Елена Никулина - Агиология Страница 48

Наиболее ярко евангельские мотивы подвига святых князей раскрыты в «Сказании, страсти и похвале свв. мучеников Бориса и Глеба». Автор этого сочинения показывает, что князья не ищут смерти, но принимают ее как от руки Божией, со смирением преклоняясь перед тем, что посылает им Господь.

«Тот (Святополк. – Е. Н.), чувствую, о мирской суете печется и убийство мое замышляет, – размышляет св. кн. Борис. – Если он кровь мою прольет и на убийство мое решится, буду мучеником перед Господом моим. Не воспротивлюсь я, ибо написано: “Бог гордым противится, а смиренным дает благодать”». И далее, пытаясь преодолеть «смертную скорбь», Борис «утешает сердце свое» словами Писания: «Тот, кто пожертвует душой своей ради Меня и Моего учения, обретет и сохранит ее в жизни вечной». Утром накануне убийства Борис молится: «Господи Иисусе Христе! Как Ты… собственною волею давший пригвоздить Себя к кресту и принять страдание за грехи наши, сподобь и меня принять страдание»[345].

А вот предсмертная молитва св. Глеба: «Помню слова, сказанные Тобою Своим апостолам: “За имя Мое, Меня ради поднимут на вас руки, и преданы будете родичами и друзьями, и брат брата предаст на смерть, и умертвят вам ради Имени Моего”… Смотри, Господи, и суди: вот готова моя душа предстать пред Тобою, Господи! И Тебе славу возносим, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков. Аминь»[346]. Мысль этой молитвы Г. Федотов объясняет так: «Думается, в полном согласии с древним сказателем, мы можем выразить предсмертную мысль Глеба: всякий ученик Христов оставляется в мире для страдания, и всякое невинное и вольное страдание в мире есть страдание за Имя Христово. А дух вольного страдания – по крайней мере, в образе непротивления – торжествует и в Глебе над его человеческой слабостью»[347].

Описанием человеческой слабости святых князей перед смертью в «Сказании» подчеркивается идея жертвы, отличная от героического мученичества. Образцом этой жертвы для братьев служит Христос, смиренно и кротко предающий Себя безвинной Жертвой за спасение мира. Борис и Глеб сознают сходство своих страданий со Страстями Христа, как и Он, чувствуют себя «овцами, веденными на заклание», и поэтому принимают свои мучения с благодарностью.

Из трех указанных выше источников именно «Сказание» пользовалось наибольшей популярностью в Древней Руси. На 159 известных его списков приходится всего 30 рукописей «Чтения» Нестора. Это свидетельствует о том, что именно в «Сказании» наиболее точно отражено древнее церковное и народное понимание подвига Бориса и Глеба. Это понимание находит свое подтверждение и в древнерусской гимнографии.

Церковные службы, слагавшиеся на Руси святым князьям, начиная со службы канонизировавшего их митрополита Иоанна, содержат указания на те же мотивы подвига: «Христа ради остависта тленную славу земную. Царство возненавидевше и неправедное убийство претерпевше, никакоже противляшеся заколяющему вы брату…», «Заколенна нескверному Агнцу, пожранному нас ради Спасу душ наших»[348].

В лике святых страстотерпцев Русская Церковь почитает еще нескольких святых. Это святые благоверные князья Игорь Киевский, Андрей Боголюбский, Михаил Тверской.

Князь Киевский Игорь Ольгович был убит киевлянами в 1147 г. Свергнутый с Киевского стола, после 12-дневного княжения, Изяславом, он сидел в «порубе», т. е. в темнице. Тяжко заболев, он просит о разрешении принять схиму: «Пусти мя, брате, пострищися, зане была ми на се мысль еще и во княжении моем: ныне же в нужи сей болен есмь вельми и живота си не чаю». Но после пострижения (с именем Георгия) князь выздоровел и последние месяцы жизни провел в Киевском Феодоровском монастыре. В сентябре 1147 г. киевляне, не любившие его, как и Ольговичей вообще, составили вече и решили убить Игоря. Напрасно уговаривал их митрополит, князь и бояре. Толпа ворвалась в монастырь и выволокла инока Георгия из храма во время Литургии. Князь Владимир с братом отбили у толпы ее жертву и привели во двор своей матери. Но народ вломился во двор и убил несчастного в сенях терема. Потом толпа надругалась над телом: привязали за ноги веревки и, протащивши через город, бросили на Подоле нагим и окровавленным. Во время погребения его гроза и другие знамения напугали киевлян и вызвали полный перелом в отношении к нему. Уже тогда многие начали чтить его как святого. Через три года тело князя перевезено в родной Чернигов, где новое чудо удостоверило его святость. Мы не имеем отдельного жития князя Игоря; рассказ о его убиении находим в летописи[349].

