Мирча Элиаде - История веры и религиозных идей. Том 1. От каменного века до элевсинских мистерий Страница 8

По мере совершенствования речи нарастало ее магико-религиозное воздействие. Произнесенное слово развязывало такие силы, которые было трудно — или невозможно — обуздать. Убеждение это до сих пор живо во многих первобытных культурах. Его находишь и в самых развитых обществах — в магических формулах восхваления, издевки, проклятия и анафемы, сохранивших функцию ритуала. Экзальтация, излучаемая словом как магико-религиозной силой, способна вселить уверенность, что речью можно подкрепить результаты ритуального действа.

И, наконец, при оценке и толковании религиозного опыта надо принимать во внимание разнообразие типов личности. Один охотник отличался храбростью и ловкостью, другой — мощью своих экстатических трансов. Этим разнообразием тоже определяется вариативность толкования. В конечном итоге, религиозное наследие палеолита, при общности ряда фундаментальных идей, представляет собой весьма мозаичную конфигурацию.

Глава II

САМАЯ ДОЛГАЯ РЕВОЛЮЦИЯ: ОТКРЫТИЕ ЗЕМЛЕДЕЛИЯ — МЕЗОЛИТ И НЕОЛИТ

§ 8. Потерянный рай

Конец ледникового периода, наступивший около 8000 г. до н. э., радикально изменил климат и ландшафт и тем самым — флору и фауну Европы к северу от Альп. Отступление льда вызвало миграцию фауны в северные районы. Постепенно лес пришел на смену степи. Охотники следовали за дичью, особенно за стадами оленей, но сокращающаяся численность дикого зверя вынуждала их селиться по берегам озер и на морском побережье и жить рыбной ловлей. Новые культуры, сформировавшиеся в последующее тысячелетие, получили название мезолитических. В Западной Европе они много беднее грандиозных творений верхнего палеолита. Зато в Юго-Западной Азии, и особенно в Палестине, именно мезолит явился осевым временем: это время одомашнивания первых животных и зарождения земледелия.

Немногое известно о религиозной практике охотников, преследовавших оленьи стада в Северной Европе. В отложениях ила на дне пруда в Штелльморе близ Гамбурга А. Руст обнаружил останки двенадцати оленей, целиком, с грузом из камней в грудной клетке или брюшной полости. Руст и другие авторы интерпретировали эту находку как приношение «первинок» какому-то божеству, вероятно, Повелителю диких зверей. Но X. Польхаузен указал на тот факт, что эскимосы сохраняют запасы мяса в ледяной воде озер и рек.[55] Однако, как признает и сам Польхаузен, это эмпирическое толкование не исключает возможности религиозного предназначения некоторых останков, поскольку документировано множество случаев жертвоприношения путем затопления, причем в различные эпохи и на пространстве от Северной Европы до Индии.[56]

По-видимому, Штелльморское озеро было для мезолитических охотников священным местом. Руст собрал на месте затопления жертв различные предметы: деревянные стрелы, костяные орудия, топоры, сделанные из оленьих рогов. По всей вероятности, эти предметы были жертвоприношением, подобно предметам бронзового и железного веков, найденным в некоторых прудах и озерах Западной Европы. Конечно, эти две категории находок разделяют более пяти тысячелетий, но преемственность данного типа религиозной практики не вызывает сомнений. Среди находок источника в Сен-Совёр (Компьенский лес) оказались неолитические кремневые кресала, намеренно расколотые в знак того, что они ex voto [вотивные предметы], предметы галльской и галло-романской эпох, и всех позднейших периодов, от средневековья до наших дней.[57] Следует также принять во внимание, что в этом последнем случае практика сохранялась, несмотря на культурное влияние имперского Рима и, что еще важнее, несмотря на многократные запреты со стороны Церкви. Будучи и сам по себе интересен, этот пример имеет парадигматическую ценность: он прекрасно иллюстрирует преемственность определенных религиозных практик и "сакральных мест".

В том же мезолитическом слое в Штелльморе Руст обнаружил сосновый столб с надетым на верхушку оленьим черепом. По мнению Марингера, этот культовый столб указывает на место ритуальных трапез: мясо оленей поедалось, а головы приносились в дар божеству. Недалеко от Аренсбурга-Хопфенбаха, на мезолитической стоянке, датируемой 10 тысячелетием до н. э., Руст поднял со дна пруда скульптуру из ствола ивы, грубой работы, длиною три с половиной метра; в ней можно различить голову, длинную шею и глубоко прорезанные полосы, которые, по мысли исследователя, изображают руки. Этот «идол» был установлен в пруду, но вблизи от него не было найдено ни костей, ни каких-либо других предметов. По всей вероятности, он изображает сверхъестественное существо, хотя уточнить, какого свойства, не представляется возможным.[58]

