Елена Белякова - Женщина в православии. Церковное право и российская практика Страница 31

Ответ. О сем великому Государю бьют челом митрополиты, архиепископы, чтобы Великий государь милостивно по архиерескому чину рассмотрение положил и свои государевых грамот о строении вновь пустынь отпускать не указал, а они те пустыни, при которых близко поселение мирских людей, переведут в монастыри, а в тех местех устроят приходские церкви. И сие предложение соборне утверждаем, да будет тако»78.

Много упоминаний о женщинах-раскольницах имеется в Тайной розыскных дел канцелярии. Они позволяют говорить о том, что уходившие в скиты староверы сохраняли связи со своими семьями, а иногда и в скитах продолжали жить с ближайшими родственницами.

Так, из дела Логина Иванова 1721 г. узнаем, что этот сын посадского человека из Москвы ушел 25 лет назад «с матерею своею Ариною, которая ныне в монахинях Ираида, в Керженец, и пришед, жил с ней в лесу в келье у старицы Евпраксии, которая уже умре, и оттуду ходил он на Волгу на струге для работы также и по деревням кормитися, а помянутая де его мать и поныне живет в лесу в ските своем, который называется Ираидин, также и оная мать его из малых лет имела староверие, и также сестры его старицы Досифея и Александра»79. Другой пойманный в это же время, как кроющийся от оклада «раскольник», Леонтий Григорьев рассказывал на допросе, «как он был пяти лет с отцом своим Григорием Ивановым и с матерью и сестрою своею Акулиною сошли в Керженец и жили в деревне, которая называется Ларионов Починок»80. Впоследствии его сестра приняла постриг, и он жил «у нее в лесу в келье вместе»81. Так как женский пол не должен был платить оклад, то женщины, живущие в скитах, и не подвергались преследованиям, а их скиты могли служить укрытием для родственников.

Но если женщины обвинялись в политическом преступлении («слово и дело государево»), то ни преклонный возраст, ни монашество не могло освободить их от пыток. Так, Г. Есипов излагает дело 1724 г. о старицах, одна из которых, Варсонофия, несмотря на свои 70 лет, получила 26 ударов кнутом, отчего и умерла, а другую, Досифею, пытали, жгли огнем и отвезли в убогий дом, третья старица умерла по дороге82.

История большинства старообрядческих скитов изучена лишь фрагментарно, тем более что документов сохранилось очень немного.

В 1841 г. МВД возбудило 600 дел против старообрядцев. Среди них было значительное число и против женщин. В 1842 г. против старообрядцев было возбуждено 596 дел, в 1843 г. – 614 дел, в 1844 г. – 713 дел, под судом находилось 3489 раскольников, в 1845 г. – 601 дело, под судом – 4979 раскольников83. В 1839 г. в Пермской губернии, как явствует из следственного дела, «пойманная здесь бродяга-девка по имени Варвара, 23 лет из государственных крестьян, показала: она удалилась от родителей своих пять лет назад в лес для богомоления, где проживала с неизвестными людьми, пропитывалась милостынею, убедившись, наконец, что вера, в которой она родилась и крещена, есть еретическая… она приняла от жившей с ней в кельях девки Матроны новое крещение и наименована Еленою. Другая девка, Татьяна, 21 года из государственных крестьян: из места жительства своего ушла три года назад в леса для богомоления с проходившим через их деревню крестьянином Никифором, через 6 недель, по приходе в кельи, крещена была и наименована Вассою. Крестьянка Устинья: бежала в леса с двумя своими сыновьями к крестьянину Василию и девке Варваре. Крестьянка Екатерина 24 лет в лесу жила с мужем для спасения от антихристовой прелести»84.

Сохранились различные описания и разгона скитов. Так, в 1862 г. на Урале (Урминская волость) обнаружены «лжемонах» Израиль и 13 лиц, проживавшие в двух скитах (мужском и женском). Все скитники были арестованы и под конвоем отправлены в уездный город, по дороге четверо из них бежали85. В 1879 г. в этой же волости найдены два скита, в одном из которых обнаружены были многие принадлежности женского костюма, что указывало на то, «что в скитах кроме иноков жили и женщины. Но женщины успели скрыться и т. о. не были захвачены полицией»86.

