Алексей Лебедев - Исторические очерки состояния Византийско–восточной церкви от конца XI до середины XV века От начала Крестовых походов до падения Константинополя в 1453 г. Страница 68

Окончив характеристику партии политиков, мы можем взвесить все сказанное нами о достоинствах и недостатках этой партии. А взвесив, легко можем прийти к тому естественному заключению, что эта партия имела возможность приносить Церкви не более пользы, чем и противная партия — зилотов.

Столкновение двух партий, зилотов и политиков, встречается на пространстве целых веков. В XII в. партия умеренных, уступчивых — партия политиков — чаще противоположной появляется у кормила церковного правления. В XIII в. видим почти то же самое, если не будем принимать во внимание положение византийских патриархов в Никее, — положение, не дающее твердых оснований для более точных выводов о силе и значении двух рассматриваемых нами партий. Но в том же XIII в., точнее в конце его, довольно ясно можно замечать, что партия зилотов крепнет и усиливается, лучше формируется и начинает отличаться большей определенностью принципов. А в XIV в. зилоты явно торжествуют над своими противниками. Этот последний факт рельефно отмечен и профессором И. Е. Троицким в его обширных. статьях «Арсений и арсениты». Понимая арсенитское движение и борьбу арсенитов с противниками, как обнаружение известного рода принципов, которыми арсениты отличались от их противников, автор справедливо находит, что принципы арсенитов, разумеется, не в чистом и первоначальном их виде, наконец в XIV в. одерживают верх над принципами противоположной стороны. Приведем его собственные слова. Но для того, чтобы были более понятны эти слова, мы должны сказать, что, различая, как делали мы, два направления в жизни иерархии изучаемого времени, он одно из них определяет как такое направление, которое руководилось преимущественно монашескими идеалами (у нас — «зилоты»), а другое, как такое, которое держалось сферы интересов белого духовенства (у нас — «политики»).[847] Автор статей «Арсений и арсениты», подводя итог движений арсенитских и противоарсенитских, пишет: «Окончательное торжество монашества (по нашему — партии зилотов) над белым духовенством (по нашему — партией политиков) по вопросу о занятии высших мест в иерархии, и следовательно по управлению Церковью, совершилось во времена так называемых исихастских споров (1340—1359 гг.) Движение, вызванное этими спорами, имело уже исключительно монашеский характер. Оно разрешилось полным триумфом афонских иноков, предводимых Григорием Паламой, над Константинопольским патриархом Иоанном Калекой (1337—1347 гг.) и над придворным ученым Никифором Григорой.[848] На победу их над этим патриархом можно смотреть, как на победу монашества над белым духовенством. Это был последний патриарх на Константинопольком престоле из белого духовенства, как один из его предшественников, Иоанн Глика (1315—1320), был последним патриархом из государственных сановников. С этих пор высшие места в иерархии исключительно уже замещаются монашествующими, а Константинопольский патриарший престол надолго делается достоянием питомцев св. горы Афонской».[849] Борьба партий замолкла.

Спрашивается: какой получился результат той преимущественно глухой борьбы, которая в течение веков велась между зилотами И политиками? Самое лучшее из того, чего домогались зилоты, по Нашему мнению, состоит в стремлении поставить Церковь в такое Положение, чтобы она могла совершать свое дело и исполнять свое Назначение без какого‑либо неблагоприятного для ее успехов вмешательства со стороны византийской царской власти. А самое важное и серьезное из того, чего добивались политики, по нашему мнению, исчерпывается их стремлением поддерживать духовное просвещение в интересах народного религиозного образования или, по крайней мере, разумного понимания христианских истин. В ка кой мере зилоты достигли своей цели, а политики — своей? Что касается цели, поставленной себе зилотами и сейчас нами указан ной, то она осталась ими недостигнутой. На этот вопрос дает краткий, но основательный ответ автор статей «Арсений и арсе ниты» Он задает себе вопрос: «энергичнее ли стали защищать права Церкви монашествующие представители ее иерархии? Лучше ли эти права были ограждены от покушений со стороны светской власти в их руках?» и отвечает: «Увы! Нет. Среда, в которую вступали иноки, бравшие в свои руки кормило правления Церковью, оказывалась сильнее той, из которой они выходили. Здесь совершалась с ними странная метаморфоза. Вступая в нее (среду), они целиком повторяли историю своих «мирских«предшественников. Таким образом, положение Церкви относительно высшей государственной власти осталось прежнее».[850] Осуществилось ли, с другой стороны, стремление политиков споспешествовать народному религиозному развитию, стремление, «чтобы народ имел ученых наставников и учителей?» К сожалению, тоже — нет. Никифор Григора говорит: «Прежде Церковь богата была между прочим и учителями. Они в различные времена и в разных местах Константинополя объясняли: кто песни Давида, кто послания Павла, кто евангельские заповеди Спасителя. Все те из них, которые были облечены в сан священства, частным образом и поочередно проповедывали божественное слово по домам, в собрании членов се мейства и их соседей (по теперешнему это можно назвать внебогослужебными церковными собеседованиями). Это располагало к жизни по заповедям Божиим, служило к познанию истинной веры и прямо вело к добру. Или лучше: это было духовное орошение слушателей из великого и божественного источника, орошение, которое их изменяло, преобразовывало и располагало к лучшему С течением времени все это исчезло, как исчезли и все другие добрые обычаи, которые точно погрузились на дно морское. Этого рода опустошение отсюда простерлось и на другие Церкви. И вот души всего христианского мира блуждают точно по какой‑нибудь непроходимой и безводной пустыне. Вместе с тем, как угас животворный луч слова и учения, все слилось в безразличную массу; люди впали в бессмысленное состояние и не стало человека, который мог бы сам решать, что полезно и какими признаками отличается благочестие от нечестия».[851] Вместо религиозного просвещения наступил мрак невежества и неразумия.