В сравнении со скудостью этих немногих свидетельств, оставленных охотниками на оленей, наскальные росписи Восточной Испании дарят историку религий богатейшую информацию. Натуралистическая наскальная живопись верхнего палеолита в "Испанском Леванте" трансформировалась в жесткое и формалистическое геометрическое искусство. Скалы Сьерра-Морены покрыты антропоморфными и териоморфными рисунками (главным образом, оленей и муфлонов), выполненными несколькими штрихами и дополненными различными знаками (волнистыми полосами, кругами, точками и эмблемами солнца). Гуго Обермайер показал, что антропоморфные фигуры сходны с изображениями на раскрашенной гальке азильцев.[59] Поскольку эта цивилизация происходит из Испании, антропоморфные изображения на скалах и на гальке должны иметь сходное значение. В них видели фаллические символы, элементы письменности или магические знаки. Наиболее убедительным кажется сопоставление их с австралийскими чурингами. Про эти ритуальные предметы, чаще всего изготовленные из камня и декорированные различными геометрическими узорами, известно, что они представляют мистические тела предков. Чуринги прячут в пещерах или закапывают в определенных сакральных местах, и молодым людям сообщают о них лишь в конце инициации. У аранда отец говорит своему сыну следующее: "Это твое тело, из которого ты произошел при новом рождении"" или: "Это твое тело. Это предок, которым ты был, когда странствовал в своей прошлой жизни. Потом ты спустился в священную пещеру, чтобы отдохнуть".[60]

Даже если раскрашенная галька из Мас-д'Азиль выполняла ту же функцию, что и чуринги, невозможно выяснить, придерживались ли создатели этих изображений тех же представлений, что австралийцы. В то же время нет сомнений, что азильская галька имела религиозный смысл.

В Бирсекской пещере, в Швейцарии, было найдено 133 раскрашенных камня, почти все расколотые. Возможно, они были расколоты неприятелем или позднейшими насельниками пещеры. Во всяком случае, целью было уничтожение магико-религиозной силы, присущей этим предметам. По всей вероятности, пещера и другие места "Испанского Леванта", украшенные наскальной живописью, были священными местами. Что касается солнечных дисков и других геометрических знаков, сопровождающих антропоморфные изображения, их значение остается тайной.[61]

У нас нет возможности определить происхождение и проследить развитие культа предков в доисторические времена. Судя по данным сравнительной этнографии, этот религиозный комплекс мог сосуществовать с верой в сверхъестественные существа или в Повелителей диких зверей. Нет оснований отрицать возможность того, что идея мифических предков входила в состав религиозной системы палеоантропов: она связана с мифологией происхождения — происхождения мира, игры, человека, смерти, — типичной для охотничьих цивилизаций. Эта идея, к тому же, получила всеобщее распространение и оказалась мифологически плодотворной, сохранившись во всех религиях (кроме буддизма хинаяны). Случается, что архаическая религиозная идея получает неожиданное развитие в определенные периоды и при определенных обстоятельствах. Если верно, что идея мифического предка и культ предков господствовали в Европе во времена мезолита, то правдоподобно, как полагает Марингер (стр. 183), что значение этого религиозного комплекса объясняется памятью о ледниковом периоде, когда далекие предки жили в своего рода "охотничьем рае". Австралийцы, например, считают, что их мифические предки жили в золотом веке, в земном раю, где правила игра, а добро и зло были практически неведомы.[62][63] Этот-то райский мир австралийцы и пытаются воспроизвести во время праздников, когда отменяется действие определенных законов и запретов.

§ 9. Труд, технология и воображаемые миры

Как уже было сказано, на Ближнем Востоке, особенно в Палестине, мезолит явился творческим периодом, хотя и носил переходный характер — между цивилизацией, основанной на охоте и собирательстве, и цивилизацией, в основе которой лежало культивирование злаков.[64] В Палестине охотники верхнего палеолита подолгу, видимо, жили в пещерах. Но первыми, кто предпочел определенно оседлую жизнь, были собиратели периода Натуфийской культуры.[65] Они жили как в пещерах, так и на открытых местах (например, в Эйнане, где в ходе раскопок была обнаружена деревня, состоящая из круглых хижин с местами для очагов). Натуфийцы открыли для себя питательную ценность диких злаков, скашивали их каменными серпами и размалывали зерна в ступе с помощью пестика.[66] Это был большой шаг вперед к земледелию. Одомашнивание животных также началось во время мезолита (хотя широкое распространение оно получило лишь в эпоху неолита): овца в Зави Хеми-Шанидаре ок. 8000 г. до н. э.; козел в Иерихоне, в Иордании, ок. 7000 г. до н. э. и свинья там же ок. 6500 г.; собака в Стэн Kappe, Англия, ок. 7500 г.[67] Ближайшими результатами культивации злаков стали рост населения и развитие торговли — феномены, характеризующие уже натуфийцев.