Александр Щипков - Религиозное измерение журналистики Страница 4

Разочарования в тех событиях у меня нет по той простой причине, что я в них не участвовал. О развале страны жалею, но в этом сами коммунисты виноваты. Слишком «далеки были они от народа», чтобы её сохранить. Поэтому после августа 1991 года всё произошло с катастрофической быстротой. 70 лет коммунисты вытирали ноги об народ и его веру, в результате желание спасать или помогать у людей притупилось. Только единицы тогда понимали, что речь идёт об уничтожении не «империи зла», а России. Но разговоры типа «если бы я знал, чем кончится, защищал бы советскую власть», бессмысленны. Не хотел тогда народ защищать советскую власть. Не хотел. В августе 1991 года на наших глазах советская безбожная власть рушилась, тянув в пропасть за собой всю Россию.

Патриарх и блокадный крематорий

По личному поручению Председателя Совета Федерации Сергея Миронова мне пришлось в течение трёх лет ездить из Москвы в Петербург по два-три раза в месяц и плотно заниматься проблемой строительства (точнее, получения разрешения на строительство) храма на месте Блокадного крематория в Московском парке Победы. Пришлось преодолевать беспрецедентное, почти мистическое сопротивление. Блокадники боролись за этот храм 15 лет. Сергей Миронов – последние три года. Неоценимую помощь оказал Патриарх Кирилл. Подробности раскрывать не могу, скажу лишь, что это было непросто.

Вечером 7 апреля 2009 года, на Благовещение, зазвонил мой мобильный телефон. Святейший сказал мне: «Вчера, в присутствии митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Владимира и секретаря епархиального управления протоиерея Сергия Куксевича, я беседовал с губернатором. Валентина Ивановна согласилась на строительство».

Моя мама, осиротевшая в блокаду, находилась рядом. Она заплакала. Храм построили за десять месяцев. Жаль, что мама не дожила.

Сегодня, в годовщину прорыва блокады Ленинграда, помолимся о тех людях, которые жили в Ленинграде, освобождали его и терпели ужасы войны. Всё меньше остаётся в живых свидетелей этих событий, всё острее встаёт вопрос о достойном увековечивании памяти погибших.

Для христианина лучшая память о прошлом – это молитва. Самое удивительное, что до 7 мая 2010 года не было в Петербурге особого храма, куда можно было прийти и помянуть погибших во время страшной блокады.

Московский парк Победы – это парк, разбитый в Ленинграде на Московском проспекте (отсюда название парка), на месте крематория, в котором было сожжено около 800 000 жертв блокады. Пепел сожжённых ссыпался вокруг крематория. После войны здесь находился заброшенный пустырь. До конца сороковых годов прошлого столетия сюда приходили родственники погибших. Никого не спрашивая, сажали кусты, деревья и привязывали на ветки бирки с именами тех людей, которые были сожжены в печах блокадного крематория. Деревья прорастали в пепел, зеленели и поднимались ввысь, утешая рыдающих. Послевоенный Московский райком партии был завален письмами – ленинградцы умоляли построить на этом месте часовню.

Рядом рос новый жилой район. Часовню коммунисты построить не разрешили, но застраивать пустырь не решились. Побоялись народного гнева. Перешагнули и потянули стройку дальше в сторону Пулковских высот. А здесь заложили парк и назвали его Парком Победы.

Шли десятилетия. Здание крематория снесли; на месте проходной, куда ежедневно привозили сотни окоченевших трупов, сегодня стоит станция метро. Проходная метрополитена. Мы погружаемся в землю, пропитанную человеческим пеплом. Страшное место и величественное. Тени погибших, пепел под ногами прохожих. Московский парк Победы – это огромный антиминс. Здесь необходимо было построить храм! Здесь необходимо было служить литургию!

Борьба за храм длилась целых 15 лет. Ни Собчак, ни Яковлев, ни Матвиенко (губернаторы того периода) не давали добро. Блокадники знали – здесь хотят построить гигантский торговый центр. Когда-нибудь об этой пятнадцатилетней борьбе напишут книгу. О том, как стихийно был поставлен первый поклонный крест. Как его сожгли торговцы шаурмой, захватившие в 90‑е это место. Как блокадники обивали пороги Смольного и унижались перед чиновниками, умоляя их разрешить построить храм. Как каждое воскресение в течение 15 (!) лет тут служились панихиды. Как в 2008 году в борьбу за православных включился Сергей Миронов. Как он произнес фразу, ставшую в Петербурге знаменитой: «Если народ сказал, что здесь будет стоять храм, значит, храм здесь стоять будет!». Как после этого Валентина Матвиенко в пику своему политическому оппоненту выставила Парк Победы на продажу, заявив, что у города нет денег на его содержание.

