 71126.

Преобладали женщины и в Пермских скитах, находившихся в Оханском, Верхотурском, Чердынском, Соликамском и Екатеринбургском уездах.

Казалось бы, столицы должны давать иное соотношение между численностью иноков и инокинь. Но на Преображенском федосеевском кладбище число женщин-насельниц также значительно превышало число мужчин-иноков: в 1852 г. на женской половине было 628 чел., на мужской – только 11027, кладбище обзавелось к тому же специальными женскими отделениями, в которых в 1848 г. проживало 170 скитниц28. Значительное преобладание женщин являло и Рогожское кладбище: в палатах для призреваемых было 64 мужчины и 450 женщин (а до 1835 г. – более 1000 женщин)29. На Волковском кладбище в Петербурге в 1841 г. проживало 229 федосеевок, мужчин – 75, а во всех петербургских богадельнях – 463 женщины при 255 мужчинах30.

Отдельный вопрос (к сожалению, почти обойденный исследователями) представляет собой численность «келейниц» или «черничек» – женщин, живущих по деревням. Только в Романовском уезде Ярославской губернии их насчитали 2374 чел.31 А спустя сорок лет священник из с. Староандреевского указанного уезда не без раздражения писал: «Раскол гнездится в женском населении и преимущественно состоит из вдов и девиц-келейниц, считающих своей заветной мечтой стоять у аналоя, петь и читать каноны по покойникам и получать за это неоскудную плату»32.

Многие исследователи видели связь между резким ростом черничества в середине XIX в. с проводимым МВД с 1838 г. курсом «подавить раскол уже существующий». Одной из первых задач МВД считало «энергичные меры для уничтожения раскольничьих монастырей, скитов и моленных, которые заявляли себя явной пропагандой и поддержкой раскола»33, поэтому «ежегодно запечатывались и уничтожались либо передавались единоверцам десятки моленных, монастырей и скитов»34.

В 1853 г. Нижегородские скиты были закрыты. Однако начальству пришлось оставить 33 обители, чтобы 194 престарелые скитницы могли дожить там свой век.

Как писал С. А. Архангелов, «тогда как одни из скитников уничтоженных обителей бежали и скрывались где-либо в лесных трущобах, другие – большая часть из женских скитов – устремились в села и деревни и здесь образовали особый раздел т. н. келейниц или черничек»35.

В чем же причина столь ощутимого преобладания женщин в старообрядчестве? П. Смирнов пытался объяснить женскую религиозную активность в расколе в первую очередь «живым религиозным чувством».

Однако нам кажется, что этого объяснения недостаточно.

Чиновник Министерства внутренних дел, подводя итоги николаевского периода преследования старообрядцев, делал вывод о двух причинах невозможности искоренения раскола: «Крайнее невежество было главным основанием и силою раскола; вторым корнем зла следует считать самоуправление, устанавливавшееся между раскольниками, в духовном и гражданском их быту (выделено нами – Авт.)»36. В условиях государственного контроля над православной церковью, ограничительного законодательства на пострижение, в первую очередь женщин в монашество, старая вера оставалась на протяжении XVII – первой половины XIX в. тем притягательным (и к тому же почти единственным!) местом, где могла проявиться религиозная активность женщин, прямо соответствовавшая православным представлениям о подвижничестве.

Именно возможность проявить религиозную активность, в том числе и женщинам, составляла существенную часть притягательности старообрядчества (это характерно и для сектантства, столь быстро распространявшегося в России во второй половине XIX в. среди традиционных православных; но необходимо отметить, что нигде в сектах протестантского типа не отмечается особая женская активность: их создатели исключительно мужчины, а женщина включается в секту как член семьи и не выполняет особых миссионерских функций).

В литературе XIX в. можно найти немало высказываний о притягательной силе староверских общин и о красоте их богослужения. Даже ушедший из старой веры Е. Антонов писал о красоте пения староверов: «Попа у наших старообрядцев не было, по воскресным и праздничным дням они собирались в доме одного почтенного крестьянина, где и отправляли вечерню, утреню, часы; но певцов у них было много, – пели не одни мужчины, а и некоторые женщины, умеющие петь, что очень нравилось и православным; напротив, в приходской православной церкви певцов не было (как и теперь нет), и служба отправлялась невнимательно, что и отталкивало от нее прихожан к расколу»37. Когда он и его родители перешли в старую веру, они «не пропускали ни одного общественного богослужения и были очень рады, что могли узнать порядок службы и принимать участие в пении, чего прежде не знали»38.