прот. Лев Лебедев - Москва патриаршая Страница 36

Где же правда о действительных намерениях Никона? Правда и в первом, и во втором заявлении. В контексте отношений патриарха с царем линия поведения и намерения Никона выглядит так: если в сознании и душе государя относительно Церкви ничего не изменится, то он, Никон, к правлению не вернется; если же царь поймет свою неправоту - Никон не зарекается вернуться на патриаршество. При этом главное для Никона - не вопрос личной власти, а восстановление правды в отношениях царской и церковной власти. Если с другим, новым патриархом царь будет чувствовать себя иначе и не станет стремиться к «обладанию Церковью», то есть если все дело в личном раздражении Никоном, то пусть будет новый патриарх! Никон готов целиком отдаться монастырскому строительству и просит сохранить ему владение его монастырями. Но если царь и без Никона будет продолжать беззаконие, то Никон считает своим долгом вмешиваться в церковные дела и не будучи у власти. «Я ни за какие вины от Церкви не отлучен, - говорит он в 1659 году, - и хотя своею волею оставил паству, но попечения об истине не оставил (выделено мной. - Авт.), и впредь, когда услышу о каком духовном деле, требующем исправления, молчать не буду»185.

Таким образом, вынужденный уход от патриаршества явился для Никона как бы лишь первым шагом в борьбе за духовноканоническую правду в отношениях монархии и Церкви, за душу своего друга и царя Алексея Михайловича. Эту борьбу он намерен был повести (и действительно повел!) независимо от того, будет ли он сам вновь позван на патриаршество или на его место законно изберут другого.

Началась почти девятилетняя эпопея добровольного изгнанничества русского патриарха. В этот период с заметной планомерностью против него велись различные козни и интриги, было совершено покушение на его жизнь. Чья-то злая рука не оставляла его в покое, нарочито создавая такую обстановку вокруг Никона, при которой его присутствие в Новом Иерусалиме являлось источником «лихорадки» для общества, делалось нестерпимым. Алексей Михайлович то смягчался к своему «собинному другу», то поддерживал борьбу против него. Царь метался в том безвыходном положении, в какое он сам себя поставил разрывом с патриархом. Были моменты, когда казалось, что Алексей Михайлович готов примириться с Никоном, что явилось бы благоразумным и верным с его стороны (и он это понимал). Но против Никона уже сложилась достаточно сильная боярско-княжеская группировка в правительстве, подобная же партия в русском и греческом духовенстве, угрожавшая царю. В такой обстановке Алексей Михайлович уже не мог единолично решить вопрос о возвращении Никона к правлению, а на поддержку такого шага боярским правительством рассчитывать не приходилось. Существовала, правда, и группировка придворных бояр, очень почитавших патриарха. В нее входили такие видные деятели русского государства, как князь А. Ордин-Нащокин, любимец царя А. Матвеев, боярин Н. Зюзин, князь Ю. Ромодановский, боярин Ф. Ртищев. Всей душой была предана Никону родная сестра государя царевна Татьяна Михайловна. Немало сторонников Никона имелось также в духовенстве русском и греческом. Однако эта партия не решалась на открытое выступление в защиту патриарха (слишком сильны были голоса его врагов). Наконец, в 1664 году возник загадочный, до сих пор непонятный заговор как будто с целью решительного возвращения патриарха Никона к правлению Церковью. Этому предшествовала длительная борьба вокруг серьезнейших проблем, вызванных уходом Никона. Прежде всего это была проблема личных отношений Никона и Алексея Михайловича. Она связывалась с более глубокой и основной проблемой - отношением царской и церковной власти в управлении Церковью. Кроме того, русская иерархия должна была решить вопрос о выборах нового патриарха и о судьбе Никона. Наконец, большой проблемой явилась апелляция к вселенскому православию по поводу тяжкого российского раздора.

Никон, хотя и не отказывался от поддержки своих сторонников среди знати и своих друзей, но в основном во всей этой борьбе он старался воздействовать непосредственно на друга- царя. Здесь ясно наметились два направления - обличения царя в его неправдах и попытки возбудить в нем христианскую любовь к нему, Никону, вернуть прежние отношения. Письма ушедшего патриарха нередко представляли собой «чересполосицу» обоих этих направлений.

