Виктор Печорин - Мистический Атлас Страница 4

Помимо ударов бубна, в ходе камлания шаман произносит или поёт особые шаманские тексты, исполняет ритуальную пляску, сопровождаемую упруго-ритмичными прыжками, подскакиваниями, приседаниями, бегом, движения которой символически изображают события его путешествия в иных мирах: – всё это оказывает воздействие как на его собственное сознание, так и на присутствующих.

Ещё одним средством, широко используемым шаманами, являются растения или грибы-галлюциногены. Для вхождения в трансовое состояние шаман мог применять и другие средства: нахождение в тёмном помещении, длительное сидение в неподвижной позе (наподобие медитации), пребывание в вырытой в земле яме, созерцание пламени, воздержание от пищи в течение нескольких дней, удаление в пустынное место.

Вакханка с бубном

Следует отметить ещё одну немаловажную черту шаманского искусства: несмотря на переживаемое им экстатическое состояние, шаман во время камлания продолжает руководить всем происходящим, осуществлять контроль над присутствующими и собственными действиями, иногда комментирует происходящее, рассказывает о том, что видит и что ощущает в ходе своих «путешествий», то есть его трансовое состояние продолжает оставаться под контролем его сознания. Опытный шаман во время камлания, длящегося иной раз достаточно долго, при помощи различных средств несколько раз погружается в транс и выходит из него по собственному желанию, что также свидетельствует о наличии самоконтроля. В этом можно усмотреть некоторые параллели с указаниями индийской йоги и с понятием «трезвения» в православном исихазме.

Методы трансовой практики шаманизма не утратили своего значения и в более поздние времена: имеются сведения об использовании этих методов мистиками последующих эпох.

Например, рассказ Гермипа о пребывании Пифагора в подземной яме и аналогичный опыт некоторых христианских затворников явно перекликается с шаманской практикой опускаться в вырытую под юртой яму, изображая путешествие в «нижний мир».

Свидетельства об удалении кандидата в шаманы в безлюдные места и ведение ими отшельнической жизни в течение достаточно длительного времени (до трёх лет) – аналог христианского отшельничества и аналогичной практики в индуизме. Пребывание Иоанна Крестителя и Иисуса в пустыне перед началом своей проповеднической деятельности весьма напоминает шаманский обряд инициации, как, впрочем, и поведение Будды накануне его просветления.

Суровый пост в течение трех, пяти, или девяти дней, выдерживаемый кандидатом в шаманы перед своим посвящением, – очевидный предшественник постов, практикуемых практически всеми развитыми религиями.

Религиозные гимны, молитвы, мантры, зикр24 – изначально выполняли ту же функцию, что и распевание или произнесение шаманом заклинаний, содержащих обращения к духам и богам.

Традиция употребления священной сомы ведической религии, безусловно, берет начало в шаманской практике применения психоактивных растений.

Практически все средства, позднее использованные более развитыми религиозными системами, были почерпаны ими из арсенала шаманизма – древнейшей религии человечества.

Алхимия Дао

Когда заходит речь о даосизме, на память приходит написанный древним китайским мудрецом Лао-цзы (VI в. до н.э.) трактат о Дао и дэ («Дао дэ цзин»), который многие считают источником даосской религии, наподобие того, как источником христианства являются Евангелия, а источником ислама – Коран. Однако, в случае с даосизмом дело обстоит иначе.

«Хотя даосизм заимствовал своё название от возвышенного принципа, введенного Лао-цзы, связь его с этим последним очень отдаленная, – отмечается в изданной под редакцией профессора Шантепи де ля Соссей „Иллюстрированной истории религий“. – Магика даосизма не имеет себе ничего подобного в Дао дэ, а этике его далеко не хватает глубины воззрений Лао-цзы»25.

По видимому, трактат Лао-цзы – это не источник, а философская интерпретация откровений – результатов практики даосизма, существовавшей задолго до создания «Дао дэ цзин». Трактат Лао-цзы – блестящий пример, подтверждающий утверждение Уильяма Джеймса о том, что в основе всякой религии лежит мистический опыт.

Практика даосизма уходит своими корнями в первобытные времена и, как показали новейшие исследования, имеет много общего с шаманством. Даосизм, поэтому, можно рассматривать в качестве промежуточного звена между первобытным шаманизмом и религией в её современном понимании.

