Меир Левинов - Средневековая еврейская философия Страница 7

В этом смысле довольно очевидно, что финальный выпад первого абзаца 3:8 (стр. 137) относится именно к школе аш-Шария: "И он <один из мусульманских собеседников> нам сказал, что отвержение лжи и признание истины дело не разума, а повеления и заповеди (Откровения), подобно тому как запрет убийства, прелюбодеяния и воровства и т. п. <то есть убивать нельзя только потому, что Бог запретил это через пророка, если бы не это, то убивать было бы можно>. Как только он сказал эти слова мы прекратили разговор с ним <нечего говорить с таким глупцом. — прим. Капаха — переводчика на иврит >". (Ясно, что собеседник Саадии полагает, что авторитет традиции решает и перевешивает все доводы разума даже в такого сорта вопросах, решение которых ясно всякому разумному человеку, независимо от наличия Откровения по данному вопросу или его отсутствия.)

В своей теории познания Саадия-гаон вынужден указать место Откровения по сравнению с философским познанием, и придает им равное значение. Тем самым опять мы видим, что Саадия-гаон находится в курсе философских споров эпохи. Строго говоря, его теорию познания мог выдвинуть и мусульманский ученый, просто по той причине, что эта тема активно обсуждалась в философских кругах. Добавим ко всему сказанному: до сих пор исследователи не обнаружили аналогичного построения теории познания ни у одного мусульманского ученого, предшественника Саадии. Тем не менее они полагают, что у мусульман было нечто подобное.

Саадия примиряет две точки зрения, выдвигая теорию "двойной" (или дублирующей) истины даоъ длфемд. Означает это простую вещь: если правильно построить философское исследование, то результат его совпадет с правильно понятым Откровением. Это довольно интересный подход, который объявляет, по крайне мере теоретически, что наука (философия) и Откровения полностью равноправны.

При таком подходе возникает несколько важных вопросов: 1) Зачем нужна философия, если есть Откровение? 2) Зачем нужно Откровение, если есть философия? — ведь результат того и другого — один и тот же? Почему не обойтись одним, любым из двух путей. Причем острота данного вопроса подчеркивается тем, что оба пути угодны Богу.

Сам факт, что результат философского исследования должен совпасть с результатами правильно понятого Откровения, совершенно не очевиден и более того, он противоречит реальному положению дел в Средневековой (и не только Средневековой) философии. Достаточно много авторитетов иудаизма указывали на это и выступали против изучения философских трудов. В качестве примера приведем респонс 45 р. Ицхака бар-Шешет (шйб" щ) (1326, Барселона, главный раввин Сарагосы, а потом Валенсии. После погромов 1391 г. переехал в Алжир, где и умер в 1407 г. Один из основных авторитетов галахи, категорически не принимавший философию, равно как и мистическое учение иудаизма — Каббалу): "А их книги по естественным (читай: философским) наукам — не от Всевышнего это. Следует избегать их, ибо они пытаются искоренить два несущих столпа, на которых зиждется наша Тора, а именно в то, что мир сотворен <…> а, кроме того, они доказывают, что Всевышний не вмешивается в дела этого подлунного мира. И они пишут в своих книгах, что совершенное знание дает только (философское) исследование, а не Традиция. А мы, те кто знают истину из Традиции, считаем, что наша Тора совершена, мы получили ее непосредственно от Бога у горы Синай, она выше всего и все их исследования полный ноль и ничтожество по сравнению с ней. <…> Запрещено не только верить в то, что в них написано, но даже читать их".

На первый вопрос: "Зачем философия, если есть Откровение?" — Саадия дает два ответа:

1. Философское постижение необходимо даже при наличии Откровения потому как нам заповедано подкреплять веру знанием. То есть принять сказанное Торой как истину — это хорошо и правильно, но кроме того, что следует верить словам Торы, заповедано проверить и убедиться в том, что сказанное является истиной. В некотором смысле, здесь содержится оправдание интереса правоверного человека к философии — это не просто любопытство, а заповедное дело, мицва.

2. Второй ответ: "Знай, что ответить еретику" (Пиркей авот 2:17) — эта та самая внешняя причина, которая заставляет человека изучать философию. Понятно, что сказанное относится не только к ответам еретикам, но и к представителям других религий и т. д. Второй ответ Саадии в высокой степени повторяет причину возникновения Калама — (тех, кто говорит от имени Ислама) — диалог с другими религиями.

