Александр Балыбердин - Христианство как новая жизнь. Беседы с ищущими Бога Страница 5

Всего в тридцати девяти книгах Библии слово «сердце» упоминается 925 раз. Для сравнения: руки упоминаются 522 раза, глаза – 477, кровь – 326, ноги – 295, уши – 176, живот или «чрево» – 105, чресла – 92, зубы – 52, остальное еще реже. Мозг упоминается всего дважды и оба раза – мозг не головной, а костный16. Почему так редко? Потому что, во-первых, Священное Писания не является медицинским атласом или учебником анатомии, и, главное – Библия связывает познание с сердцем, но далеко не всегда разумеет под этим словом орган, но нечто иное, на что указывает сама этимология этого слова.

Праславянское sьrdь происходит от индоевропейского kerdis – «середина», «сердце», поэтому с давних времен сердце связывалось с серединой, центром человека. Современная форма этого слова «сердце» развилась с древнерусского сьрдьце, а оно, в свою очередь, с праславянского sьrdько, в котором звук «к» изменился на «с» – sьrdьсе. Так как этот звук присоединен к основе sьrdь, взятой из слова sьrdа – «середина» (sьrd + c), а суффиксы «ко» и «се» являются уменьшительными, то, согласно этимологии, слово «сердце» можно перевести как «серединка» или «маленькая точка в центре» – средоточие всех жизненных сил человека.

Славянскому sьrdьсе родственны слова в других языках: латинское sirdis, греческое kardia, немецкое herz, англиское heart. Отсюда же происходит латинское credo – «верить», «доверять». Это означает, что представление о сердце, как о средоточии всех жизненных сил человека, характерно не только для славян, но других народов17.

Именно в этом смысле говорит о сердце Христос, сведя «весь закон и пророков» к двум заповедям: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею крепостию твоею, и всем разумением твоим, и ближнего твоего, как самого себя» (Лк. 10, 27). Это означает, что главный, решающий, все определяющий выбор, который предстоит сделать человеку – это выбор не между знанием и верой, наукой и религией, а между любовью и нелюбовью. Выбор, который человек делает не только лобными долями головного мозга, но всем существом, всей душой, всей «крепостию», всеми своими жизненными силами.

Следовательно, просвещения требует не только головной мозг, но вся личность человека. Это и есть просвещение сердца, на что справедливо указывал Н.В.Гоголь поклонникам модного тогда слова:

«Мы повторяем теперь ещё бессмысленно слово „просвещение“. Даже и не задумались над тем, откуда пришло это слово и что оно значит. Просветить не значит научить, или наставить, или образовать, или даже осветить, но всего насквозь высветлить человека во всех его силах, а не в одном уме, пронести всю природу его сквозь какой-то очистительный огонь. Слово это взято из нашей Церкви, которая уже почти тысячу лет его произносит, несмотря на все мраки и невежественные тьмы, отовсюду её окружавшие, и знает, зачем произносит»18.

Возможно, кто-то скажет, что с тех пор наука ушла далеко вперед. Однако, в 2000 г. Н. П. Бехтерева (1924—2008), имя которой недавно было присвоено Институту мозга человека, заметила, что, хотя «ХХ век внес много ценного в копилку фундаментальных знаний о мозге человека», но ученые по-прежнему находятся на пороге «открытия (или закрытия?) мозгового кода мыслительных процессов», то есть механизмы мышления, по-прежнему остаются для них загадкой19.

Это означает, что у нас есть основания прислушаться к опыту «просвещения сердца», в том виде, как он осмыслен православной традицией. Тем более, что на главный вопрос – где искать источник света, способный просветить человека? – Церковь предлагает недвусмысленный и убедительный ответ.

«Господь – просвещение мое»

Даже для того, чтобы просто осветить часть комнаты, нужен источник света – настольная лампа, люстра, бра или фонарик. Где же тот источник света, который мог бы про-светить, то есть пронизать насквозь и изменить всего человека?

Выше мы говорили о том, что это должен быть источник не столько знаний, сколько источник любви, недостаток которой в окружающем мiре ощущает каждый взрослый человек. И, действительно, разве не недостаток любви лежит в основе не только личных и семейных проблем, но также в основе преступности, войны, социальной несправедливости и порождаемых ей политических, экономических, классовых, межнациональных и других конфликтов? Не потому ли люди позволяют себе убивать, унижать и обкрадывать других людей, целые страны и народы, что не любят тех, кого Бог послал им, как ближних?