Сохранился один важный документ, где архипастырское и человеческое стремление Никона выправить душу Алексея Михайловича проявилось с особой яркостью. Это большое сочинение патриарха под условным названием «Наставление христианину» на 103 листах (206 страниц), датированное 1660 годом186. Оно представляет собой выписки из Св. Писания Нового завета, собранные по тематическим главам и снабженные краткими пояснениями Никона. Патриарх пишет, что составлял эту «тетрадь» из «нужнейших заповедей Божиих, без них же невозможно никакому христианину спастися» для того, чтобы царь познал «недостаточество свое перед Господом Богом» и сделался милостив к нему, Никону.

В этом труде патриарх обращает основное внимание на обязанности каждого человека чтить Бога, соблюдать заповеди Его, творить волю Его, духовное предпочитать мирскому и быть верным Господу. Особенно много выписок посвящено теме важности евангельской проповеди (то есть значению Церкви в обществе). Никон отстаивает свой долг и право обличать царя, как и всех, делающих неправду. «Подобает обличение и запрещение приимати, яко лечбу чистительную страстем», - поучает патриарх. И добавляет, что, если кто ради человекоугодия не обличает согрешающего, тот наветует в истинную жизнь (вечную). В последней главе Никон утверждает: «Яко идеже Церковь под мирскую власть снидет, несть Церковь, но дом человеческий и вертеп разбойников». И приводит ссылки на Евангелие об изгнании торгующих из храма и на слова Спасителя «Се оставляется вам дом ваш пуст».

Вопрос о мере участия царской и церковной власти в делах церкви становился коренным вопросом общественной жизни России, взволновал всех, привлек к участию в его решении и восточную церковь. В 1662 году в Россию прибыл Паисий Лигарид, митрополит Газский, приглашенный Никоном как ученый иерарх еще в 1656 году. Никон приветствовал приезд Паисия, надеясь, что он разрядит напряженную обстановку и приведет все «к глубочайшему миру», чтобы «разрушилось средостение, возникшее между царем и патриархом»187. Но Никон ошибся в ученом греке. Паисий Лигарид быстро привел дело к его большому обострению и к суду над Никоном. Однако, пока позиция Лигарида еще не определилась, патриарх старался объяснить ему историю и смысл происходящего, привлечь на свою сторону. В таком же духе Никон воздействовал вообще на греческое духовенство, ибо только Вселенская церковь, в пользу которой он так много сделал, оставалась теперь для русского патриарха единственной надеждой и опорой.

Была, правда, и еще одна сила, достаточно мощная, находившаяся, что называется, «под рукой» у Никона и даже предлагавшая ему свою помощь, - народные массы, недовольные властями мира сего. В 1668 году архимандрит Ферапонтова монастыря, где тогда в ссылке содержался Никон, доносил царю о сношениях восставших разинцев с Никоном и в доносе, в частности, указывал: «Никон говорил мне также: «И в Воскресенском монастыре (то есть еще до суда и ссылки. - Авт.) бывали у меня донские казаки и говорили: если захочешь, то мы тебя по-прежнему на патриаршество посадим, сберем вольницу, боярских людей»188. Можно представить, какая смута ждала государство, если бы патриарх согласился... Но этим путем Никон не пошел.

Православный Восток с тревогой следил за тем, что происходило в России. Живущие в Москве греки разделились на две партии. Одни боролись за Никона, другие угождали царю. Обе партии вели интриги в Константинополе, Иерусалиме, Дамаске, в Египте и на Афоне. На Востоке ходили порой ужасающие толки о событиях, связанных с уходом патриарха Никона. В письме царю в 1662 году Паисий Лигарид сообщает: «Россия сделалась позорищем для всего мира, и все народы ожидают видеть развязку этой трагикомедии. К тому же да обнаружится невинность и правда: ибо доселе еще носится ложный слух, будто патриарх Никон бежал по причине угрожающей ему опасности тайного Убийства и вследствие открывшегося тиранского заговора. Такая молва наносит великое бесчестие всему государству...»189 Патриарх Иерусалимский Нектарий в послании Алексею Михайловичу в начале 1664 года выразил общую скорбь так: «В настоящем положении, когда наша Церковь находится под игом рабства и мы уподобляемся кораблям, потопляемы беспрестанными бурями, в одной вашей Русской церкви видели мы как бы Ноев ковчег для спасения от потопа. А теперь кто внушил вам отвращение от мира?..»190