Сергей Бычков - Плотина Фараона и Первая еврейская революция Страница 3

Догоняя Боби, Наин поскользнулся, потерял равновесие и, подняв брызги, с шумом шлёпнулся прямо в утиное корыто. С досады он хотел отшлёпать брата, но, слыша, как мать, наблюдавшая за ними с крыльца, заливается от хохота, а Боби визжит от восторга, рассмеялся.

Ни на секунду не забывая, что сегодня вечером он увидит Фуидж, Наин умылся и решил, не дожидаясь заката, идти к Нилу. К Нилу — значило к пристани. Здесь всегда крутились мальчишки: купались, ловили рыбу, встречали и провожали лодки. Здесь всегда было многолюдно, и Наин знал, что Фуидж придёт не сюда, а к месту, в метрах 50 отсюда, где женщины стирают бельё. После же заката это было известное место для свиданий, и все влюблённые парочки встречались именно там, как будто других укромных мест вокруг не существовало.

Наину казалось, что солнце сегодня никогда не уйдёт за горизонт. Как будто кто-то прибил его гвоздями к небосводу, и от этого оно замерло на небе на одном месте и не может двигаться и, как не умолял его Наин побыстрее закатиться, солнце как будто смеялось над ним и тащилось по небу, как повозка запряжённая ленивым ослом…

Волосы Наина тоже не слушались, как не укладывал их Наин перед медным зеркалом. Они торчали в разные стороны как перья взлохмаченной утки после нападения на неё собаки. Недовольный своим видом, Наин чертыхнулся и сказал матери, что он идёт прогуляться. Она, как обычно махнула ему рукой, мол, поступай, как хочешь и Наин, довольный тем, что даже знающая и понимающая всё мать не подозревает о том, куда он идёт, вышел из дома. Всё бы хорошо, да только Боби явно не хотел оставить его в покое, надеясь на продолжение игр. Чтобы отвязаться от него, Наину пришлось разрешить ему взять свою удочку. Старый сосед Одис, с которым в детстве любил рыбачить Наин, научил его, как обрабатывать конский волос, чтобы он не рвался, как сделать крючки из кости и снасть никогда не подводила Наина. Боби, обрадованный такой возможностью порыбачить удочкой брата, быстро схватил её и, боясь, как бы Наин не передумал, исчез из вида, сверкнув пятками по направлению к пристани. Туда же направился и Наин, но, не доходя до неё, свернул направо к месту, где женщины полощут бельё. Он надеялся, что там уже никого нет, но ошибся. На берегу три женщины заканчивали работу и складывали бельё в корзины.

— Они явно собираются уходить, — с удовлетворением подумал Наин, но в этот момент одна из них (это была Верна) заметила Наина.

— Эй, кавалер, — закричала она, явно желая привлечь к Наину внимание остальных женщин, — уж, не ко мне ли на свидание ты пришёл?

Она явно догадалась о причине его появления здесь и, ехидно подмигнув остальным женщинам, лукаво сказала:

— Снимай подштанники: я их вмиг постираю, если ты мне поможешь. Да не бойся, подходи ближе: не укусим. По крайней мере, я.

Она подбоченилась и с весёлой ухмылкой смотрела на Наина.

Наин шарахнулся в сторону и нырнул в тростник. До него донёсся весёлый женский хохот.

— Угораздило же меня встретиться с ними, — с досадой подумал Наин, пробираясь по папирусу (1) к ближайшей тропинке.

1. Папирус — вид тростника, растущего по берегам Нила. Разрезая его на слои, которые впоследствии склеивались, египтяне получали своего рода бумагу, имевшую то же название.

Глава 5.Малис

Наин наивно ошибался, думая, что мать ни о чём не догадывается. Да стоило ему только появиться дома, как по его лицу, по его глазам, излучающим счастье, Малис сразу поняла, что творится в его душе. Она давно видела, что он влюблён, знала в кого, и когда он пошёл погулять, ей окончательно стало ясно, что он идёт на свидание. Неужели Наин всё-таки решился и назначил свидание Фуидж?

Фуидж была дочкой её лучшей подруги Молин, и они не раз мечтали, что когда-нибудь породнятся. Фуидж, как утверждала Молин, тоже любит Наина, но вот что-то у них не складывается.

— А вдруг он идёт на свидание не к Фуидж? — внезапно забеспокоилась Малис. А если какая-нибудь смелая вертихвостка перешла ей дорогу? Девчат-то полно…

Пойду-ка я к Молин, — подумала она, — посмотрю, где Фуидж. Если она тоже пойдёт или пошла, погулять к Нилу, то тогда всё в порядке. Ну, а если нет, то беда.

— Эй, Молин, — позвала Малис, заходя во двор, — ты дома или в огороде?

— Дома, дома. Заходи, соседка, — ответила ей Молин.

Зайдя в дом, Малис увидела подругу, крутившуюся у печки.

— Присаживайся, Малис, сейчас ужинать будем. Солнце садится, значит сейчас Сербай придёт. Уж мой-то муженёк никогда на ужин не опоздает. Проговорив это, Молин стала накрывать на стол, а Фуидж ей помогала.

— Твой — то не приехал ещё? — спросила Молин о Бахане, зная, что того вызвали в столицу к самому Фараону.

— Да рано ему ещё быть дома, — ответила Малис. — Завтра должен вернуться.

