Аким Олесницкий - Древнееврейская музыка и пение Страница 6

въ 1-й день псаломъ 105

въ 2-й день псаломъ 29

въ 3-й день псаломъ 50 до стиха 16

въ 4-й день псаломъ 94 до стиха 16

въ 5-й день псаломъ 94 до стиха 8

въ 6-й день псаломъ 81 до стиха 6

въ 7-й день псаломъ 82 до стиха 5

Такимъ образомъ въ праздникъ кущей было три различныхъ пѣнія псалмовъ, соотвѣтственно тремъ родамъ жертвъ. 4) Вь праздникъ обновленія (Іоан. 10, 22) установленный Іудою Маккавеемъ по случаю возобновленія храма, при жертвоприношеніяхъ ежедневно въ продолженіе 8 дней праздника пѣли египетскій галлелъ. 5) Въ день очищенія особеннаго пѣнія не было. Вѣроятно что только при обыкновенныхъ жертвахъ левиты пѣли обыкновенные псалмы, а время вхожденія первосвященника во святое святыхъ провождалось въ благоговѣйномъ молчаніи, прерывавшемся только звукомъ колокольчиковъ на первосвященническихъ одеждахъ. 6) Въ первый, день новаго года не полагалось галлела, а пѣлся псаломъ 80 «радуйтеся Богу». Если же первый день года приходился въ пятый день недѣли, когда и по обыкновенному положенію надлежало пѣть этотъ псаломъ, то его повторяли дважды, разъ при обыкновенной жертвѣ, другой при прибавочной, притомъ послѣдній разъ начинали пѣніе съ 6-го стиха. При вечерней жертвѣ пѣли псаломъ 29. Если первый день года приходился въ субботу, пѣлись псалмы только новаго года.

Нужно замѣтить, что пѣніе псалмовъ никогда не начиналось прежде связаннаго съ жертвоприношеніемъ обряда возліянія вина на жертвенникъ. У раввиновъ высказывается такое правило: «никто не поетъ, развѣ послѣ приношенія вина, потому что пѣніе возможно только въ радости сердца; посему и въ храмѣ не пѣли иначе, какъ развѣ при жертвоприношеніи и именно послѣ изліянія вина, которое веселитъ Бога и людей (Суд. 9, 13)». Трактатъ tamid (7) такъ описываетъ процессъ жертвоприношенія: «когда первосвященникъ хотѣлъ приносить жертву, то приходилъ къ ступенямъ храма вмѣстѣ съ саганомъ (praefectus), становившимся справа… приносили жертвенное вино и саганъ становился подлѣ рога алтаря, держа утиральникъ. Два жреца, стоя у трапезы тука, трубили между тѣмъ на двухъ серебряныхъ трубахъ, за тѣмъ проходили и становились при кимвалистѣ, одинъ съ правой стороны, другой съ лѣвой. Когда первосвященникъ наклонялся для возліянія вина жертвеннаго, саганъ дѣлалъ знакъ утиральникомъ, и кимвалистъ ударялъ въ кимвалы и левиты начинали пѣть»[82]. Что касается мѣста пѣвцовъ во храмѣ, то они стояли при восточныхъ воротахъ двора священниковъ, гдѣ были сдѣланы подмостки для царя[83]. Въ 1 Хр. 25, 2 говорится, что Асафъ или хоръ его пѣлъ подъ непосредственнымъ руководствомъ царя,— для чего, конечно, хоръ долженъ былъ занимать мѣсто близъ царя. Только въ праздникъ кущей, при пѣніи псалмовъ восхожденія, левиты становились на ступеняхъ восхожденія, какъ назывались ступеньки на всходѣ между мужескимъ притворомъ и женскимъ, у восточныхъ воротъ. Ступени возвышались на поллоктя каждая, а по числу равнялись количеству псалмовъ восхожденія, 15[84].

