Анна Гиппиус - Главный дар вашему ребенку Страница 3

Сущее и былое

Почему бы тебе не убить одного из тех, кто уже есть?

«Господин главный редактор!

Посылаю Вам это письмо под впечатлением недавно выдвинутого в парламенте законопроекта о легализации абортов (в Греции. – Прим. автора ). Если Вы сочтете его достойным публикации, поместите его на своих страницах.

Один мой ученик во Христе, ассистент одного из факультетов Университета, носит редкое и необычное для мирянина имя – скажем, Амфилохий. (Я привожу вымышленное, а не настоящее его имя.) Несколько недель назад в присутсвии его родителей, а также других лиц я из любопытства спросил Амфилохия, как случилось, что ему дали такое имя. Его отец – простой и малограмотный крестьянин – с удивительной искренностью поспешил разъяснить дело. Я привожу его рассказ почти дословно, без каких бы то ни было комментариев.

„Когда моя жена была беременна Амфилохием, то есть 33 года тому назад, мода на аборты начала распространяться и по деревням. Поскольку у нас было три ребенка, мы решили не оставлять этого. Мы отправились в город (имеется в виду районный центр) и зашли к знакомому врачу-гинекологу. Мы рассказали ему, что нам надо. Он выслушал нас, а потом сказал мне: „Послушай, Костя (это имя тоже вымышленное, ненастоящее), раз ты хочешь троих детей, а четверо для тебя много, почему бы не сделать кое-что другое? Если мы убьем этого ребенка, то ведь твоя жена тоже подвергнется опасности. Почему бы тебе не убить одного из тех троих, которые уже есть, желательно младшего, а этот пусть рождается? Так у тебя будет и трое детей, и жена будет в полной безопасности“. (Опасности наказания за убийство она могла легко избежать, так как есть много способов представить убийство младенца как несчастный случай). Когда я услышал эти слова, мои волосы встали дыбом. Мне показалось, что в голову ударила молния. Тогда я понял, что я собирался сделать.

– Хорошо, дорогой доктор, – сказал я ему. – Ты прав. Спасибо тебе. Мы оставим ребенка.

– А я буду крестным! – ответил доктор. Мы пожали друг другу руки, а когда родился наш Амфилохий и врач воспринял его от купели, он дал ему имя своего отца, которого звали Амфилохием. После этого как мы могли помыслить об аборте! Так после Амфилохия в мир пришли еще двое детей. И естественно, мы никогда в этом не раскаялись. Все наши дети выросли и устроились наилучшим образом. Когда они подросли и вступили на путь Божий, то и нам помогли стать добрыми христианами“».

На улице пляшет дождик. Там тихо, темно и сыро.

Присядем у нашей печки и мирно поговорим.

Конечно, с ребенком трудно. Конечно, мала квартира.

Конечно, будущим летом ты вряд ли поедешь в Крым.

Еще тошноты и пятен даже в помине нету,

Твой пояс, как прежде, узок, хоть в зеркало посмотри!

Но ты по неуловимым, по тайным женским приметам

Испуганно догадалась, что у тебя внутри.

Послушай, а что ты скажешь, если он будет Моцарт,

Этот не живший мальчик, вытравленный тобой?

Послушай, а если ночью вдруг он тебе приснится,

Приснится и так заплачет, что вся захолонешь ты,

Что жалко взмахнут в испуге подкрашенные ресницы

И волосы разовьются, старательно завиты,

Что хлынут горькие слезы и начисто смоют краску,

Хорошую, прочную краску с темных твоих ресниц?..

Помнишь, ведь мы читали, как в старой английской сказке

К охотнику приходили души убитых птиц.

Кудрявых волос, как прежде, туман золотой клубится,

Глазок исподлобья смотрит лукавый и голубой.

Пускай за это не судят, но тот, кто убил, – убийца.

Скажу тебе правду: ночью мне страшно вдвоем с тобой! [7]

В действительности еще никто никогда не раскаивался, что сохранил беременность, что его ребенок – родился и живет. Никто и никогда.