Тут чаша народного терпения переполнилась. Две восьмидесятилетние старухи-блокадницы взяли урну со святой землей Московского парка Победы и 27 января 2009 года привезли её в Москву, на Поклонную гору. Это был незабываемый день! Тысячи москвичей приехали поклониться праху! Директор музея Великой Отечественной Войны принял урну с прахом блокадников из рук Миронова на вечное хранение.

Именно в этот день, в день окончательного прорыва Ленинградской блокады, на Поместном соборе Русской Православной Церкви был избран Патриархом митрополит Кирилл. Ленинградец и петербуржец. Судя по всему, просьба блокадников о помощи была первой в его патриаршем служении. И он помог. Уговорил, нашёл слова, растопившие окаменевшее сердце губернатора. Разрешение было получено.

Храм в честь Всех святых, в Земле Российской просиявших, был построен меньше чем за год, и 7 мая 2010 года, в канун 65‑летия Победы, здесь совершил первое богослужение митрополит Петербургский и Ладожский Владимир. Напрасно Валентина Ивановна не приехала – её бы простили, потому что у заплаканных стариков уже ни на кого не было обиды. Они были счастливы, что теперь на месте блокадного крематория совершается ежедневная литургия, на которой они могут соединиться в одной молитве с усопшими.

Я горжусь тем, что сотрудники интернет-портала «Религаре» и наши друзья в течение трёх лет помогали блокадникам в их праведной борьбе. В этом храме есть доля души Любови Балакиревой, Андрея Зайцева, Михаила Фёдорова, Александра Гатилина и Бориса Конухова, снявшего замечательный документальный фильм о Блокадном крематории.

После освящения храма я подошёл к дереву, растущему возле паперти, и повесил на нём фотографию рабы Божией Галины, моей бабушки, которую я никогда не видел. Она погибла в 1942‑м в Ленинграде, и у нас не было её могилы. Теперь её могила здесь, в Московском парке Победы.

«Если народ сказал, что здесь будет стоять храм, значит, храм здесь стоять будет!».

Не предавший родину и солдат

В декабре 2011 года мы отпевали в Тарусе генерала Михаила Ефремова, погибшего в окружении в апреле 1942 года. А до этого, в августе, поставили ему памятник, на котором отлиты слова «Не предавшему Родину и солдат».

Генерал Ефремов – это антипод генерала Власова. Он отказался улететь из окружения на самолёте, который прислал за ним Сталин, понимая, что вместе с остатками армии остаётся на верную смерть. Честь и долг для него были дороже жизни.

Сегодняшние историки обеляют Власова. И молчат о Ефремове.

С установкой памятника Герою России, командующему 33‑й армией генерал-лейтенанту Михаилу Григорьевичу Ефремову на его родине, в городе Тарусе Калужской области, связано некоторое чудо. Мы с женой заказали памятник скульптору Александру Казачку, с которым давно дружим и которого знаем как честного художника и христианина. Сейчас очень много конъюнктурных работ – и в живописи, и в скульптуре. Всегда ведь видно – где творчество, а где просто зарабатывание денег.

Александр Дмитриевич перечитал о Ефремове всё, что мог прочитать; он делает так всегда. Можно сказать, он вживается в того человека, которого ему предстоит изобразить, в какой-то мере становится им. Мы привезли скульптору несколько фотографий Ефремова и показали ту, которая больше всего нравилась нам. Это был один из последних, а скорее всего, именно последний снимок генерала, сделанный кем-то из тех людей, которые в апреле 1942‑го прилетали за ним в немецкое окружение под Вязьму – пытались вывезти его оттуда на самолёте по приказу Сталина.

Казачок посмотрел на этот снимок и сказал: нет, не пойдёт. Генерал должен выглядеть победителем, а здесь… На снимке был страшно усталый нездоровый человек, не по-военному замотанный шарфом, в низко надвинутой шапке, очень мало похожий на победителя. Но глаза были наполнены готовностью к смерти.