Молитвы человеческие - Елена Черкашина Страница 57

отвечают, неласковы с тобой. Не сама ли ты старательно учила их всему этому?» – «Я – учила?!» – ужаснулась Душа. «Конечно! Разве собственный пример – не самая лучшая школа? Будь ты подобрее, помягче, и дети твои выросли бы такими. И не страдала б ты от их грубости, – Ангел помолчал. – Хорошо ещё, что ты руку на них не поднимала, а то не сидела бы сейчас на этой лестнице». – «Поднимала, – заплакала она, – но потом сама так скорбела, так горько мне было, и у деток прощения просила». – «Вот и простил тебя Господь, забыл этот грех. Отдохнула?»

Они прошли ещё немного, и херувим оставил Душу. На прощанье он дал ей что-то в ладошку и сказал: «Когда будет трудно, раскрой ладонь. Не сейчас! Не сейчас!» – улыбнулся он, потому что Душа из любопытства хотела тут же посмотреть, что там. В ладони кто-то шевелился и щекотался. Ангел улетел.

Душа посмотрела вверх. Как высоко! Возможно ли, чтобы кто-то мог подняться скоро? И что нужно делать для этого, как жить? Ей казалось, что все эти правила, о которых говорили ангелы, слишком тяжелы, невыполнимы: не делай, не носи, не одевай. А ведь человек – существо земное. Хочется и нарядиться, и поесть повкуснее, и отдохнуть. А молиться – это всегда казалось ей страшно нудным, тягостным, не для неё! Так в чём же моя беда? – думала она. И сама понимала: в том, что жила только тем, что было сейчас, сию минуту. О будущем не думала. Вот оно! Не думала, что за жизнью временной стоит что-то ещё. Слышала, но никогда не относилась всерьёз. Загробный мир, Суд страшный: сказки, чепуха! А вот – не чепуха, и лестница под ней совершенно реальная, и бесы, которые пытались её схватить, тоже не сказочные.

Душа посидела немного и опять начала подъём. В эту минуту ладонь её сама собой распахнулась, и оттуда выпорхнули маленькие белые бабочки. Они вмиг окружили душу светлым ореолом и начали тихонько подтягивать вверх. Душа засмотрелась на одну из них и вдруг увидела себя саму, там, на земле, много лет назад. Она помогла соседке побелить потолок и не взяла за это плату. Рядом порхала другая бабочка. Опять – воспоминание. На даче угостила детишек клубникой со своей грядки. Детей было много: собрались чуть ли не со всей улицы, но она не жалела, а только думала, всем ли достанется… На крыльях следующей бабочки виднелись пятнышки. А это – те чудесные дни из прошлого, когда они всем студенческим отрядом работали «на картошке», помогали колхозу убирать урожай. Работа была грязная, тяжёлая: сколько вёдер перетаскаешь за день! Студенты за неё не получали ни копейки… Теперь Душа поняла, что за бабочки порхают вокруг. Это – её собственные бескорыстные поступки, те, о которых она давно забыла и которыми никогда не тщеславилась, даже не помышляла о них. Задышалось легче, подъём уже не казался таким крутым. Бабочки потихоньку растворились. Душа опять осталась одна. Но – не одна! Потому что вдруг кто-то стал рядом. Высокого роста, в прекрасном воинском плаще. На правом боку висел меч. Душа присмотрелась: ей казалось, что она знает его.

«Узнаёшь меня? – спросил посетитель. – Много лет назад ты гостила у родных в маленьком селе и зашла в Храм, посвящённый моему имени. Поставила свечу и сказала одно слово: «Помоги!» – вот я и пришёл тебе помочь». Он с улыбкой смотрел на страдалицу. Наконец-то она узнала его! Святой Георгий Победоносец! «Слава Богу! – вырвалось у Души. – Слава Богу!» Все идут ей на помощь, не только зло было в её жизни! И она опять заплакала.

Святой Георгий взял её за руку и очень легко, свободно повёл по ступеням. Душа удивилась: как быстро они идут! «А если б молилась святым во всю свою жизнь, то сейчас летела бы!» – ответил Георгий Победоносец на её мысль. И добавил: «Нам, милостью Божией, даётся большая сила помогать таким, как ты».

Они поднялись очень высоко, подножие лестницы скрылось в облаках. Святой Георгий показал вниз: «Смотри, сколько ступеней ты прошла, а ведь очень, очень грешна. Теперь иди сама. Помогать тебе больше некому. Не отчаивайся, не унывай, проси Бога о милости. Прощай!» – и исчез.

Душа с тоской огляделась: почему же так поздно я узнала обо всём этом? Ведь можно было столько сделать! Да, и поступиться чем-то, ради своего же блага. Не так уж важны все эти наряды, браслеты. Лучше б продала один и деньги нищим раздала: себе же на пользу! Как она сердилась на саму себя сейчас, как хотела хоть несколько дней вернуть! Зайти в Храм Божий, покаяться и попытаться жить по-новому. Вспомнилось, что в последние годы, когда в доме царил достаток, она часто испытывала странное, тяжёлое чувство. Не радовали её ни материальное благополучие, ни полный шкаф одежды, ни новая мебель. Смутное, тоскливое чувство. Хотелось чего-то просторного, высокого, светлого… Лишь теперь она поняла, что это тоска по Богу мучила её. Поняла и другое: подниматься по лестнице следовало начинать уже тогда. И не было бы сейчас так одиноко, пусто и безнадёжно.

Душа посмотрела вверх. Ступени уходили в самое небо. Что там, в Царствии Небесном? Дойдёт ли она? Вздохнула, собралась с силами и сделала следующий шаг.

Сомнение в спасении

Ученик сидел у дверей кельи и проливал горючие слёзы. Подошёл старец.

– О чём плачешь, Пётр?

– Ох, отец, – сквозь слёзы отвечал послушник, – не спасёт меня Господь! Столько грехов, столько немощей!

Нахмурился старец.

– О каких немощах речь?

– Опять позавидовал, брата осудил. Наелся. А вчера… – и Пётр начал рассказывать, что натворил вчера.

Старец долго слушал, глядя в небо, и, наконец, сказал:

– Глуп ты, Пётр, и веры в тебе нет. Господь уже тебя спас: тем, что сюда привёл, что на путь христианский поставил. Плакать и рыдать нужно о грехах своих, а вот сомневаться в том, что милосердие Божие велико и способно все грехи твои любовью покрыть – это неправильно. Этим ты Господа оскорбляешь. И даже больше скажу: сомнение в спасении вычёркивает тебя из числа спасаемых.

– Как это, отче? – осушив слёзы, с изумлением спросил ученик.

– А так. Сам подумай: приятно ли Господу, что сидит овца и слёзы проливает? Господь каждую минуту протягивает Свою руку и ждёт, что мы уцепимся за неё и будем держаться с радостью и доверием. А сомневаясь, ты эту руку отталкиваешь.

– Нет, отче, я и не думал, – запротестовал Пётр.

– А тогда и рыдать перестань. Порадуй Господа тем, что веришь