Уолтер Брюггеман - Введение в Ветхий Завет Канон и христианское воображение Страница 3

2. Не следует путать введение в Ветхий Завет {литературу и богословие Ветхого Завета) с работой по истории Древнего Израиля или истории древнеизраильской религии. Не следует, впрочем, и думать, что ветхозаветную литературу и богословие можно понять в отрыве от истории Древнего Израиля и его религии. Несколько упрощая, израильскую историю ветхозаветного периода можно разделить на следующие три этапа.

• Домонархический период: от возникновения Израиля до воцарения Давида ок. 1000 года до н. э.

• Монархический период: от воцарения Давида (ок. 1000 г. до н. э.) до разрушения Иерусалима (587 г. до н. э.).

• Послемонархический период: после 587 года до н. э. Охватывает вавилонский плен и возвращение из плена. Именно в этот период оформился иудаизм.

Это деление предполагается повсюду в Ветхом Завете и достаточно удобно: мы видим, как Израиль размышляет о Боге и о своей жизни в меняющихся социально–политических и экономических условиях. Хотя и не всегда можно четко проследить взаимосвязь того или иного текста с его историческим контекстом, она тем не менее всегда присутствует и важна для понимания текста.

Между тем историческая проблематика здесь исключительно сложна (что затрудняет и написание введения в Ветхий Завет!). Еще каких–нибудь два поколения назад большинство ученых полагали, что библейский рассказ в целом верно воспроизводит последовательность событий (Bright 2000; Hayes & Miller 1986). Однако в последние десятилетия возникли новые методы анализа, новые подходы и новые вопросы, убедившие многих библеистов, что ветхозаветный рассказ слишком сильно уклоняется от «того, что было на самом деле». Более того, «что было на самом деле», далеко не ясно (хотя уже предложены различные реконструкции). Ветхий Завет — это не журналистский репортаж, а память, профильтрованная многими поколениями интерпретаторов, причем каждый новый интерпретатор вносил свои богословские смыслы. Это не означает, что Библия исторически «недостоверна»: просто к динамическому процессу толкования, который привел к ее формированию, надо подходить с другими мерками. Заметим еще, что данные археологических раскопок привели многих ученых к выводу: значительную часть ветхозаветной «истории» невозможно подтвердить «доказуемыми фактами». Грубо говоря, библейский рассказ выглядит во многом вымышленным. Понятно, что последний вывод еще будет долго оспариваться, но уясним пока огромную разницу между «историей реальной» и «историей описанной» (при всех скидках на неизбежную субъективность научных реконструкций). Впрочем, поскольку в центре нашего внимания сейчас находится ветхозаветная литература, мы можем большей частью довольствоваться именно «историей описанной» (попутно подмечая некоторые нити, связующие ее с подлинными событиями). Важно также понять: не только мы в данный момент не занимаемся историческим исследованием, — текст даже не претендует на «историчность», как мы ее понимаем. Историко–критическое исследование в этом смысле ничего не дискредитирует, ибо библейские тексты являются продуктом не «событий», а творческой интерпретации. И, наверное, для некоторых читателей Библии будет только облегчением узнать, что Библия не есть «история» в нашем смысле слова. И это не составляет какой–то ее недостаток, — мы просто должны приноравливаться и не проецировать на нее чуждые ей категории (Childs 1979).

3. На протяжении нескольких веков библеистов–ветхозаветников интересовал преимущественно исторический ракурс. Лишь в последнее время большее внимание стало уделяться теме канона. Само понятие «канон» отражает тот факт, что библейские тексты представляют собой вероучительную норму для общины. В ветхозаветной библеистике так обозначается корпус текстов, которые вошли в Священное Писание иудаизма и христианства. В данном введении мы будем рассматривать канон еврейский, который нормативен для иудейской веры. Еврейский канон принято делить на три основные части.

• Тора (Пятикнижие Моисеево): книги Бытие, Исход, Левит, Числа, Второзаконие. В иудаизме Тора считается самой авторитетной частью Писания. (Отсюда пошло и христианское отношение к Торе как к самой авторитетной части Ветхого Завета.) По мнению большинства современных ученых, Тора обрела свой нынешний вид к V веку до н. э. (т. е. ко временам Ездры).

