Эрнст Мулдашев - Что сказали тибетские ламы Страница 33

— Я еще раз хочу вам сказать, что вход даже в первый зал сомати-пещеры смертельно опасен, — тихо проговорил старший Особый человек.

— Мы понимаем это, — тут же ответил я.

— Я поговорил с младшим (Особым человеком. — Э. М.). Мы Решили разрешить одному из вас войти в первый зал пещеры. А дальше вы все равно не пройдете, вы не сможете пройти испытательную Медитацию. Никто не мог преодолеть это! — сказал старший Особый человек.

— Спасибо.

— Но имейте в виду, — продолжал старший Особый человек, если вы почувствуете себя плохо, уходите обратно. В противном случае вы погибнете. Ясно?

— А фонарик взять можно? — спросил Лобанков.

— Можно, но слабый.

Возвращаясь в лагерь, мы терялись в догадках о причинах допуска одного из нас в первый зал сомати-пещеры.

— Наверное, им легче допустить нас в первый зал пещеры и показать, что пещера непроходима, чем стеречь нас: а вдруг мы выясним, где находится сомати-пещера, пойдем туда самостоятельно и погибнем, — сказал Лобанков.

— Они могут опасаться, — предположил я, — что мы пойдем туда всей группой. С одной стороны, мы можем все погибнуть, в связи с чем у них будет множество хлопот, с другой стороны, наши объединенные торсионные поля могут дестабилизирующе подействовать на состояние сомати-людей в пещере. Вспомним рассказ о том, как полк китайских коммунистов прорвался в одну из сомати-пещер.

— Вполне возможно, — продолжал Лобанков, — что они принимают нас за Особых людей, охраняющих сомати-пещеру в России, и хотят посмотреть, сможет ли российский Особый человек проникнуть в тибетскую сомати-пещеру. То есть срабатывает принцип: а можете ли вы, иноземцы, делать то, что можем мы?

— Может быть.

Вечером решили, что в сомати-пещеру пойду я.

Вчетвером мы (младший Особый человек, я, Лобанков и переводчик Кирам) покинули поселок. Два-три километра мы шли по проселочной горной дорожке, идущей вдоль горного ущелья. Далее младший Особый человек Свернул на незаметную тропинку, которая* стала подниматься вверх по горному склону. Пройдя зону каменистых осыпей, мы вступили в царство скал. Младший Особый человек, лавируя меж скальных глыб, подвел нас к небольшому пещерному углублению в скале.

— Это и есть сомати-пещера? — спросил я.

— Да, — ответил младший Особый человек.

Я вспомнил^ что ламы говорили, будто сомати-пещеры скрыты. На самом деле в окружающих скалах на безлюдном горном склоне можно было найти множество подобных пещерных углублений. А сколько таких пещерных углублений и гротов в окружающих горах, панорама которых открывалась перед нами?!

— Мы на месте, — еще раз сказал младший Особый человек.

Мы сели, перевели дыхание, и я тал готовиться к входу в сомати-пещеру. Был полдень. К сожалению, мы попали не в полнолуние, во время которого Особые люди входят в сомати-пещеру.

Я надел на себя гортексовую куртку, положил в карман лыжную тапочку и на всякий случай взял с собой веревку (репшнур) и альпеншток. Проверил, работает ли тусклый фонарик.

Небольшой лаз, в который я вошел, через несколько метров расширился. Я вернулся обратно, высунул голову из лаза и попросил у младшего Особого человека разрешения сфотографировать меня здесь. Младший Особый человек, категорически запрещавший фотографировать вход в сомати-пещеру, разрешил сфотографировать меня в расширении лаза. Один раз, но не более. Лобанков сделал это.

Все остались у входа в сомати-пещеру. Я пошел вглубь. За указанным расширением лаза начался узкий проход двух-трехметровой ширины. Пройдя по нему 25— 30 метров , уже в полной темноте я встретил в наиболее узком месте железную дверь, запертую на замок. Я в недоумении остановился.

Вдруг сзади я услышал звук шагов. Сердце екнуло. Я посветил фонариком и увидел младшего Особого человека. Он молча приблизился ко мне (мы не могли говорить без переводчика), открыл замок и так же молча удалился назад, на поверхность.

При свете фонарика я осмотрел дверь. Она была сделана из пяти-шести миллиметрового железа и раскрашена красной, коричневой и желтой краской. Разводы краски выявляли три фигуры, отдаленно напоминавшие глаза. Дверь была вмонтирована в скалы и скреплена цементом.

Наклонившись, я прошел в дверь. Почему-то подумалось: как бы кто не запер ее за мной.

