Ричард Докинз - Бог как иллюзия Страница 46

Проектный и целевой уровни — это полезные механизмы сознания, позволяющие ускорить предсказание поведения важных для выживания объектов, таких как хищники или потенциальные партнёры. Но, подобно другим полезным приспособлениям, эти механизмы могут дать осечку. Дети и примитивные народы приписывают целенаправленное поведение погоде, волнам, течениям, падающим камням. Да и все мы частенько рассуждаем подобным образом о машинах, особенно когда они нас подводят. Многие с улыбкой вспоминают эпизод комедии, когда машина Бейзила Нетак, главного героя и хозяина ресторана, сломалась во время важнейшей операции по спасению «Обеда гурманов». Честно предупредив её, что считает до трёх, он вылез наружу и, схватив палку, отлупил упрямицу до полусмерти. Думаю, каждый когда-то вёл себя подобным образом, разъярившись если не на машину, то на компьютер. Джастин Баррет придумал для этой ментальной функции термин «сверхактивное устройство для обнаружения целеустремлённых агентов» («hyperactive agent detection device» — HADD). Мы сверхактивно занимаемся поисками целенаправленности и чьей-то воли там, где её нет, и подозреваем злой или благой умысел в равнодушии природы. Порой и я ловлю себя на яростной ненависти к какому-нибудь безобидному куску металла, например соскочившей велосипедной цепи. А в недавно опубликованной статье говорилось об одном посетителе кембриджского музея Фицвильяма, который, наступив на развязавшийся шнурок, скатился по лестнице и разбил три бесценные вазы династии Цин: «Он приземлился прямо на разлетевшиеся вдребезги вазы, и, оглушённый, по-прежнему сидел среди них, когда прибежали служители. Немая сцена, все в шоке, и лишь посетитель, указывая на шнурок, продолжал повторять: “Это он всё устроил, это он виноват”».129

Объяснения религии как побочного продукта также предлагают Хайнд, Шермер, Бойер, Атран, Блум, Деннет, Келеман и другие. Деннет упоминает одну особенно интересную гипотезу о том, что религия может оказаться побочным продуктом некоего иррационального механизма, свойственного мозгу, — нашей способности влюбляться, имеющей, очевидно, генетические преимущества.

В книге «Почему мы любим» антрополог Хелен Фишер прекрасно описала безумства романтической любви и излишества её проявлений по сравнению с тем, что может считаться абсолютно необходимым. Подумайте сами. С точки зрения нормального человека весьма невероятно, что одна-единственная из всех знакомых мужчине женщин окажется в сотни раз более достойной любви, чем её ближайшая конкурентка, однако, влюбившись, мужчина начинает утверждать именно это. По сравнению со свойственной нам, как правило, моногамной преданностью «многолюбие» того или иного рода выглядело бы более рациональным («многолюбие» — это убеждённость в том, что человек может одновременно любить несколько лиц противоположного пола, подобно тому как он может одновременно любить несколько вин, композиторов, книг или видов спорта). Мы не находим ничего странного в любви к двум родителям, нескольким детям, братьям и сёстрам, учителям, друзьям, домашним животным. Но если принять во внимание вышеизложенное, не начинает ли казаться странной ожидаемая от супружеской любви абсолютная преданность одному партнёру? И тем не менее мы ожидаем и всеми силами добиваемся именно этого. В чём здесь причина?

Хелен Фишер и другие исследователи показали, что мозг влюблённого человека находится в уникальном состоянии — это выражается в появлении специфичных и характерных именно для данного состояния нейроактивных химических веществ (по существу природных наркотиков). Эволюционные психологи согласны с тем, что такое иррациональное смятение чувств, вероятно, является механизмом, обеспечивающим достаточно продолжительную для успешного совместного выращивания детей преданность одному партнёру. Несомненно, что с эволюционной точки зрения выбрать удачного партнёра очень важно по целому ряду причин. Но после того как выбор — даже неудачный — сделан и ребёнок зачат, более важно держаться вместе, чтобы пройти сквозь огонь, воду и медные трубы, по крайней мере до тех пор, пока ребёнок не станет на ноги.