В фильме «Святой Августин», снятом в 2009 г. итальянскими кинематографистами, епископ Августин предлагает жителям осажденной Гиппоны впустить в город варваров в обмен на обещание их предводителя сохранить людям жизнь. Он говорит: «Это станет началом новой эпохи для нас и для Гиппоны. Все станет иначе, не так как прежде. Это верно. Но мы не должны страшиться. Мы не должны бояться наших ближних. Сегодня вандалы – это те ближние, которых решил нам дать Господь»20. Но большая часть жителей, боясь потерять свои дома и собственность, отказывается прислушаться к его словам, хотя вандалы до последнего ждут их решения. Гиппона гибнет в огне. Сегодня эта сцена воспринимается как ответ на проблемы, связанные с заселением стран Европы мигрантами из бывших колоний. Однако на место вандалов могут быть поставлены не только народы, но и конкретные люди, в которых мы не хотим признавать ближних и, тем более, любить, давая повод к ответной нелюбви.

Еще раз хочется подчеркнуть – проблема заключается не только в недостатке знаний. Нередко человек знает, как следует поступить правильно, но не может. Даже такой выдающийся, образованный и цельный человек, как апостол Павел, писал:

«Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю… Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю… Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти?» (Рим. 7:15, 19—24).

Где тот источник любви, который мог бы восполнить недостаток любви в человеке? Для блаженного Августина, преподобных Сергия Радонежского, Трифона Вятского и других святых ответ был очевиден. Чтобы подготовить к нему современного читателя, возможно, стоит попробовать сначала ответить на другой вопрос. Как известно, все части речи в русском языке отвечают на те или иные вопросы: существительные – на вопросы «кто» или «что», прилагательные – «какой» или «какая», глаголы – «что делать» и т. д. Попробуем ответить – на какой из вопросов отвечает слово «любовь», о важности которой мы говорили уже не раз?

Скорее всего, поскольку любовь – имя существительные и, по расхожему мнению, неодушевленное, многие решат, что слово «любовь» отвечает на вопрос «что?». Да, но не только. Церковь свидетельствует, что слово «любовь» также отвечает на вопрос «Кто?». Потому что «Бог есть любовь (1 Ин., 4, 8), а также «свет» (Ин. 8, 12) и «истина» (Ин. 14, 16). И у нас нет оснований считать, что это сказано не в прямом, а в переносном смысле. Причем весь опыт Церкви свидетельствует о том, что свет подлинного просвещения – свет любви, пронизывающий всего человека и преображающий все его жизненные силы — это «Свет Христов», который просвещает всех21.

Современник Пушкина и Гоголя святитель Иннокентий Херсонский (+1857), замечал, что этими словами «предполагается недостаток во всех нас света истинного, ибо если бы мы были светлы сами по себе, то не было бы нужды просвещать нас». И далее:

«Может быть, некоторые, наполнившись сиянием от светильника наук и мудрости земной, воображают, что им уже не нужно никакого просвещения, что они знают все, что нужно, и могут спокойно оставаться со своим запасом познаний. Да выйдут таковые из своего опасного предубеждения! Доколе они не изучили Евангелия и Креста Христова, не уразумели, как должно, что вещают о человеке пророки и апостолы; дотоле, они не знают самого необходимого. Только во свете Христовом можно видеть Бога, себя и мир в истинном их виде»22.

Наиболее последовательно учение о Боге – Свете излагает апостол и евангелист Иоанн Богослов. Уже в первых строках своего Евангелия он называет Христа Словом и Богом, в Котором была жизнь, и жизнь была «свет человеков», и «свет во тьме светит, и тьма не объяла его». (Ин. 1, 1—5). Далее евангелист называет Христа «Светом истинным, Который просвещает всякого человека, приходящего в мир» (Ин., 1, 9), но Которого не приняли люди, потому что «более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы» (Ин. 3, 18). Затем, как свидетель бесед Христовых, апостол Иоанн пишет о том, что Иисус не раз Сам называл Себя светом, говоря народу: «Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни» (Ин. 8, 12; 9, 5); «Я свет пришел в мир, чтобы всякий верующий в Меня не оставался во тьме» (Ин. 12, 46).