А как насчет нищеты? Ну да, бывает небогато. Однако в народе твердо знают: «Даст Господь роток – даст и кусок». Так бывает всегда. Без иронии, пожалуйста. Вы пробовали заиметь пятерых детишек? Не пробовали. Так откуда информация? Вот только не надо о семьях алкоголиков, ладно? Речь идет не о них, а о нормальных, вменяемых, любящих родителях. Да, трудно. Да, временами скорбно. Но овчинка стоит выделки – когда дети вырастают, никто не жалеет потраченных трудов. Более того, когда отец усердно работает ради семьи, всегда, неизбежно, оказывается, что откуда-то, будто сами собой, начинают приходить деньги. Родственники дружно оплачивают обучение старшего сына в платной школе. Другие, умирая, завещают квартиру. Нерешаемое дело об аренде помещения для отцовской мастерской решается в его пользу. Дачу удается купить за смешные деньги, да к тому же в рассрочку. Отец устраивается на отличную работу, где зарабатывает не только на сиюминутные нужды, но и на строительство коттеджа для семьи в престижном пригороде – пускай не сразу возводится дом, а потихоньку-полегоньку, за пять-шесть-десять лет, уже живя там, семья достраивает его. Совладельцы маленькой фирмы берут основную работу на себя, оставляя время и силы для дополнительного заработка и даже пребывания с семьей и воспитания детей. Это не из головы придумано. Такова реальность, в которой живут сейчас конкретные петербургские многодетные семьи.

А когда от детей избавляются, добра не бывает. Более того, есть все основания считать, что дети, чьи братья и сестры были убиты в материнском чреве, вырастая, словно бы мстят родителям за убийства. Воздают по полной программе. Оказываются неблагодарными, черствыми, а то и хуже.

Не бывает мира в семьях, где убивают детей.

Именно в этом – не в последнюю очередь – причина неблагополучия в наших семьях, что уже несколько поколений по грудь, по шею в крови своих уничтоженных, разорванных на части дядьев и теток, братьев и сестер, племянников, внуков.

Мы все в этой крови.

А что делать?

Как изменить сделанное? Их не вернуть к жизни. Но у нас есть покаяние.

И еще – возможность не допустить до этого ужаса кого-то ближнего или дальнего. Поддержать, помочь, объяснить, дать денег, наконец.

А каяться – как? Пойти в церковь, покаяться на исповеди. И нужно быть готовой, что священник может наложить епитимью за этот страшный грех. Какой она будет – неизвестно. Отлучение от причастия на определенный срок, особые молитвы, пожизненное ежедневное покаяние… Хорошо, если это будет. Хоть бы так попытаться вымолить прощение.

Молитва покаянная за аборты

Господи, помилуй мя за убитых во чреве детей моих.

Как говорит петербургский миссионер диакон Михаил Преображенский, у наших прадедов никогда не бывало, не могло быть сомнений – нужен им еще один ребенок или нет, ко времени он или не ко времени. Родители знали:

• да, каждый зачатый нами ребенок родится;

• да, он будет крещен, и выращен в своей семье, и воспитан в православной вере;

• да, одна лишь его жизнь изменит соотношение сил в духовном мире на две единицы – минус одна душа для дьявола и плюс одна душа для Бога.

В верующих семьях и сейчас, как прежде на Руси, родители в ответе за каждого зачатого ими ребенка. И ощущают себя на переднем крае битвы с силами зла, с извечным стремлением дьявола уничтожить, искоренить человеческий род.

Письмо убитого ребенка [8]

Мама! Тебе холодно. В окно врывается ледяной зимний ветер. Ты лежишь без сил, одеяло упало на пол, и некому поднять его, и укрыть тебя любящей рукой, и затворить окно.

Твой сын далеко, он не хочет приехать даже сейчас, когда твои дни сочтены. А дочь давно умерла, у нее было слабое сердце.

Мама! Я был именно тем, кого Господь назначил покоить твою старость. Я не оставил бы тебя. Моя жена стала бы тебе любимой дочерью. Мои дети каждый день, возвращаясь из школы, наперегонки бросались бы к тебе, споря, кому первому обнять любимую бабушку.

Но ты не захотела родить меня. Мне было страшно, меня рвали на части, кромсали и перемалывали ледяные железные челюсти. А потом я очнулся, и уже не было боли, был покой. Неподалеку на цветущем лугу всегда играют дети, их много, и с ними ангелы. Они сами – ангелы. За этих детей молятся на земле, их оплакивают родители, у них есть имена, их крестили в храмах. Мама, они видят Бога! Самое прекрасное, что может быть на свете, – это видеть Бога и купаться в Его любви.

А мы в сторонке от тех детей. Нас много, очень много. Господь любит и нас тоже, Он заботится о нас – ведь мы не виноваты, что нас убили мамы. Но безымянные, некрещеные, мы не можем быть вместе с Ним – только рядом, неподалеку.

Мамочка! Я ничем не могу помочь тебе. Те, другие дети-ангелы, – они молятся о своих родителях, о своих близких, и Господь выполняет их просьбы. А я не могу просить Его за тебя.

Я – душа, лишь страдающая о тебе.