Не может ли иррациональное религиозное чувство оказаться побочным продуктом иррациональных механизмов, которые естественный отбор встроил в наш мозг для того, чтобы мы могли влюбляться? Религиозная вера, безусловно, имеет определённое сходство с влюблённостью (и оба эти состояния по многим признакам сходны с наркотическим «кайфом»130). Несмотря на то что, по словам нейропсихолога Джона Смайтиса, два эти вида мании активизируют разные участки мозга, между ними наблюдается определённое сходство:

Одним из многочисленных проявлений религиозной веры является сильнейшая любовь, направленная на сверхъестественное существо, то есть бога, а также преклонение перед связанными с этим существом объектами. Человеческая жизнь во многом определяется эгоистичным поведением генов и механизмом подкрепления. Религия широко использует механизм положительного подкрепления: состояние тепла и комфорта, порождаемое чувством защищённости и любви в опасном мире, потеря страха смерти, надежда на помощь свыше в ответ на молитву и т. п. Подобным же образом романтическая любовь к другому человеку (обычно противоположного пола) вызывает сосредоточение чувств на этом индивидууме и служит источником подкрепления. Эти чувства пробуждаются также связанными с любимым человеком объектами: письмами, фотографиями и даже, в прошлом веке, его локонами. Чувство влюблённости сопровождается многими физиологическими проявлениями, например вздохами, способными загасить пожар.131

Я уже сравнивал в 1993 году влюблённость и религию, отметив, что поведение поражённого религией индивидуума «часто поразительно напоминает поведение, свойственное влюблённым. Влюблённость способна задействовать очень мощные механизмы разума, и неудивительно, что появились вирусы, паразитирующие на этих механизмах (под “вирусом” в данном контексте я имел в виду религию: моя статья называлась “Вирусы сознания”)». Откровенно оргазмическое видение святой Тересы Авильской слишком хорошо известно, чтобы пересказывать его ещё раз. Философ Энтони Кенни более серьёзно и без явной сексуальной символики трогательно описывает наслаждения, ожидающие сумевшего поверить в таинство пресуществления. Рассказав о своём рукоположении, после чего, став католическим священником, он мог служить мессу, Кенни с живостью вспоминает

… восторг первых месяцев после получения благодати читать мессу. Будучи по природе с утра ленивым и сонным, я раным-ранёшенько выскакивал тогда из постели, переполненный бодростью и восторгом при мысли об исключительном деянии, совершить которое дарует мне судьба…

Более всего меня очаровывал момент прикосновения к телу Христову, близость священника к Иисусу. После освящения я, как влюблённый в глаза невесте, зачарованно смотрел на облатку… Эти первые дни пребывания в сане запомнились мне абсолютным, трепетным счастьем; это было что-то драгоценное, но недолговечно-хрупкое, как романтическая любовь, которой суждено умереть в буднях неудачного брака.

Эквивалентом использования мотыльком небесного компаса в данном случае является на первый взгляд иррациональная, но на самом деле полезная способность влюбляться не более чем в одного индивидуума противоположного пола. Досадная ошибка — эквивалент сгорания на свечке — пылкая страсть к Яхве (или Деве Марии, или облатке, или Аллаху) и совершение диктуемых этой страстью поступков.

В книге «Шесть невероятных дел с утра пораньше» биолог Льюис Волперт делает предположение, которое можно рассматривать как обобщение идеи конструктивной иррациональности. По его мысли, иррационально сильное убеждение охраняет от нерешительности, свойственной рассудку: «Если бы полезные для выживания знания и представления не сохранялись твёрдой рукой, это было бы невыгодно на ранних этапах эволюции человека. Например, во время охоты или изготовления орудий труда постоянные колебания и перемена решений были бы крайне вредны». Из аргумента Волперта следует, что, по крайней мере в некоторых ситуациях, более выгодно продолжать придерживаться иррациональных убеждений, даже если новые данные или обстоятельства дают повод их пересмотреть. Влюблённость можно рассматривать как частный случай «конструктивной иррациональности», которая, в свою очередь, представляет собой ещё один пример полезного свойства психики, способного породить в качестве побочного продукта иррациональное религиозное поведение.

В книге «Социальная эволюция» Роберт Трайверс развил предложенную им в 1976 году эволюционную теорию самообмана. Самообман — это

…укрывание правды от себя, чтобы лучше скрыть её от других. Среди представителей нашего вида известно, что бегающие глаза, потные ладони и хриплый голос могут быть признаками стресса, испытываемого человеком, сознательно говорящим неправду. Если обманщику удастся скрыть обман от себя самого, он сможет скрыть эти признаки от наблюдателя и продолжать лгать без выдающей ложь нервозности.