Кромѣ храмоваго употребленія священныхъ пѣсней, древнееврейское преданіе упоминаетъ еще объ употребленіи ихъ внѣ храма. Такъ на вечери пасхальной евреи пѣли галлелъ египетскій и большой. Египетскій галлелъ пѣли по частямъ послѣ второй чаши и послѣ четвертой — чаши благословенія или хваленія. Кто оставался за столомъ до пятой чаши, тотъ долженъ былъ встрѣтить ее пѣніемъ большаго галлела. Галлелъ начинаемъ былъ предсѣдателемъ, который вмѣстѣ съ тѣмъ предлагалъ присутствующимъ чашу съ виномъ. Эти преданія подтверждаются свидѣтельствомъ Новаго Завѣта о тайной вечери. Евангеліе говоритъ, что на этой вечери пѣли (Матѳ. 26, 30). Какъ предсѣдатель вечери, Іисусъ Христосъ первый, совершаетъ благодареніе, т. е. поетъ стихи галлела, на которые конечно ученики по обычаю отвѣчаютъ «аллилуя»; далѣе когда Іисусъ Христосъ приглашаетъ пить чашу всѣхъ: пійте отъ нея вси, то здѣсь нужно разумѣть четвертую чашу, чашу благословенія, отъ которой, по іудейскому обычаю, не могъ отказываться никто, даже женщины и дѣти. Но послѣ этой законной чаши благословенія Іисусъ Христосъ отказывается отъ слѣдующей чаши свободной, не предписанной обычаемъ[85]. Но тѣмъ не менѣе великій галлелъ, заканчивавшій вечерю, былъ пропѣтъ апостолами съобща: и воспѣвше изыдоша… Древность пѣнія за пасхальною вечерею указываетъ еще пророкъ Исаія (30, 29). При обыкновенныхъ пиршествахъ пѣли только псаломъ 23: «Іегова пастырь мой» предъ вкушеніемъ пищи[86]. Особенныя пѣсни также назначались для путешествующихъ въ Іерусалимъ съ начатками плодовъ. Входя въ ворота города, путешественники, имѣя впереди себя свирѣльщика, пѣли слова: «ноги наши стали въ воротахъ твоихъ Іерусалимъ». Подойдя къ горѣ храма, каждый долженъ былъ возложить на плечи ношу съ начатками плодовъ и пѣть 150 псаломъ. При вступленіи пришедшихъ въ притворъ, священники встрѣчали ихъ пѣніемъ псалма 30 «вознесу тебя Боже мой», а пришедшіе отвѣчали: «исповѣдую предъ Іеговою Богомъ, что я вошелъ въ землю, которую Іегова клялся дать отцамъ нашимъ»[87]. Еще къ псалмамъ, употреблявшимся внѣ богослуженія въ ветхомъ завѣтѣ нужно отнести: α) псаломъ 21, надписанный при появленіи зари — это благодарственная утренняя молитва, общая какъ для служителей храма, такъ и для всего народа; β) псаломъ 69, надписанный hazkir въ воспоминаніе, или по халдейскому перифразу: ad recordandum usum thuris; полагаютъ, что его пѣли во время зажженія свѣтильниковъ и ежедневнаго кажденія священниковъ, которое конечно, не проходило безъ молитвы; γ) псаломъ 81 «Богъ сталъ въ сонмѣ Божіемь». Въ этомъ псалмѣ находятъ отношеніе къ синагогѣ и полагаютъ, что его пѣли судьи во время засѣданій, на что указываетъ и надписаніе этого псалма въ халдейскомъ перифразѣ: ad laudandum pro sedentibus judicibus ordinariis, qui incumbunt testimonio legis[88].

Вообще нужно сказать, что псалмы и молитвы ветхозавѣтные никогда не читались, а пѣлись или покрайней мѣрѣ произносились речитативомъ[89]. О пѣвучести древнихъ семитовъ могутъ свидѣтельствовать нынѣшніе арабы, у которыхъ всѣ занятія сопровождаются припѣвами, а отсутствіе голоса или неумѣнье владѣть голосомъ считается величайшимъ нравственнымъ недостаткомъ.

