Области человеческого бессознательного: Данные исследований ЛСД - Гроф Станислав Страница 7

Психомоторные изменения обычно весьма разнообразны и не укладываются в какое-то одно направление. Некоторые указывают на заторможенность при отсутствии спонтанности и инициативы. Другие — на психомоторное возбуждение, иногда с элементами неадекватного поведения, такими, как немотивированный смех, безличная агрессия, театральность или действие под влиянием случайных импульсов.

Изменение сознания носит специфический характер. Как правило, не бывает признаков его изменения в сторону сонливости, ступора и комы. В целом не наблюдается также ни замешательства, ни дезориентации в отношении идентичности личности, времени или места сеанса, которые обычно можно наблюдать при приеме препаратов, вызывающих бред, — таких, как атропин, скополамин или бенактицин. После инъекции ЛСД сознание проявляет признаки характерной качественной трансформации, подобно тому, как это происходит во сне. Оно может превзойти свои обычные пределы и включает в себя элементы глубокого бессознательного, недоступные при обычных обстоятельствах. Часто это называют «расширением сознания».

Сексуальность может проявляться по-разному. Иногда она настолько заторможена, что кажется, для испытуемого нет ничего более чуждого, чем секс. Но иногда значительная часть сеанса проходит с преобладанием интенсивных сексуальных ощущений и представлений. Сексуальные переживания в ЛСД-сеансах носят порой весьма необычный характер: они могут включать в себя элементы садизма, извращения или принимают форму сатанинского, океанического или тантрического секса. В заключительной части сеансов с благополучным исходом способность к оргазму значительно возрастает как у мужчин, так и у женщин. Половое общение в день сеанса становится наиболее сильным переживанием подобного рода в жизни человека.

Переживание искусства зачастую становится важнейшим аспектом ЛСД-сеанса. Уникальное восприятие цвета и формы, как и переполняющее впечатление от музыки, часто ведет к новому пониманию искусства и его направлений. Эта способность к переживанию необычных аспектов искусства может сохраниться после одного-единственного сеанса на неопределенный промежуток времени. Иногда значительный рост творческих способностей может наблюдаться как во время, так и после ЛСД-сеанса, но это не общее правило.

Религиозные и мистические переживания представляют собой наиболее интересную категорию ЛСД-феноменов. Оказывается, что их появление напрямую связано с дозой препарата и числом пройденных сеансов. Им могут способствовать специальная подготовка, предпрограммирование и искусственное создание ситуации[2] при помощи приемов психоделической терапии[3]. Переживание смерти и рождения, единения со Вселенной или с Богом, столкновение с демоническими явлениями или переживание «прошлых воплощений», наблюдаемые в ЛСД-сеансах, оказываются феноменологически неотличимыми от подобных переживаний, описанных в священных писаниях великих религий мира и тайных мистических текстах древних цивилизаций.

Уже в первые годы экспериментирования с ЛСД возник вопрос: каким образом один и тот же препарат может вызывать столь широкий диапазон переживаний, возникающих в различных комбинациях и, по-видимому, на одном и том же материале? Было очевидно, что потребуются долгосрочные систематические исследования ЛСД с большим числом испытуемых, прежде чем станет возможной разработка типологии переживаний и порядка их следования, а также соотнесение их друг с другом и с личностью субъекта, определение принципов, лежащих в основе этой, на первый взгляд, хаотической ситуации. Представленное в настоящей книге исследование ставило своей целью получить необходимое количество экспериментальных данных, подвергнуть их тщательному анализу и разработать новые теоретические структуры для наблюдения клинической действительности.

Эмпирические основы новой теоретической структуры

Концепции, предложенные в этой книге, базируются на моих собственных клинических исследованиях ЛСД, охватывающих 17-летний период. На всем его протяжении я исследовал препарат на различных категориях испытуемых и при разном уровне дозировки; предпрограммирование и ситуация сеанса варьировались в значительной степени. Мое понимание ЛСД и мои концепции относительно способа ее терапевтического использования претерпели серьезные изменения за годы клинических экспериментов. Опишу вкратце стадии этого развития.

Как я уже упоминал, рассматривая полемику вокруг ЛСД, первые годы ее исследования характеризовались подходом, называемым «смоделированным психозом». Случайное открытие ЛСД и первые научные эксперименты показали, что ничтожные количества этого вещества могут вызывать серьезные изменения в психике человека. В то время многие исследователи считали, что ЛСД способна провоцировать симптомы шизофрении, и полагали, что изучение ЛСД может дать ключ к пониманию этой болезни как биохимического в своей основе отклонения. Предполагалось, что человеческий организм вследствие метаболической ошибки может производить ничтожные количества ЛСД или подобных ей психоактивных веществ. А если это так, то шизофрения действительно могла бы оказаться проявлением ненормального функционирования мозга, отражающим общую самоинтоксикацию организма.

