Миссионерский кризис православия - Андрей Вячеславович Кураев Страница 7

именем народ, уверую в Тебя и крещусь во имя Твое. Ибо я призывал своих богов на помощь, но убедился, что они не помогли мне. Вот почему я думаю, что не наделены никакой силой боги, которые не приходят на помощь тем, кто им поклоняется. Тебя теперь призываю, в Тебя хочу веровать, только спаси меня от противников моих» (Св. Григорий Турский. История франков, 2,30). Неожиданно явился ему ангел Божий с ветвью лилии и сказал, чтобы отныне он сделал этот цветок своим оружием и завещал его своим потомкам. В ту же минуту воины Хлодвига почувствовали необычную силу и мужество, бросились на врагов, которых заставили бежать. После этого епископ Ремигий сказал Хлодвигу знаменитые слова: «Поклонись тому, что сжигал, и сожги то, чему кланялся» (Св. Григорий Турский. История франков, 2,31). Так Хлодвиг крестился с тремя тысячами своих воинов в 496 году, а лилия для Франции стала эмблемой королевской власти.

Так же и у шведов: Ансгар, которого нередко называют «апостолом Севера», проповедовал в Скандинавии и Дании в IX веке. Автор его жития говорит: «Армия необращенных шведов, осаждая город, столкнулась с неблагоприятными обстоятельствами. Воины бросили жребий, чтобы вопросить, помогут ли им их боги. Узнав об отрицательном ответе, шведы струсили. Однако некоторые торговцы, вспомнившие учение Ансгара, предложили вопросить Христа, Бога христиан. Ответ был благосклонный, осажденные потерпели поражение, а победители, возвратившись домой, прославили Христа постами и милостыней в пользу бедных».

В жизни Церкви есть потери, а не только дары и находки. Потерялась скиния Завета, потерялись скрижали Моисея, потерялось Первое послание апостола Павла к Коринфянам (см. 1 Кор. 5,9). Потерялся дар говорения на языках ангелов. Терялись и люди, однажды найденные для Христа, и целые народы. Среди потерянных Церковью народов — некогда крещенные чеченцы[32]. Потерялись (точнее, в XVI веке были уничтожены русской иерархией) книги, переведенные св. Стефаном Пермским на язык зырян…[33]

Среди наших утрат — апостольский опыт. В толковании слов Христа, призывающих «научить вся языки», ни у Златоуста, ни у Иеронима не видно и попытки отнести эти слова не только к 12 апостолам, но и к последующим поколениям христиан[34]. Златоуст ожидает от христиан не проповеди, а милосердия и жертвенности. Великая вещь, конечно, но все же не миссия… Ефрем Сирин и Феофилакт Болгарский в своих толкованиях Евангелия вообще не обращают внимания на этот призыв Христа…

По верному выводу С. Иванова, даже прямые слова Христа, призывающие к проповеди по всей Вселенной, воспринимались в Византии не как программа практических действий, а как эсхатологическое пророчество, чье осуществление должно стать результатом Божественного акта, а не человеческого усилия.

Произошла весьма странная вещь. Апостольские послания, призывающие к проповеди, были восприняты как исчерпание темы. Травмирующими миссию оказались именно радостные апостольские строки об обращении всей Вселенной — Рим. 10,18 и Кол. 1,23. Слишком многие читатели решили, что вся — так вся. Миссия закрыта.

Вот Тертуллиан в сочинении «Против Иудеев» восклицает: «Да в кого же, как не в Христа, уверовали все народы? Да в кого же уверовали и другие народы: Парфяне, Мидяне, Эламиты, жители Месопотамии, Армении, Фригии, Каппадокии, Понта и Асии, Памфилии, Египта и частей Африки, находящихся за Киринеею, и жители Рима, и жившие тогда в Иерусалиме Иудеи, и другие народы, и разные обитатели Гетулии, многочисленные жители Мавритании, все пределы Испании, разные народы Галлии, и недоступные для римлян места Британии, но подчиненные Христу, а равным образом — Сарматы, Даки, Германцы, Скифы и многие отдаленные народности и многие острова и провинции, неизвестные нам, которых мы не можем и перечислить».

Тут справедлива реплика В. Болотова: «Христианский оратор исчерпывает весь запас своих географических сведений без наличной возможности конкретными фактами подтвердить все эти multae-diversae-omnes. Это видно из того, что он ссылается не на современные ему данные, а на книгу Деяний апостольских, включая сюда христиан стран ему неизвестных даже по имени (abditarum-ignotarum-minus possumus). Но что, кроме фраз, можно сказать о неизвестных народах? Когда Тертуллиану приходится говорить не одни фразы и указывать собственные имена, то он пользуется книгой Деяний и из повествования о дне пятидесятницы выписывает названия народностей. Нового, в сущности, он прибавил немного: Армению да Африку, в которой сам жил. Таким образом, Тертуллиан черпает имена народностей отовсюду, не справляясь, имеются ли определенные данные о распространении христианства у этих народностей. Когда же речь идет о количестве христиан, он пользуется выражениями: «omnes», «plures», «universi»[35].

Через полтора века, также слишком буквально понимая итог апостольского труда, Златоуст настаивает, что «слово Христово достигло пределов вселенной в течение 20 или 30 лет»[36].

Так же и у св. Патрика: «Мы видели это, и это исполнилось. Воистину мы свидетели тому, что Евангелие проповедано везде, где только живут люди» (Исповедь св. Патрика, 34).

Ну а коли так, то время миссии ушло; она замкнута в прошлом, ибо все уже сделано… Удивительно, что даже слова Христа: «И проповедано будет сие Евангелие Царствия по всей вселенной, во свидетельство всем народам; и тогда придет конец» (Мф. 24,14) — воспринимались Златоустом не как призыв к действию в настоящем и будущем, а как рассказ о прошлом. По его пониманию, в этих строках речь идет о конце «не мира, а Иерусалима»…[37] И тогда призыв к вселенской проповеди относится только к временам до падения Иерусалима, а, значит, ко времени жизни апостолов и только к их труду. Но не к нам…

Византию подвела ее привычка слишком доверять словам, отождествлять символы и реальность. Если империя — это экумена, а империя назвала себя христианской, значит, мир уже христианизирован. Если ромейское царство считает себя Христовым, значит, оно и есть Царство Божие. И потому имеет право судить и казнить[38]. Никакое количество подлостей, творимых ромейскими кесарями, никакие язвы церковной жизни, никакие вторжения вроде бы уже несуществующих не-христианизированных варваров не могли отбить ни кусочка из этой хорошо подогнанной под себя, а не под реальность, сияющей византийской идеологической мозаики[39]. По меткому замечанию о. Александра Шмемана, греки до сих пор, кажется, не знают, что Константинополь пал…

Историки отмечают, что «интерес к географии в Византии исчезает после VI века»[40]. Но если неинтересна география, — то неинтересна и жизнь других