Увидев, что Фуидж дома, Малис расстроилась, а Молин, приняв это за беспокойство о Бахане, произнесла:

— Да не переживай ты, всё будет хорошо, чай не первый раз его в столицу вызывают.

— Мама, — обратилась вдруг Фуидж к Молин, — ты не видела мою любимую заколку?

— Не видела, — отмахнулась от неё Молин, а Фуидж, вздохнув,

проронила, — наверное, я её на берегу выронила, когда бельё полоскала. Ещё раз, печально вздохнув, Фуидж, словно смирясь с потерей, махнула рукой. Но не прошло и минуты, как она снова завела о ней речь:

— А может, мне пойти поискать её? Ведь это папин подарок!

— Иди, дочка, иди, — вдруг обрадовано замурлыкала Малис, — а то, не приведи Бог, утащит кто-нибудь твоё сокровище.

С этими словами Малис чуть не силой выпроводила её из дома. Молин вопросительно посмотрела на неё.

— Ты чего это, подруга? Выкладывай!

— Да чего тут говорить, ты не видишь что ли, что ей из дома надо улизнуть? Вот и Наин полдня перед зеркалом крутился, а потом ему, видите ли, прогуляться захотелось.

— Да неужели? — всплеснула руками Молис, — то-то, я смотрю, она сама не своя после полудня. Прибежала — глаза блестят, песни мурлычет. Ну, словно кошка по весне.

Тут женщины машинально стали оглядываться по сторонам, ища кошку, а затем в один голос стали звать: — Кис-кис.

Та не заставила себя долго ждать и, появившись на пороге, выжидательно посмотрела на них, мол, чего звали то?

— Налей молочка, пусть полакает, — ласковым голосом проговорила Малис.

— Да я ей, милой, и рыбки свежей, отрежу, — ответила ей в тон Молин.

…Глядя, как кошка ест, обе женщины принялись молиться богине Бастет(1), прося её помочь им и их детям.

— Что это вы вокруг кошки крутитесь? — спросил их Сербай, заходя в дом, — первый раз увидели, что ли? И не дожидаясь ответа, спросил у Малис:

— Когда Бахан обещал быть?

— Завтра, если Бог даст.

— Я тоже так думаю, что завтра: нос у меня уж больно чешется. Он у меня загодя это дело чует, — намекая на выпивку, проговорил Сербай.

— Лучше бы он у тебя другое чуял, — заворчала Молин.

— Пойду я до дома, — засобиралась Малис, — что- то голова разболелась.

— Притащился, — продолжала ворчать на Сербая Молин, провожая Малис, — не дал вдоволь поговорить.

— Да я-то что, — удивился Сербай, — болтайте хоть всю ночь, пока

1. Женщины Египта поклонялись богине Бастет — кошке, которая была покровительницей женщин и красоты.

языки не отвалятся. Вот было бы здорово!

Не успела Малис прийти домой, как прибежал Боби.

— Маманька, — закричал он с порога, — кушать хочу.

— Умойся вначале, а я тебе фасоли дам с жареной рыбкой.

— У, маманька, — промычал Боби с полным ртом, — я столько рыбы наловил Наиновой удочкой, прямо тьма.

— Да где же она, твоя рыба-то?

— Я пацанам раздал, кто не поймал ничего. Пусть домой несут. А в следующий раз, когда я не поймаю, они мне дадут. Правильно, мам?

— Правильно, правильно, сынок. А ты Наина не видел?

Боби шмыгнул носом и застенчиво заулыбался.

— Видел. Он там, на берегу, с Фуидж.

— Ну, слава богу, — обрадовалась Малис и, потрепав торчащий во все стороны волос сына, послала его спать.

— Да и мне пора, — подумала она, — Наин, видимо, придёт домой не скоро.

Она легла. Но то ли оттого, что она ждала возвращения Наина, то ли от переживаний за Бахана, сон не приходил. Разные мысли витали в голове.

— Если так дело пойдёт, то скоро я и бабушкой стану, — подумала она о Наине и Фуидж. Как быстро он вырос…

Ведь вроде бы только вчера она была молоденькой девчонкой, и сама ещё бегала на свидание с Баханом. — Да я ещё не старая, — протестующее говорил один внутренний голос, а другой противоречил:

— Старая, посмотри на себя — раньше ты была красивая и стройная, а теперь?

— А что теперь, — спорил другой голос, — ну, округлилась маленько, совсем чуть-чуть, да грудь попышнела. Вон мужики до сих пор оглядываются, да и Бахан говорит, что красивей меня никого нет.

— А всё-таки собачья у него работа, — перескочили её мысли на Бахана. Быть сборщиком налогов не так просто, как кажется. Это, конечно, почётно, но хлопот и врагов — хоть отбавляй. Особенно с таким характером, как у Бахана. Но и уважают его люди. За справедливость и честность. Хотя не все, конечно. Есть люди, особенно богачи, которые стремятся заплатить как можно меньше. Они спят и видят на месте Бахана другого сборщика, который за взятку может снизить налог. У них прямо война с Баханом. Вот и теперь по жалобе какого-то богача его вызвали в столицу. Говорят, к самому Фараону. Ходят слухи, что вместе с жалобой в столицу ушла крупная взятка с просьбой убрать Бахана.