Эта соблазнительная теория оказала сильное влияние на ранние исследования галлюциногенов в Чехословакии. В 1956 году я присоединился к группе исследователей, предпринявших многофакторное сравнительное исследование различных психоделиков. Группа состояла из психиатров, психологов, терапевтов и биохимиков; экспериментальный проект проводился в целом несколькими исследовательскими институтами в Праге под руководством д-ра Милаша Войцеховского. Основная идея состояла в том, чтобы вводить различные психоактивные препараты здоровым добровольцам, используя стандартный набор средств контроля и регулярного лабораторного тестирования для оценки действия этих веществ. Подбор тестов определялся тем, насколько они отражают изменения различных клинических, физиологических, психологических и биохимических параметров. Целью этой части исследовательской работы являлось обнаружение сходства и различий между действием психоделиков, таких, как ЛСД, мескалин, псилоцибин, диметил— и диэтилтриптамин, адреналиновые производные адренохрома и адренолютин. Другие исследователи с помощью тех же лабораторных тестов изучали группу больных шизофренией, с тем чтобы оценить сходства и различия между клинической картиной «смоделированного психоза» и симптоматологией шизофрении. Вскоре выяснилось, что за исключением адренохрома и адренолютина все исследуемые психоделики обнаруживают больше сходств, чем различий. И все же нам не удалось выявить никаких значительных параллелей между феноменологией состояний, вызванных этими веществами, и симптоматологией шизофрении. Когда мы пришли к этому заключению, в Европе и Соединенных Штатах было уже несколько групп, имевших серьезные возражения против теории отождествления состояния при интоксикации ЛСД с шизофренией.

Отказавшись и в теории, и на практике от подхода «смоделированного психоза», я нашел, что не менее трудно согласиться с мнением оппонентов, считавших вызванное ЛСД состояние обычной неспецифической реакцией мозга на вредное химическое вещество, так называемым «токсическим психозом». К этому времени я обнаружил значительно большее количество серьезных отличий в реакции различных людей на ЛСД, в которых отражались их основные личностные характеристики. Выявление этого факта стало важной вехой в моих наблюдениях и определило следующую стадию поисков.

Наиболее впечатляющий и непонятный аспект ЛСД-сеансов, наблюдаемый мною в первые годы работы, заключался в огромной варьируемости результатов: используя одну и ту же дозу одного и того же препарата в относительно постоянных условиях, мы получали широкий диапазон индивидуальных реакций у разных людей. Доступная в то время литература по ЛСД указывала на то, что существует стандартный общий паттерн ЛСД-реакции. Классическое описание включало в себя латентный период от 30 до 50 минут, затем так называемую «автономную» или «вегетативную фазу» с различными физическими ощущениями, большей частью неприятными, и наконец, «психотическую фазу». Бросающиеся в глаза изменения восприятия в зрительной области, такие, как интенсификация восприятия цвета, возникновение абстрактных образов, иллюзий и псевдогаллюцинаций, рассматривались как наиболее характерные для ЛСД-состояний. В моих же исследованиях этот классический паттерн мог наблюдаться лишь у некоторых испытуемых. Иногда теория сменяющих друг друга «вегетативной» и «психотической» фаз оказывалась вовсе неприменимой — вегетативные симптомы либо полностью отсутствовали, либо преобладали на протяжении всего сеанса, или же возникали и исчезали в течение испытания. У некоторых индивидов вовсе не отмечалось оптических изменений, и ЛСД-сеанс принимал форму, весьма отличную от предписанной «оргии видений». Встречались испытуемые, переживавшие весь сеанс лишь как период крайнего физического дискомфорта или даже телесного недомогания. У нескольких человек сеанс характеризовался сильнейшим эротическим возбуждением и сексуальным напряжением, сопровождавшимися чувством оргаистического облегчения; не было никаких других изменений восприятия. При выяснении природы ЛСД-реакций эти испытуемые высказали убеждение, что препарат является самым сильным из стимуляторов сексуальных чувств. У других наблюдалась реакция, которая, казалось, подтверждала гипотезу «смоделированного психоза»: они испытывали эпизоды крайней тревоги или гомосексуальной паники, проявляли признаки мании величия или бреда отношений и интерпретировали эксперимент в параноидальных терминах. Нередко весь сеанс или часть его принимали форму глубокого психологического самоисследования. У испытуемых в разные периоды жизни возникали трудные ситуации, и теперь они вновь переживали травмировавшие их когда-то события и достигали полного понимания основных процессов своей психодинамики. Несколько человек, находясь в той же обстановке, испытывали глубокое переживание мистического или религиозного характера, включавшее в себя элементы смерти и рождения, космического единения или связи с Богом. Помимо всего этого, при повторном приеме препарата становится очевидным, что существует также уникальная варьируемость всякого индивидуального опыта и что для каждого индивида многобразие вариантов не менее поразительно, чем их отличие у разных лиц.