Илона Камад - Обрядовая сторона культов Древней Греции Страница 3

Когда тени умерших спускаются в Аид, они минуют рощу из черных тополей – священных деревьев богини Смерти, на берегу Океана. Для каждого из них благочестивыми родственниками припасена монета, которая, согласно традициям, кладется покойнику под язык, чтобы умерший смог заплатить за свое последнее путешествие скупому перевозчику Харону, который переправит их на пароме через реку Стикс [23, Х.28.1]. Эта река в переводе с греческого означает «ненавистные» – ее воды считались ядовитыми. Если тень умершего окажется без денег, то ей придется коротать время на берегу Стикса в томительном ожидании или бежать от проводника теней Гермеса, чтобы проделать тяжелый длинный путь, и спуститься в подземный мир в другом месте.[1, П.512].

После вынесения приговора тени умерших направляются по одной из трех дорог. Древние греки верили: если жизнь человека была праведная, то его душа после смерти попадает в Элисиум – на счастливую, благословенную землю незаходящего солнца, где нет холода, где не прекращаются игры, музыка и пиры. Кроме того, обитатели Элисиума, если пожелают, могут повторно родиться на земле. Правит этой землей Крон – бог времени. Неподалеку от этой земли находятся Острова Блаженных, куда попадают только те души умерших, которые уже трижды испытали перерождения в двух мирах [8, с.167]. Этот лесистый остров полон диких и прирученных зверей, на нем, по представлениям эллинов, жили тени Елены и Ахилла [23, III.19.11]. Души грешников после смерти прибывали на поля вечных мук, лишений и испытаний. Если жизнь человека не была ни грешной, то душа такого умершего направлялась по дороге, которая вела его на запад, на Асфоделевые луга, к вечной скуке и прозябанию.

Древние греки толковали имя Крона как Choronos-Отец -время», который, по преданиям, сверг своего отца Урана с помощью его оскопления своим неумолимым серпом [9, 133-187, 616-626; 1, I.1.4-5]. Греки изображали Крона вместе с черной вороной, которая считалась вещей птицей и в которую, по поверьям, вселялась душа царя-жреца после принесения его в жертву богам [46, с.25].

Миф о возникновении из капель крови трех эринний, в представлении древних греков, по мнению Р. Грейвса, был ничем иным, как изображением триады женского божества, чьи жрецы во время церемонии приношения в жертву царя, верховного жреца, в надежде обеспечить урожайность нив и садов, носили ужасные маски Горгоны, отпугивая непосвященных. В этой церемонии гениталии царя, вероятно, выбрасывали в море для того, чтобы там водилась рыба [46, там же].

Мстительность эриний, по поверьям, являлась своего рода предупреждением Зевсу не оскоплять Крона. Однако первоначально эринии якобы мстили за нанесенные обиды матерям или тем, кто искал убежище у богини очага.

Древние греки верили в существования трех одетых в белое неразлучных мойр, рожденных в Ночи. Звали их Лехе-сис, Клото и Антропос. Самая младшая по чину была самой ужасной из трех [10, XXIV.49; 9, 217 сл. и 904]. Каждая из мойр являла свою ипостась. Так, Клото была «прядущей» нити жизни, Лехесис – «отмеряющая жребий», а Антропос – та, которую «нельзя избежать или отвратить» [10, IX.411; XXIV.69; XXII.209; XVI.434, 441-443; 11, I.34]. Зевс взвешивал человеческие жизни и сообщал мойрам о своих решениях. И Антропос начинала готовиться отрезать нить жизни, отмеренную Лехе-сис и спряденную на веретене. Одни, правда, верили, что Зевс мог в любое время приостановить работу мойр и спасти по своему желанию жизнь, которая находится на волосок от гибели. Другие полагали, что сам Зевс был подвластен мойрам, поскольку мойры являлись не детьми Зевса, а детьми великой богини Необходимости, Ананке, с которой не спорят даже боги, и которая зовется «Могучая судьба» [7, I.91].

Право решать, судьбы всех смертных дано Тюхе, дочери Зевса. Тюха – это божество, приносящее удачу. Древние философы Греции наделили это божество такими качествами, как «естественный закон», «справедливость», и «стыд». Тюха, – непредсказуемое, непостоянное божество. Одних – она способна осыпать дарами изобилия, других – лишить самого малого. Богиня Тюха могла высказывать и свое щедрое расположение человеку, который начинал хвастаться своими богатствами и при этом забывал воздавать похвалы и жертвоприношения богам и не помогал нуждающимся. На пути такого человека неминуемо вставала богиня Немесида, «неотвратимое возмездие» и заставляла его испытать унижение [7, I.34; III.40; 2, IV.1024-1043].

Немесида была богиней-нимфой, дочерью Океана. Древнегреческие философы сделали ее символом моральной смерти. Неизменными атрибутами управительницы Немесиды были яблоневая ветвь в одной руке и колесо в другой, ее серебряную корону украшали олени, а с пояса свешивалась плеть [7, там же]. Она подчинила своим неминуемым законом воздаяния богиню удачи Тюху, порой расточительную и изменчивую в пристрастиях. По верованиям доэллинистического периода, богиня Немесида преследовала царя-жреца. Когда солнечный круг совершал пол-оборота, царь-жрец, находящийся на вершине власти и величия, оказывался перед лицом смерти. Об этом его извещали олени, которые до этого покоились на короне богини [46, с. 91-92]. В этом действии богиня Немесида много раз изменяла свой облик, чтобы одурачить, запутать царя-жреца и привести его к неминуемой смерти в день солнцестояния. Но когда колесо Немесиды совершало полный оборот, наступала месть убиенного царя-жреца, которая обрушивалась на соперника, захватившего его место. Таким образом, царь-жрец претерпевал каждый раз сезонные трансформации, связанные с преодолением единого непрерывного процесса «Жизни – Смерти»».