Отчего же такая неудача постигла и зилотов, и политиков? Пространный и убедительный ответ дает изложенная нами история Константинопольских патриархов изучаемых веков. А краткий ответ может быть сформулирован так: каждая из прежде упомянутых партий, находясь у кормила правления, слишком усердно истребляла следы и плоды деятельности другой, оттого и получился тот печальный результат, о котором у нас идет речь.

Познакомившись с умственным, нравственным и церковнообщественным положением византийских патриархов и отчасти подведомственного им прочего духовенства, считаем не лишним для полноты этого очерка сделать замечания о материальном состоянии как патриархов Константинопольских, так и прочих лиц духовного сана в том же патриархате. Замечания наши, к сожалению, должны быть несколько отрывочны, что зависит от качества И количества материалов по вопросу, находящихся в нашем распоряжении.

Можно утверждать, что материальное положение Константинопольских патриархов, начиная с последних годов XI в. и до завоевания столицы Греческого царства латинянами (в начале XIII в.), было вполне удовлетворительно. Правда, собственно епархия патриарха Константинопольского была очень невелика. Как и прежде, она ограничивалась самим Константинополем с его предместьями. Поэтому доходы патриарха, если бы они получались от одного Константинополя, едва ли были бы значительны. Но патриарх пользовался правами так называемой ставропигии, вследствие чего материальное положение его достигало значительного процветания. В общем, право ставропигии состояло в том, что при основании какого‑либо монастыря, Церкви или молитвенного дома в епархии какого‑либо митрополита или епископа, патриарх, через водружение от своего имени креста, причислял известный монастырь, приходский храм или молитвенный дом к своему ведению, так что вследствие такого причисления монастырь, Церковь, часовня выходили из‑под ведения местной епископской или митроПолитской власти. Последствием этого отчисления, между прочим, было и то, что сбор доходов как с самых монастырей и Церквей, так и соседних с ними селений, поступал в казну патриарха. Нужно еще заметить, что в то время как прочие греческие патРиархи пользовались правом давать ставропигии только в пределах своих патриарших округов, Константинопольский иерарх мог раздавать старопигии и подчинять своей власти монастыри, Церкви и молитвенные дома и вне своего округа по всему Востоку.[852] Есть основание полагать, что в XII в. патриарх Константинопольский владел весьма многими ставропигиями и что они приносили ему значительные доходы. Во времена Феодора Вальсамона, т. е. в конце XII в., встречалось много митрополитов и архиереев, «негодующих на патриаршие ставропигии и утверждающих, что они посылаются в их пределы в противность правилам». Оппоненты в своем противодействии распространению ставропигий опирались на то, что лица, которым вверено управление ставропигиями, обращаются с местными архиереями надменно, «не удостаивают их и слова».[853] Но, конечно, не этот один мотив заправлял оппозицией: архиереям было невыгодно через ставропигии лишаться своих доходов. Это видно из того, что у некоторых архиереев возникали препирательства с патриархом прямо из‑за доходов, соединенных со ставропигиями.[854] Архиереи, «негодующие на патриаршие ставропигии», во времена Вальсамона домогались от императоров и патриархов византийских «отмены ставропигий». Но просители, конечно, удовлетворены не были. Вальсамон по этому поводу пишет: «Со стороны Святейшей Великой церкви прямо отражено было нападение митрополитов и епископов указанием на долговременный церковный неписаный обычай».[855]