История старообрядческих скитов еще ждет своих исследователей. Разгром в середине XIX в. не привел к их полному уничтожению. Хотя МВД в 1853 г. и могло рапортовать о том, что выселен 741 скит и сломано 358 строений87, жители скитов, переименованных «в казенные селения, носили монашеское платье, совершали в моленных богослужения и разъезжали по России для сбора милостыни»88.

Некоторые из скитов были уничтожены уже в годы советской власти. Как пример можно привести Куреневский женский монастырь (Подольская губерния), возникший в первой пол. XIX в. Около него существовал мужской монастырь. В вопросах веры женский монастырь подчинялся мужскому89. Управляла монастырем – он назывался скитом – игуменья, она выбиралась Собором. Собор и отстранял ее от занимаемой должности. В ските некоторые женщины жили с детьми. Число насельниц постоянно росло. Если в 1842 г. было 7 инокинь, то в 1868 г. – 42 монахини, а неофициально проживало в ските до 200 человек90. В 1910 г. игуменья Фаина начала строительство нового женского монастыря. В 1926 г. в трех монастырях проживали 24 монаха и 30 монахинь. В 1929 г. монастырь прекратил свое существование, одни монахини отправились к родственникам, другие стали просить милостыню91.

Изложенный материал позволяет, на наш взгляд, сделать следующие выводы:

1. Старообрядчество внесло значительные изменения в положение женщин в православии. Ситуация гонений привела к повышению женской религиозной активности. Старообрядцы использовали раннехристианский опыт активной деятельности мирян. В сочинениях писателей-староверов обосновывалось право мирян в отсутствие священников крестить, исповедовать, проповедовать. Все эти права равно распространялись и на женщин. Можно отметить в старообрядчестве тенденцию к характерному для раннехристианской и раннемонашеской традиции стремлению к внутреннему благочестию, хорошо известную по древнерусской книжности. Это благочестие могло в условиях гонений существовать и без формального священства. И в старообрядческой традиции происходило признание духовного авторитета женского благочестия, в то время как в жизни господствующей церкви в XVIII в. можно говорить об умалении женщины и отстранении ее от какого-либо участия в церковной жизни. Исследователи отмечают и изменение отношения к монастырям в XVIII в. у женщины светского общества: «Монастырь, еще недавно такой близкий и понятный, вдруг стал для нее страшным, как могила»92, а женские монастыри превратились «в настоящие тюрьмы, в которых творились не поддающиеся описанию ужасы»93. В старообрядчестве стало возможным повышение активности мирян во всех сферах церковной деятельности. Демократичность старообрядцев, возможность самоорганизации были очевидными для всех исследователей старообрядчества XIX в., независимо от их отношения к староверческой традиции. Мы уже приводили выше слова об этом Н. Варадинова. С. А. Архангелов писал: «Раскол, первоначально только как реакция против никоновских новин, явился теперь началом противогосударственным, в нем выразилось сопротивление нововведениям в государственном управлении. Начало демократическое получило религиозное освящение в расколе»94.

2. Государство с XVII в. взяло на себя функции активного контроля и управления религиозной жизнью граждан, о чем свидетельствует первая статья Соборного уложения 1649 г. (отметим, что государственный контроль за религиозной жизнью населения в XVII в. не является чисто русской спецификой). Этот период нельзя считать продолжением «юстиниановой симфонии» или сохранением традиции «константиновского периода». Здесь начинается качественно новый этап во взаимоотношении подданных с государством. Церковными реформами (так же, как ранее опричниной) был брошен вызов русскому обществу, позволивший стратифицировать общество по степени принятия этих реформ. Люди на государственной службе в принципе не могли оставаться староверами. Даже жены высокопоставленных лиц, как Морозова, должны были участвовать в церковных празднествах (таких, например, как брак Алексея Михайловича с Натальей Кирилловной). Эта ситуация приводила к тому, что религиозная свобода (а точнее отсутствие государственного контроля) возрастала по мере удаления от государственной службы. Женщины, в силу их не занятости на государственной службе, сохраняли за собой право на старую веру. Как говорил патриарх Питирим (1672 г.): «Женское бо их дело, что они много смыслят?»95.

В результате, женская религиозность вступала в борьбу с государством. Государство, со своей стороны, пыталось уничтожить все формы «религиозной самодеятельности»: пустыни, скиты, часовни. Парадоксальный фактический запрет государством женского монашества в XVIII в. следует рассматривать, на наш взгляд, как проявление серьезного отношения государства к этой борьбе.