Древнегреческий культ о Деметре и Персефоне идентичен сирийскому мифу об Афродите (Астре) и Адонисе, фракийскому мифу о Кибеле и Аттисе, египетскому мифу об Исиде и Осирисе. В греческом мифе, как и в азиатском и египетском прототипах, богиня оплакивает потерю своего возлюбленного, который персонифицируется с растительностью злаковых культур, умирающего зимой, а весной вновь возрождающегося [72, с. 436]. Отличие древнегреческого мифа от других заключалось в том, что греки воплотили эту идею немного в иной форме: скорбящая мать оплакивает умершую дочь. По преданию, у богини семян Деметры была дочь Кора – «Девушка зерна», причастная к культу матери. С праэллинских времен Деметра и Кора являлись двумя важнейшими богинями крестьянского населения всей Аттики и афинской общины. Древний миф рассказывает, что некогда в Элевсин, находившейся вблизи Афин, пришла старая женщина, печальная и мудрая, которую царь взял воспитательницей своему маленькому сыну. Однажды ночью царица увидела, что нянька кладет мальчика в огонь, и закричала от ужаса, «Жалкие люди», – ответила на обвинение нянька, – «я хотела дать мальчику бессмертие, но теперь это невозможно». И тут по дому разлились необычное благоухание и свет, и женщина приняла свой настоящий облик. Это была Деметра – богиня плодородия нив и цветов.

Если попытаться дать психологический комментарий к этому фрагменту древнегреческого мифа, то можно предположить, что в нем говорится о моменте экзистенциальной сопричастности каждого человека перед лицом собственной смерти, в ее неминуемости, перед которой он навсегда теряет свое бессмертие. На смену нашему неотождествлению себя со смертью приходит страх и ужас возмездие за свое бренное существование. С этой минуты наш непрерывный процесс «Жизни – Смерти» разъединяется на две тонкие грани противопоставления друг другу, «Жизни» и «Смерти». С нарушением целостного восприятия процесса, теряется взаимосвязь тела и духа, телесности человека, его взаимодействия внешнего (социума) и внутреннего (психика – тела), взаимозависимости агрессии и страха и, как следствие, неприятия смерти и неготовность к жизни [34, с. ]. Обычно это происходит с нами ночью, в раннем детстве, когда мы первый раз испытываем сильное эмоциональное чувство потрясение от осознания, что «я умру». В этот момент жизни, как никогда раньше, мы нуждаемся в защите взрослых, которые, будучи раньше подвержены этой общей разобщенности, не в силах оказать помощь и своей неготовностью воспринять происходящее усугубляют разотождествления единого непрерывного процесса «Жизни» – «Смерти».

Дошедший до нас древнегреческий миф повествует о похищении юной девушки Коры. Когда Кора, собирала полевые цветы на лугу, ничего не подозревая о надвигающейся опасности, ее похитил влюбленный в нее бог мертвых Гадес, увез на своей золотой колеснице в подземное царство и сделал своей супругой Персефоной. Богиня Деметра покинула Олимп, узнав, что это бог Зевс, отец Коры, согласился выдать ее замуж за своего брата Аида (Гадеса), бога подземного царства. И в бесконечной скорби богиня Деметра стала искать свою дочь. Между тем земля высыхала. Испуганные олимпийцы уговорили Аида на полгода отдавать Кору матери, и тогда ликующая земля снова стала цвести и плодоносить. Миф о Персефоне свидетельствует о зимнем увядании «соломенной бабы» с зерном, которую открывали ранней весной и обнаруживали, что она дала новые ростки. Деметра и Персефона олицетворяли прошлый и будущий урожай зерновых [72, с. 439-441]. Единство матери и дочери подкрепляется их изображениями в греческом искусстве. Античные художники изображали этих богинь хлеба с коронами из хлебных колосьев на головах и со снопами в руках. Миф о самой Деметре и ее любовных приключениях на трижды вспаханном поле указывает на обряд плодородия, который существовал в древнем мире. По поверью, чтобы обеспечить хороший урожай, жрица зерна на глазах у всех совокуплялась с царем-жрецом перед севом озимых [46, с. 66]. В Аттике поле в первый раз пахали весной, второй раз – после летней жатвы, а после принесения жертвоприношения богам земледелия пахали поле в третий раз, по весенней борозде. Происходило это, как писал Гесиод в своем труде, в осенний месяц пианепсион, перед подготовкой к севу [8, с. 432 – 433, 460, 462]. Представление об образе зерна, которое зарывают в землю в надежде и в ожидании новых всходов, в сознании человека пробуждало аналогию с человеческой судьбой и ее закономерностями, соединяя процесс жизни, цветения, развития и процесс смерти, умирания, увядания в естественное целое. Миф о Деметре и Коре является поэтизацией этой великой тайны умирания и прорастания зерна, замирания и расцвета жизни. И суть этого раскрывается в Элевсинских мистериях, связанных с таинством смерти и надеждой на вечное блаженство.