Михаил Гринберг (Зеленогорский) - Жизнь и деятельность Архиепископа Андрея (Князя Ухтомского) Страница 8

34

наиболее глубокий след за все время существования здешней кафедры.

Важнейшие проводником своих идей епископ считал печатное слово. Трудно определить количество статей и выступлений, появившихся в светской и церковной прессе, — они исчисляются многими сотнями, а территориально издавались почти по всей стране. Кроме того, существуют многочисленные, отдельно изданные, статьи, брошюры и книги. Епископ основал первый печатный церковный орган в Сухумской епархии — «Сотрудник Закавказской Миссии», его детищами были: газета на татарском языке в русской транскрипции «Дус», русские журналы «Сотрудник Братства Святителя Гурия» в Казани, «Заволжский Летописец» в Уфе.

Многочисленные отзывы о деятельности еп. Андрея в Казани, Сухуми, Уфе говорят о любви и уважении, которым пользовался архипастырь в различных слоях как русского, так и инородного православного населения. Даже в конце 20-х годов в одной из своих повестей бывший уфимец писатель Борис Четвериков с некоторой долей теплоты и сочувствия вспоминает о владыке Андрее. Школьный инспектор довел своими придирками гимназиста до самоубийства; общественность взволнована и возмущена, но встал вопрос о том, где хоронить юношу — по строгим правилам только за оградой кладбища. Губернатор отправился к владыке.

«Местный архиерей был строгих правил, у прихожан он пользовался уважением еще и потому, что был из рода князей Ухтомских и принятие духовного сана было связано у него с какой-то личной драмой... Архиерей сочувственно выслушал губернатора. — Неверие разъедает наше общество... Упадок нравственности... — сетовал он. — Так как же нам быть, владыка? — Я бессилен1. — развел руками архиерей. — Но... я могу ничего не знать... Представьте, например, что я в отъезде... Единственно, могу обещать, что священник, который совершит отпевание, не будет наказан...

И Алфеева похоронили со всеми церемониями, какие

35

полагались» (473, 148).

А вот несколько выдержек из выступлений на проводах еп. Андрея в Новороссийске, когда он покидал Сухумскую кафедру.

«Преосвященный на всех местах своего служения сумел стяжать любовь своей паствы, не только народной, но и любовь интеллигентного и высшего общества. Здесь оказали свое влияние не только воспитание и культурность... но и истинно миссионерский дар, — то проникновение, церковно-мистическое настроение и ласка душевная, которые так пленяют сердца верующие и обремененные духовными страданиями и мучительными поисками благодатной веры» (362, 37).

А вот слова человека, сумевшего прочувствовать сущность работы владыки Андрея, охватывающей все стороны проявления человеческой жизни. Ведь следует помнить, что это 1913 год — когда русское общество уже пережило подъем 1905 года, наступило разочарование как в революционных идеях, так и в способности правительства дать новые импульсы становления общественной жизни России. И вот в период, когда жизнь обостряет «взаимоотношения между различными группами и классами населения, в высшей степени трудно найти способы и средства, объединяющие, связывающие разрозненные и разобщенные элементы общества; то, что трудно, не по силам и невозможно преодолеть ни современной философии, ни государству, ни целым обществам и учреждениям, Вы сумели отчасти постичь, разрешить своей искренней, прямолинейной, проникнутой глубокой верою учения Христа, деятельностью: Ваша личность, благотворно действующая на всех, Ваша способность понимать людей и подходить к ним с любовью, привлекла к Вам совершенно различные круги общества, которые сталкиваясь между собою симпатиею к Вам, объединялись и сближались духовно» (362, 38). И, наконец: «Владыка-миссионер всюду вносил мир, благоволение и религиозное пробуждение в духовно-заснувшие души своей бедной паствы» (362, 37). Знаменательна реакция уфимского земства на обращение

36

еп. Андрея оказать финансовую поддержку церковноприходским школам. В предыдущие годы земство отказывалось поддерживать эти школы, но призыв владыки Андрея к единению земства с Церковью в деле воспитания подрастающего поколения был расценен общественными деятелями как «редкое явление, едва ни единственное в России со времени введения земства» (42, 7). Личность епископа «настолько привлекательная и снискавшая такую глубокую симпатию среди местного общества», известного своей работой на Кавказе, произвела большое впечатление на земских деятелей. Они высказали удовлетворение, что в столь тяжелое время во главе епархии встал такой человек, и, надеясь на дальнейшую плодотворную работу с ним, земство «ассигновало требуемую сумму в личное распоряжение епископа» (42,11). Так же поступили земства Златоустовское, Стерлитамакское и другие.