Можно сказать, что даосизм появился «слишком рано», во времена, когда человеческое сознание ещё не отрешилось от парадигмы «первобытного материализма» и когда представления о духовном как антитезе материальному только начинали складываться, оставаясь ещё весьма смутными, неопределёнными и противоречивыми. Эта архаичность сознания, этот первобытный материализм наложили свою печать на представления даосов и, конечно, не могли не сказаться на их практике, налагая на неё свои ограничения, в чём мы убедимся ниже. Тем не менее, несмотря на неразвитость исходных представлений, совершенствовавшаяся на протяжении многих веков практика даосизма оказалась в состоянии обеспечить достижение настоящего мистического опыта и получение Откровения, свидетельством чему является возвышенная философия Лао-цзы.

Хотя предметом настоящей книги является мистическая практика, в ряде случаев особенности этой практики и формы, которые она приобретала в различных мистических системах, невозможно объяснить, не обращаясь к «теории», т.е. к религиозным представлениям практикующих. В значительной степени такая необходимость возникает при объяснении специфических черт даосской практики.

Содержательным ядром представлений древних китайцев о мире была вера в существование Верховной, Высшей силы, стоящей не только над людьми, но и над богами и духами. Её называли то Небом, то Верховным Владыкой (Шан-ди), то просто Владыкой (Ди). В философии Лао-цзы эта Верховная сила получила название Дао. Представление о Высшей силе было прорывом от первобытного анимизма к понятию Бога-Абсолюта. Через этот этап прошли все религии на стадии своего формирования. Например, у древних вавилонян сложилось представление о «Верховном боге», «боге над богами» Ану, в ведической религии функцию Верховного бога выполнял Брахма, в греко-римском пантеоне также выделился в качестве верховного бога Зевс-Юпитер (впрочем, ещё не успевший дистанцироваться от других богов и бывший, так сказать, «первым среди равных»).

Лао-цзы

Однако Дао в интерпретации даосов – это ещё не Бог-Абсолют, оно скорее ассоциируется с воплощением Абсолюта в виде физического мира (мыслившегося вечным, бессмертным – совершенно в духе современных материалистов) или с Законом, управляющим протекающими в этом мире явлениями, или с мировым лоном, рождающим все вещи. Даосы не знали личностного аспекта Дао, а потому не могли сформулировать идею общения с ним. Возможное взаимодействие между человеком и Дао заключалось только в следовании пути Дао (т.е. в стремлении к «естественности», под которой понималось добровольное исполнение человеком вселенского Закона) и в слиянии или отождествлении с ним, что, как полагали даосы, наделяло человека свойствами Дао, в частности – бессмертием.

Другим специфическим элементом китайских верований было представление об универсальной субстанции ци26 (сначала мыслившейся в виде воздушного пара или космического дыхания), которая в начале мира разделилась на два противоположных начала. Первое – ян («мужской принцип») – характеризовалось как светлое и тёплое, второе – инь («женский принцип») – как мутное и холодное. Ян как более лёгкое, взметнувшись вверх, образовало небо, а инь, как более тяжелое, опустилось вниз и образовало землю. Эти два начала (инь и ян) самим своим существованием обеспечивали и поддерживали в мире гармоническое равновесие. Из взаимодействия мужского и женского принципов родились все вещи.

Философское истолкование этих архаичных представлений дал живший примерно через 100 лет после Лао-цзы его самый талантливый духовный последователь Чжуан Чжоу (ок. 369—286 гг. до н.э.), прозванный Чжуан-цзы (эпитет «цзы» буквально означает «мудрец», «философ», «учитель»).

В дошедшей до наших дней книге, носящей его имя, Чжуан-цзы в форме диалогов и притч развивает учение о Дао и единстве мира, представляющем собой бесконечные трансформации энергии «ци», в чём усматривается предвосхищение закона сохранения энергии.

Исходя из этих представлений, Чжуан-цзы считал, что между жизнью и смертью нет непреодолимой грани. Для «достигшего», «естественного человека» (совершенномудрого в даосской терминологии) всегда возможны трансформации: составляя с Дао одно, будучи растворён а Нём, «достигший» тоже обладает способностью творить изменения, перевоплощаться, а следовательно может рассеять энергию «ци», составлявшую его прежнее существо, а затем собрать эту энергию в новую форму.