Следует обязательно отметить, что здесь Саадия-гаон вновь вторгается в спор двух мусульманских школ: Мутазилитов и аш-Шария. На вопрос: "Почему человек должен пытаться познать Бога?", мутазилиты и аш-Шария давали различные ответы. Ответ мутазилитов: Таково требование разума. Аш-Шария отвечает: такова заповедь Бога. В данном случае, мы видим, что первый ответ Саадии — "нам заповедано подкреплять веру знанием" — совпадает с мнением аш-Шария.

Второй же вопрос: Зачем Откровение при наличии философских методов познания истины? Здесь также несколько ответов. Для их понимания следует учесть, что Саадия весьма еврейский автор. Для него совершенно естественно, что истина — это не чисто умозрительное построение, не просто исследование ради удовлетворения собственной тяги к знаниям, а то, что заставляет человека вести себя правильно. То есть его волнует не столько знание, — что верно, что не верно — а то, что знание истины влечет верный образ жизни, иными словами истина — это исполнение заповедей Всевышнего. А потому незнание истины имеет крайне серьезные последствия в чисто практической плоскости. Иными словами, главное не знать истину, а "жить по истине".

А потому первый ответ на поставленный вопрос напрашивается сам собой: не все способны заниматься философскими исследованиями. Дети и простые люди к тому не способны, а, следовательно, им необходимо сразу дать истинный результат в ясном, доступном для них виде, что и делает Откровение свыше. То есть именно Откровение — является демократическим, то есть доступным всем, методом познания мира. К этому ответу примыкает второй, элитный ответ, смысл которого сводится к тому, что даже мудрецы достигают истины не сразу. Это длинный, тяжкий труд. Если бы не откровение, они бы долго жили без истины, или же, иначе говоря: жили бы не по истине. Чтобы снять эту проблему, Всевышний даровал нам Писание. Третий ответ примыкает ко второму, а именно Откровение позволяет исследователю понять, правильно ли он провел исследование, то есть Откровение является путеводными столбами на пути философских исследований (см. Пред. 6, стр. 27–28).

Цви Г. Вольфсон Из "Теория двойной истины по Саадии-гаону, ибн Рушду и Томасу Аквинскому"

В лекции, опубликованной в 1942 г. я пытался продемонстрировать, что обсуждаемая в иудаизме, исламе и христианстве проблема взаимоотношений между священными книгами с одной стороны и философией с другой, проблема известная как проблема "веры и знания", вращается вокруг двойного значения слова "вера" в произведениях Аристотеля. Вера может означать принятие некоего знания как само собой разумеющуюся истину, или же принятие истинности некоего знания в результате доказательства. В результате такого подхода я заявил, что позиции по вопросу взаимоотношения веры и знания можно разделить на три позиции:

1. Двойная истина — согласно ней указания священного писания следует принимать и как само самой разумеющиеся и в результате интеллектуального доказательства.

2. Одинарная истина — принимать указания Священных источников, как истину, не нуждающуюся в доказательстве.

3. Одинарная интеллектуальная истина — согласно ней указания Священных текстов следует принимать только через интеллектуальное доказательство.

Лекция 4. Двойная истина

Двойная истина

После того, как мы сказали, что Саадия придерживается теории двойной истины, а именно: правильное рассуждение не может противоречить правильно понятому Откровению, остается задать следующий вопрос, а именно, что же делать, если так получилось, что наше исследование по нашему мнению вошло в противоречие с Торой? Понятно, что из предыдущих рассуждений следует, что самый простой ответ — это сказать, что наше исследование было проведено неправильно, потому как не Торе же приписывать ошибку! Но такой простой ответ скорее удовлетворил бы тех, кто не признает права на исследование, на философию, и предлагает в таких случаях немедленно пренебречь ею.

Строго говоря, Саадия даже не ставит так вопрос, потому что для него неоспоримой истиной является то, что истина Откровения не может противоречить истине философского исследования. И если же такое приключилось, то это только свидетельствует, что проблема в исследователе, а никак не в Торе и даже не в философии. Он предлагает две основных причины того, что противоречие может обнаружиться: Первое — ошибка в исследовании, а второе — неверное понимание Торы.