Пройдя еще несколько метров, я оказался в просторном зале. Мне стало холодно. Я надел лыжную шапочку. Пройдя по залу 15— 20 метров , я остановился и прислушался к своим ощущениям. Никакого воздействия на себя я не чувствовал. Я выключил фонарик и простоял несколько минут в темноте: абсолютная темнота, какая может быть только в пещерах, и полная тишина. Еще раз прислушался к своим ощущениям — все нормально и только ритмичное биение сердца напоминало о том, что я жив. Страха не было — видимо, сказывалась многолетняя спортивная и хирургическая привычка уметь концентрироваться в сложных ситуациях.

Я включил фонарик и пошел дальше. Вскоре на противоположной стороне зала я увидел еще один, примерно двухметровой ширины, лаз. «Наверное, это тот лаз, в котором начинает действовать психо-энергетический барьер сомати-пещеры», — подумал я.

Внимательно прислушиваясь к своим ощущениям, я приблизился к этому лазу. Все было нормально. Но за один— Два метра до входа в лаз я ощутил легкое чувство тревоги.. Вначале я подумал, что я все-таки боюсь, и постарался заглушить в себе это чувство. При входе в лаз я неожиданно ощутил чувство непонятного страха, которое через несколько десятков шагов по лазу так же неожиданно исчезло, но сменилось чувством непонятного и сильного негодования. Еще через несколько десятков шагов началась головная боль.

Вообще-то я могу сказать о себе, что я человек не робкого десятка, быть в горах и пещерах мне не впервой. Я явно ощущал, что страх и негодование были какими-то наведенными, то есть причина была не во мне.

Еще через несколько шагов вперед чувство негодования усилилось, а головная боль стала распирающей. Преодолевая эти ощущения, я прошел вперед еще около 10 метров . Головная боль стала такой, что я еле терпел ее. Я остановился, выключил фонарик и в полной темноте постарался сосредоточиться, пытаясь освободиться от не унимавшейся головной боли. Я заставил себя вспомнить, как в одном из походов по Саянским горам за 200 километров до человеческого жилья сломал мениски и порвал связки в коленном суставе; тогда я тоже периодически останавливался и, сосредоточившись, напрягал свою волю так, чтобы бороться с нестерпимой болью.

Однако если тогда на Саянах волевое усилие помогало, то здесь, в пещере, оно не принесло каких-либо результатов. Головная боль пульсирующими волнами накатывала с определенной периодичностью, казалось, что голова вот-вот лопнет. Но наиболее тяжело переносимым оказалась даже не головная боль, а чувство непонятного негодования. В глубине души я понимал, что это наведенное чувство негодования. Я не мог понять, по поводу чего я негодую. Было такое ощущение, что душа твоя негодует и хочет вернуться наружу. Вскоре я понял, что я негодую оттого, что иду туда — вглубь таинственной сомати-пешеры; наведенному воздействию подверглись именно те части моей души, которые отвечали за чувство, противоположное удовлетворению, негодование.

Я включил фонарик и, собрав последние остатки воли, сделал еще несколько шагов вперед. Наступила резкая слабость, дико болела голова, негодующая душа не давала покоя. Я понял, что дальше идти нельзя, в противном случае наступит смерть. Я направил свет фонарика вперед. Руку, протянутую вместе с фонариком вперед, я перестал почему-то ощущать. Глаза застилал пот, невесть откуда взявшийся в пещерном холоде.

Луч фонарика тускло осветил конец лаза и большой пещерный зал за ним. Превозмогая боль и полный душевный разброд, я стал смотреть вперед. Как не хватало света! «Ах вот почему Особые люди порекомендовали мне взять с собой тусклый фонарик!» — подумал я.

Тусклый луч фонарика осветил какие-то камни и несколько темных выступов над полом. Что это? Уж не фигуры ли сидящих в сомати людей? Да, это вроде фигуры людей. В свете тусклого фонарика они показались мне громадными.

Больше я ничего не могу сказать. Я повернулся и, с трудом двигая ногами, пошел обратно. При выходе из лаза в первый зал я споткнулся и упал, ударившись когда-то поврежденным коленом.

Я стоял в середине первого зала спиной к измучившему меня загадочной силой лазу. Постепенно пришло понимание того, что я жив. Вернулись ясность мысли, прошла головная боль, исчезло чувство негодования. Я понимал, что если бы я еще немного прошел вперед, я бы погиб. Перспектива погибнуть, пусть даже внутри сомати-пещеры, меня, конечно же, не прельщала.

«Лемурийцы, атланты! Они живы, живы уже миллионы лет! Они берегут себя ради человечества на земле! Кто я в сравнении с ними? Маленькая песчинка со своим научным-любопытством!» — думал я. Я еще раз вспомнил свои ощущения внутри лаза, ведущего в сомати-зал пещеры. «Ох и силен же Он! Кто это — загадочный Он? Лемуро-атлант? Помню, один посвященный говорил, что Шамбалу охранять не надо — она намного сильнее людей на поверхности земли. Только теперь, ощутив силу психической энергии, я начинаю понимать ее мощь. Я никогда не смогу преодолеть Его, если не получу Его разрешения!» — проносились мысли в моей голове.