Томас Балфинч - Всеобщая мифология. Часть II. Люди, бросавшие вызов богам Страница 3

– Дева, я не чудовище, и не морское животное, а бог; и я выше и Протея, и Тритона. Раньше я был смертным, но последовал жить в море; и теперь полностью принадлежу ему.

Затем он рассказал о своем превращении, о том, как он достиг своего нынешнего величия, и добавил:

– Но что толку от всего этого, если это не может тронуть твоего сердца?

Главк продолжал в том же роде, но Сцилла отвернулась и поспешила прочь. Юноша был в отчаянии, но ему пришло на ум посоветоваться с колдуньей Киркой. Он отправился на ее остров – тот самый, где потом жил Одиссей (о чем будет рассказано в одной из последующих историй). После взаимного приветствия он сказал:

– Богиня, я молю о твоем сострадании; ты одна можешь справиться с болью, от которой я страдаю. Как никто другой я знаю о силе растений, потому что обязан им изменением своей внешности. Я люблю Сциллу. Мне стыдно рассказывать тебе о том, как я добивался ее, и как пренебрежительно она отнеслась ко мне. Умоляю тебя использовать твои заклинания или магические травы, если они сильнее, не для того, чтобы излечить мою любовь – потому что этого я не желаю – но чтобы она разделила ее и ответила мне взаимностью.

На это Кирка, которая совершенно не сочувствовала страстям морского божества, отвечала:

– Лучше бы ты следовал за любящим существом; ты стоишь того, чтобы к тебе стремились, а не сам ты искал напрасно. Не будь застенчив, знай себе цену. Уверяю тебя, даже я, хотя и богиня, знающая силы растений и ароматов, не знала бы, как тебе отказать. Если она презирает тебя, то и ты презирай ее. Обратись к той, которая уже наполовину готова быть с тобой, и так сразу же оба получите должный ответ.

На эти слова Главк ответил:

– Скорее деревья вырастут на дне океана, а морские водоросли – на вершинах гор, чем я перестану любить Сциллу и ее одну.

Богиня была в гневе, но не могла наказать его и не хотела этого делать, поскольку он ей самой очень нравился; поэтому она направила все злые чары, что были в ее распоряжении против своей соперницы, бедной Сциллы. Она взяла ядовитые растения и смешала их с заклинаниями и заклятиями. Затем она прошла через толпу скачущих зверей, жертв ее искусства, и последовала к побережью Сицилии, где жила Сцилла. Там была маленькая бухта, в которой Сцилла обычно отдыхала днем в жару, дышала морским воздухом и купалась в морской воде. Здесь богиня вылила свою ядовитую смесь и произнесла над ней заклинания огромной силы.

На следующий день Сцилла, как обычно, пришла искупаться и погрузилась в воду по талию. В каком же она пришла ужас, когда почувствовала стаю змей и лающих монстров, окружающих ее! Сначала она не могла представить, что они – часть ее самой, и старалась убежать от них и прогнать их; но, когда она бежала, то несла их с собой, и, когда пыталась прикоснуться к своим членам, обнаружила, что ее руки задевают только зияющие пасти монстров… И так несчастная Сцилла осталась прикованной к месту.

Ее характер стал таким же гадким, как и внешность, и она получала удовольствие в том, чтобы пожирать несчастных моряков, которые попадали в ее объятия. Так она погубила шестерых спутников Одиссея и старалась погубить корабли Энея, пока, наконец, не превратилась в скалу, каковойона и до сих пор и остается к ужасу моряков.

Китс в своем «Эндимионе» дает новую версию окончания «Главка и Сциллы». По его версии Главк соглашается с уговорами Кирки, пока случайно не становится свидетелем ее сделок со зверями. Питая отвращение к ее вероломству и жестокости, он старается уйти от Кирки, но его берут и приносят назад; однако она с упреками изгоняет его, приговаривая его провести тысячу лет в старости и страданиях. Он возвращается в море и здесь находит тело Сциллы, которую богиня не превратила, а утопила.

Главк узнает, что его судьба заключается в том что, если он в течение тысячи лет будет собирать тела всех утонувших любовников, то появится юноша, возлюбленный богами, и поможет ему. Эндимион осуществляет это предсказание и помогает вернуть Главку молодость, а Сцилле и всем утонувшим любовникам – жизнь.

К образу Сциллы обращается и Мильтон в своем «Комосе»:

Часто слышалЯ трех сирен и мать мою Цирцею,Когда с толпой наяд в венках цветочныхСвоим волшебным пением ониВ Элисий душу жертвы увлекали.Их слушая, рыдала даже Сцилла,И хриплый лай ее на миг смолкал,И затихала злобная Харибда.