II. Вопросъ объ устройствѣ древнееврейскихъ музыкальныхъ инструментовъ принадлежитъ къ самымъ труднымъ вопросамъ библейской археологіи. Тогда какъ египетская археологія имѣетъ на древнихъ памятникахъ въ самыхъ отчетливыхъ рисункахъ полное, не оставляющее мѣста недоразумѣніямъ, устройство мѣстныхъ музыкальныхъ инструментовъ, древнееврейскіе памятники ограничиваются одними названіями инструментовъ, потерявшими притомъ отъ времени опредѣленный смыслъ. Одинъ и тотъ же терминъ у однихъ толкователей означаетъ одинъ инструментъ, у другихъ — другой, совершенно противоположный, у третьихъ считается какимъ-либо особеннымъ музыкальнымь терминомъ, а не названіемъ инструмента. Оттого въ изслѣдованіяхъ этого рода требуется большая осторожность, а рисунки, предлагаемые напримѣръ Кирхеромъ[90], Люсциніемъ[91] и друг., скопированные съ нашихъ флейтъ, гитаръ, гуслей, безъ объясненія причинъ подобныхъ образцовъ, скорѣе мѣшаютъ дѣлу, чѣмъ помогаютъ. Надежная почва для изслѣдованія устройства еврейскихъ инструментовъ откроется только тогда, когда мы будемъ разсматривать устройство еврейскихь инструментовъ при свѣтѣ ясныхъ рисунковъ, сохранившихся въ катакомбахъ египетскихъ. Подобное изученіе еврейскихъ инструментовъ въ связи съ египетскими считаемъ возможнымъ, потому что, при продолжительномъ пребываніи евреевъ въ Египтѣ и потомъ при постоянныхъ сношеніяхъ съ нимъ, евреи не могли не испытать на себѣ вліянія египетскаго искусства и принести изъ Египта въ обѣтованную землю какіе нибудь другіе музыкальные инструменты, а не тѣ, которыми пользовались египтяне. Тоже самое говоритъ намъ сходство въ названіяхъ и общемъ опредѣленно извѣстномъ устройствѣ нѣкоторыхъ инструментовъ египетскихъ и еврейскихъ. Отъ этихъ сходныхъ главныхъ чертъ мы имѣемъ право, по законамъ простой интерполяціи, заключать къ сходству въ неизвѣстныхъ чертахъ. Объ инструментахъ еврейскихъ многихъ вмѣстѣ говорится: 1 Хр. 16, 5. 25, 1; 2 Хр. 5, 13. 23, 13. 34, 12. Пс. 150. Разсматривая эти названія, мы можемъ раздѣлить инструменты на струнные, духовые и ударные:

1) Остовъ или ящикъ для струнныхъ инструментовъ дѣлался изъ дерева еловаго или кипарисоваго; оттого св. Писаніе, говоря объ инструментахъ струнныхъ, часто обозначаетъ ихъ терминомъ инструментовъ деревянныхъ[92]. Соломонъ для своихъ струнныхъ инструментовъ привозилъ изъ Индіи дерево almugim или algumim[93]. Хотя LXX толковниковъ не считаютъ это слово специфическимъ названіемъ дерева (ξυλα πελεκητα дерево обдѣланное), но большинство другихъ толкователей указываютъ здѣсь особенный видъ дерева. Вульгата переводитъ: дерево thya, родъ кипариса; Лютеръ — черное дерево. По другимъ здѣсь разумѣется камедь. Талмудисты переводятъ коралловое дерево, имѣя въ виду его драгоцѣнность. Но всѣ эти переводы не могутъ быть приняты потому, что названныя деревья для музыкальныхъ инструментовъ не употребляются. Гораздо болѣе вѣроятно мнѣніе Гезеніуса[94], который производитъ algumim отъ арабскаго члена al и gumim сандальное дерево, именно вывозимое изъ Индіи и самое удобное для устройства инструментовъ. Что касается струнъ, то, подобно египтянамъ, евреи никогда не знали струнъ металлическихъ, а приготовляли ихъ изъ льна или изъ кишекъ овечьихъ и сухихъ жилъ.