Ш

ЦЕРКОВЬ И ГОСУДАРСТВО. НОВЫЕ УСЛОВИЯ

Революция не была неожиданностью для епископа Андрея. О невозможности существования царского режима в том виде, каким он являл себя в XX веке, епископ писал задолго до 1917 года. В духе славянофильского учения архиерей оценивал русский царизм не как привелегию на господство, а исполнение обязанностей и тягот управления, наложенных на семейство Романовых русским народом. Однако режим не сумел удержаться на высоте поставленной перед ним некогда задачи, погряз в беспринципности и безнравственности: «Самодержавие русских царей выродилось сначала в самовластие, а потом в явное своевластие, превосходившее все вероятия» (61, 138). Непонимание экономических и политических интересов страны, игнорирование духовных запросов русского общества, падение авторитета двора, по мнению епископа, вызвали бурю

37

революции и гибель деспотизма.

Идея православия, лежащая в основе знаменитой уваровской формулы, будучи отведена на задний план, не смогла выполнить своей миссии духовного и нравственного воспитания народа, вследствии полной дискридетации самих понятий „Церкви" и клира. Приходское духовенство превратилось в требоисправителей, а высшая иерархия, утверждает владыка, — в государственных чиновников, недоступных ни мирянам, ни младшему клиру. Роскошные выезды архиереев в сопровождении полицейского исправника в близлежащие от епархиального центра приходы не могла удовлетворить религиозные запросы масс, отдаленные приходы часто вообще не подозревали о существовании епископов и митрополитов. Результатом подобной церковной политики, подводит итог еп. Андрей, стало массовое обезверивание православного народа, которое отразилось в разгуле анархии и уклоне настроений в сторону крайних партий. Авторитет клира, не поддержанный полицейскими мерами, оказался дутым. Более того, враждебность к старому режиму распространилась и на саму Церковь как составную часть ненавистной государственной машины.

Еп. Андрей, приветствуя февральскую революцию как акт ликвидации всеохватывающего давления самодержавия на церковную жизнь, в первую очередь призывает к ее обновлению и возрождению, тем самым ставя в вину самой Церкви факт ее разложения. Вновь выдвигается главный лозунг деятельности владыки — активизация церковной и общественной работы на фундаменте православного прихода, что должно явиться основой строительства новой России. Обновление Церкви и привнесение ею нравственных и духовных начал в революционный процесс — вот альтернатива еп. Андрея лозунгам ненависти и разрушения. Епископ не верит в способность людей, ставших во главе революционной власти, придать истинное направление строительству новой жизни, так как и их психология взращена в порочных традициях общества, лишенного моральных начал и новые вожди формулировали свои идеи, игнорируя нравственные принципы веры. А посему владыка

38

призывает их воздерживаться от скоропалительных решений и действий: «Главное, — обращается он к своей пастве, — только дайте себе твердое обещание не делать никому зла, даже словом никого не оскорбить» {66, 135).

4 марта 1917 года епископ отправляется в Петроград лично присутствовать при рождении нового строя, затем едет в прифронтовую полосу в Двинск и Ригу, служит и проповедует в войсках. Общее настроение народной массы производит удручающее впечатление: епископа страшит всеобщее обезверивание и озлобление. Он предвидит царство анархии, к которому ведет развивающееся углубление революции, возглавляемое безответственными элементами, благородные и многообещающие лозунги которых, предупреждает владыка, способны повести за собой политически неграмотную массу. Революция, взломавшая хрупкие препоны внешней мощи власти, вскрыла язвы российской жизни, ее духовную опустошенность и отсутствие нравственных начал. И на фоне подобной оценки событий вновь звучит голос епископа о необходимости проведения революции в общественной жизни начиная с человеческой личности: ее нравственное воспитание в рамках воссозданного прихода, а для инородцев — на началах монотеистических религий.