Однажды Минос, царь Крита, воевал с городом Мегарой. Царем Мегары был Нис, у которого была дочь Скилла. Осада длилась уже шесть месяцев, но город все держался, ибо богами было суждено, что он не будет взят, пока пурпурный локон, который сиял среди волос царя Ниса, будет оставаться на его голове. На городской стене была башня, которая выходила на равнину, где расположился лагерь Миноса и его армии. Скилла, бывало, поднималась на ту башню, чтобы посмотреть на палатки вражеской армии. Осада длилась так долго, что она научилась различать внешность предводителей. Минос особенно взволновал ее воображение. Обряженный в красивый золотой шлем, с сияющим бронзой мечом в руке он восхищал ее своей грациозной выправкой; когда бросал свое копье. Умение его, казалось, сочеталось с силой; если он пускал стрелу, сам Аполлон не мог сделать это изящнее. Но когда он отбрасывал свой шлем и в своих пурпурных одеждах садился верхом на белого коня с серой попоной и держал его, взмыленного, под уздцы, дочь Ниса едва могла владеть собой; она была почти без ума от восхищения. Она завидовала оружию, которое он сжимал, вожжам, которые он держал.

Она чувствовала, что смогла бы, если бы это было возможно, пошла бы к нему через неприятельские ряды; у нее было острое желание броситься вниз с башни в середину его лагеря, открыть ему ворота или сделать еще что-нибудь, если бы только это могло порадовать Миноса.

Сидя, одинокая, в башне, она говорила сама с собой: «Я не знаю, радоваться или горевать из-за этой грустной войны. Я жалею, что Минос наш враг; но рада тому, что это дало мне повод его увидеть. Возможно, он желал бы дать нам мира и получить меня в залог. Я бы улетела, если бы могла, и села в его лагере, и сказала бы ему, что мы сами сдаемся ему на милость. Но это значит предать отца! Нет! Лучше я больше никогда не увижу Миноса. Но все же, несомненно, иногда самое лучшее для города быть завоеванным, когда победитель милостивый и великодушный. Минос, определенно, со своей стороны прав. Я думаю, что мы будем завоеваны; и если таким должен быть конец, почему бы любви не открыть ворота, вместо того, чтобы предоставить это сделать войне? Лучше сберечь время и остановить бойню, если мы можем. О, а если кто-то ранит или убьет Миноса! Никто не сделал бы этого специально, но нечаянно, не узнав его, может. Я, я предамся ему с моей страной как с приданым, и так положу конец войне. Но как? Ворота охраняются, и ключи хранит мой отец; только он стоит у меня на пути. О, если бы богам было угодно убрать его прочь! Но зачем просить богов сделать это? Другая женщина, любя, как я, отодвинула бы собственными руками все, что стоит на пути ее любви. И может ли другая осмелиться на большее, чем я? Я встретилась бы с огнем и мечом, чтобы получить свое; но здесь не нужен огонь и меч. Мне нужен только пурпурный локон моего отца. Более дорогой для меня, чем золото, он даст мне все, что я желаю».

Пока она так рассуждала, пришла ночь, и весь дворец погрузился в сон. Она вошла в спальню отца отрезала роковую прядь; потом вышла из города и вошла в лагерь врага. Она потребовала, чтобы ее провели к царю и так обратилась к нему:

– Я Скилла, дочь царя Ниса. Я предаю тебе свою страну и дом моего отца. Я не прошу никакой награды, кроме тебя самого; потому что из любви к тебе я сделала это. Видишь пурпурный локон! С ним я отдаю тебе моего отца и его царство.

Она протянула руку с роковой добычей. Но Минос отпрянул и не притронулся к подарку.

– Боги покарают тебя, бесчестная, – воскликнул он, – Ты – позор нашего времени! Ни земля, ни море не смогут дать тебе места для упокоения! Ни за что мой Крит, где был вскормлен сам Зевс, не будет осквернен таким чудовищем!

Затем Минос отдал приказ, чтобы завоеванному городу были предоставлены справедливые условия мира, и чтобыего флотилия немедленно отчалила от берега.

Скилла была в ярости.

– Неблагодарный, – воскликнула она, – так ты покинешь меня? Меня, которая подарила тебе эту победу, которая пожертвовала ради тебя своим отцом и страной! Я согласна, что виновата и заслужила смерти, но не от твоей руки.

Когда корабли покинули берег, она прыгнула в воду и, схватив руль того корабля, который нес Миноса, стала его нежеланным спутником. Морской орел, сидящий на реях (а это был ее отец, который принял такое обличье) увидев ее, набросился и стал бить неблагодарную дочь своим клювом и когтями. В страхе она отпустила корабль и упала бы в воду, но какое-то милосердное божество превратило ее в чайку.