Отметим, что к лику святых страстотерпцев может быть причислен и тот христианин, который при жизни не являл собой образец святости во всей полноте. Особенно ясно это видно на примере св. Андрея Боголюбского. Известно, что он был замечательным государственным деятелем, много сделавшим для свой родины. Благодаря ему центр русской государственности и культуры был перенесен из Киева на север. Его можно причислить к основателям Российского государства. С именем св. князя Андрея связано перенесение на север величайшей святыни – Владимирской иконы Матери Божией, которая стала так называться именно после перенесения ее во Владимирский Успенский собор. С его именем связано появление Боголюбской иконы и основание монастыря в Боголюбово, строительство знаменитого храма Покрова на Нерли и установление праздника Покрова Божией Матери, установление праздника Происхождения Честных древ Животворящего Креста Господня (14 авг. н.ст.). Но в жизни Андрея Боголюбского были и поступки, несовместимые с нашим понятием о святости. На его совести – разгром Киева и поругание его святынь в 1169 г., поход на Новгород в 1170 г., во время обороны которого Пресвятая Богородица явила новгородцам Свое чудесное заступление[350]. Тем не менее, этот князь канонизирован.

Автор сказания о нем «называет князя святым, мучеником, страстотерпцем», сравнивает его со святыми Борисом и Глебом, из жития которых делает заимствования. Он прославляет благочестие князя, его усердие к Церкви, построение храмов. Особо отмечается его милостыня – чертами, напоминающими князя Владимира: «веляше по вся дни возити по городу брашно и питие разноличное больным и нищим на потребу». Автор представляет своего князя, подобно Борису и Глебу, готовым на мученическую смерть: «вражное убийство слышав наперед… и ни во что же вмени». Правда, как видно из описания автора, князь геройски защищается от своих убийц, но недаром он перед смертью вспоминает Горясера, зарезавшего Глеба. Ночное нападение на безоружного, убийцы из числа его близких, им облагодетельствованных слуг, ужасная сцена борьбы, многочисленность ран, предсмертная молитва недобитого князя – все вызывает ужас и сострадание, как к закалаемому «агнцу». Плач верного Космы над нагим, брошенным телом вторит заплачкам Борисова жития»[351]. Можно предположить, что в церковном сознании кончина князя от рук предателей, прежде им облагодетельствованных, расценена как искупление и очищение прежде соделанных грехов.

6. Святые Гавриил Слуцкий и Артемий Веркольский

11/20 апреля 1690 г., когда мать шестилетнего Гавриила понесла мужу обед в поле, в дом забрался иудей – арендатор, по прозвищу Шутко. Он приласкал дитя и тайно увез его в Белый Сток, где младенца предали мучению. Иудеи посадили младенца Гавриила в подвал, где при помощи острых орудий проткнули ему бок для выпускания крови. После чего младенец-мученик был распят на кресте, установленном в корыте, и исколот острыми орудиями для выпускания остатков крови.

В тропаре св. младенцу Гавриилу говорится: «Святый младенче Гаврииле, ты за Прободеннаго нас ради от иудей люте от онехже в ребра прободен был еси, и за Истощившаго кровь Свою за нас все тело твое на истощение крове в лютыя язвы предал еси, ныне же во славе вечней с Ним вселился еси».

Артемий Веркольский († 1545) – крестьянский мальчик из Архангельской губернии, убитый молнией в двенадцатилетнем возрасте. Житие его, написанное в 20-х годах XVII в., свидетельствует, что с 5 лет Артемий «начат лишатися детского обычая и возненавидел игры детские». Эта стереотипная в русских житиях черта в данном случае получает свое полное значение. Мальчик уже участвует в сельских работах, и это его «земное дело» дает автору жития повод к рассуждению о святости земледельческого труда, в сравнениях с ветхозаветными праведниками. Гроза, которая застала отрока в поле за работой, изображается с такой стихийной мощью, что за ней, как в житиях юродивых, чувствуется явление силы Божией. «Блаженный ужасеся и от того великого ужаса и грому испусти дух». Смерть от грозы, напрасная смерть, без покаяния, допускает различное религиозное толкование. Житие приводит слова Писания: «Аще гнев Божий или молния и гром поразят человека, и Аз Сам сужду рабу Моему». Веркольские жители похоронили Артемия в лесу, не на кладбище – очевидно, под влиянием этих религиозных сомнений. Но через 35 лет, в следующем поколении, суд Божий решает дело в пользу святости Артемия. Над его могилой видят свет, переносят тело в церковь, и здесь совершаются чудеса[352].