• Пророки. Эта часть включает восемь «книг», которые делятся на две группы: Ранние Пророки — Книга Иисуса Навина, Книга Судей, Первая и Вторая книги Самуила (у христиан они именуются Первой и Второй книгами Царств), Первая и Вторая книги Царей (у христиан — Третья и Четвертая книги Царств); Поздние Пророки — книги Исайя, Иеремийя, Иезекииль, а также двенадцать «Малых пророков» (они составляют один свиток). По мнению большинства современных ученых, этот корпус обрел свой нынешний вид ко II веку до н. э. (см. Книгу Премудрости Иисуса, сына Сирахова). Пророки имеют меньший авторитет, чем Тора. Этот консенсус находится под некоторым сомнением в свете данных кумранских документов. Возможно, ситуация с оформлением канона была еще более сложная, чем предполагают многие исследователи.

• Писания. Сюда входят следующие одиннадцать книг. Великие поэтические книги: Книга Псалмов, Книга Иова, Книга Притчей. Так называемые «Пять свитков»: Книга Руфь, Книга Есфирь, Екклесиаст, Книга Плач Иеремии, Песнь Песней. Здесь же ревизионистский исторический корпус (Первая и Вторая книги Хроник [у христиан они имеют название — Первая и Вторая книги Паралипоменон], Книги Ездры и Неемии) и один апокалиптический текст (Книга Даниила). «Писания» гораздо менее авторитетны, чем Закон и Пророки (см. Мф 5:17; 7:12; 11:13; 16:16; 22:40), и их состав сложился очень поздно (видимо, уже в христианскую эпоху).

Существуют небольшие различия между каноном протестантским и каноном католическим/православным. Католики и православные включают в канон семь так называемых «второканонических» книг, также именуемых «апокрифами». Как видно из самого названия, в плане своего вероучительного авторитета эти книги имеют второстепенный статус[1]. Далее мы будем заниматься только основной, т. е. канонической линией текстуальной традиции.

Как именно проходил процесс канонизации (т. е. обретения этими текстами нормативного статуса), точно не известно. Ясно, что среди религиозных вождей дебаты шли нешуточные. Относительно сердцевины канона сомнений не было, но вот дальше — все больше вопросов. Хотя впоследствии канон был зафиксирован официальным решением, не приходится сомневаться: это решение прочно основано на духовном опыте общин. Общины признали, что именно данные книги являются самыми полезными, самыми надежными и самыми осмысленными, то есть именно они максимально содержат истинное учение. Не для каждой такой книги это обязательно означает, что она представляет собой вершину духовности, нравственности и художественного мастерства, — но она именно то, что требуется общине верных. Впоследствии этот список книг стал нормативной отправной точкой и литературной сокровищницей, из которой черпала традиция в ее бесконечном творческом развитии. В свете этих текстов и христианская община стала осмыслять в богословском ключе личность Иисуса из Назарета.

Впрочем, с христианским пониманием ветхозаветного канона сопряжены несколько специфических особенностей. Дело в том, что к III веку до н. э. еврейская община Александрии сформировала гораздо более обширный список авторитетных книг (в их переводе на греческий язык). Септуагинта (такое название впоследствии получил этот греческий перевод) изначально была корпусом более широким и менее строгим, чем «еврейский канон», а также отражала иной культурный и интеллектуальный климат. Христианская католическая традиция усвоила именно этот расширенный греческий вариант. В XVI веке деятели Реформации решили вернуться к более узкому и строгому еврейскому канону (который и является предметом данного введения!), но оставили от греческого списка способ деления книг. Иными словами, протестантская Библия представляет собой смесь: книги из канона иудаизма, расположенные в последовательности древней грекоязычной традиции. Как мы уже упомянули, в более широком католическом каноне есть еще корпус текстов «второканонических», которые протестанты могут уважать, но в свой канон по примеру еврейского канона не включают.

Отметим, что в последнее время «канон» привлекает к себе внимание не только как процесс исторического развития или литературный феномен, но и как богословская реальность. Процессом канонизации двигал определенный богословский импульс — желание сформировать корпус текстов сообразно ключевым богословским постулатам. В частности, Джеймс Сандерс показал: «канонический процесс» служил делу утверждения монотеизма, пусть даже не все тексты, впоследствии вошедшие в Ветхий Завет, легко согласовывались с монотеизмом (J. Sanders 1976). Бревард Чайлдс указывает, что процесс оформления, редактирования, обретения этими текстами своей «окончательной формы» был подчинен главным верованиям канонизирующей общины (Childs 1979). Чайлдс также предположил, что, если вынести за скобки процесс канонизации и форму канона, в самих текстах можно найти такую нормативную каноническую интерпретацию, которая согласуется с основами церковной догматики (Childs 1993). В этом смысле сама ветхозаветная литература может быть понята как совокупность нормативных богословских суждений. Она сформирована благодаря страстному богословскому убеждению.