Единое ничто. Эволюция мышления от древности до наших дней - Алексей Владимирович Сафронов Страница 10

что может быть дороже жизни; конечно, – по чьему-либо мнению: индивида, группы или категории людей. Уже само по себе такое простое определение указывает на весьма замечательную с-концепцию, которая должна была возникнуть ещё в животном мире как концепция высшей ценности. В природе случается, когда, пусть и по воле инстинкта, но животное рискует жизнью или даже жертвует собой ради чего-либо, например защищая детёнышей от хищника.

Само по себе трепетное отношение к потомству имеет, вероятно, эволюционные причины. Иными словами, в дикой среде больше шансов выжить было у тех, о ком заботились родители. Поэтому довольно быстро склонность к заботе о потомстве должна была стать важной особенностью всего животного мира. Отношение к детёнышам как к исключительной ценности можно считать эволюционным приобретением, которое впоследствии вошло в корпус понятия «святое». Всякая несправедливость, лишения, которые обрушиваются на детей, неизменно вызывают самые негативные чувства у большинства родителей. Для многих несчастья недопустимы и по отношению ко всем детям вообще, а не только к их собственным.

Хотя известны и прямо противоположные примеры, когда люди, как, впрочем, и животные, специально убивают своих детей. Для животных это может быть нормой, но у людей обычно требует особых обстоятельств. О человеке, который поддаётся таким порывам, можно сказать, что «он попирает святое». Хотя фактически это означает, что человек ставит свою жизнь и благополучие выше жизни и благополучия своего потомства. В этом смысле концепция святого может рассматриваться как относительная. Индивид может наделять качеством святости различные ценности и может лишать их этого статуса по разным причинам.

Например, в с-концепцию входит ценность человеческой жизни вообще. Нередки случаи, когда люди жертвуют собой ради спасения других. Так поступают пожарные, спасатели, полицейские, иногда – работники медицинских служб и др. В основе этой ценности лежит убеждение, что утраченная жизнь не может быть восстановлена. Оборвавшись, она невозвратима, и поэтому лишение жизни приводит к невосполнимой утрате. Но такое отношение людей, как ни странно, не касается всех жизней без исключения. Оно не распространяется на жизнь большинства животных, которых употребляют в пищу, на жизнь «врага», а именно на жизнь того, кто желает тебе и твоей семье или сообществу погибели. Поэтому, например, люди военной профессии готовы отнимать чужие жизни по необходимости. Не говоря уже о людях с криминальным мышлением, для которых чужая человеческая жизнь, как говорят, ничего не стоит.

Ещё менее непреложной в рамках с-концепции является ценность того, что мы называем правдой. Бывают ситуации, когда человек возводит «истину» в ранг с-концепции и буквально жертвует собой ради веры или сильных убеждений. Но это крайне редкие случаи, так как они требуют от человека полной духовной самоотдачи. Известен пример Джордано Бруно, который был сожжён на костре за свои еретические убеждения, или Томаса Мора, погибшего, наоборот, за принципы католической веры. Но опасность оказаться в руках палача заставила очень многих людей изменить правде ради жизни.

С-концепция может быть представлена и более широко, как ценностная концепция вообще. В конечном счёте, говоря об с-концепции, мы имеем в виду такую аксиологическую проблему:

«Как соотносятся А и В?»

Или:

«Что есть А в сравнении с В?»

Действительно, вопрос о соотношении ценностей – это прежде всего вопрос о соотношении и сравнении вообще. Ведь ценность сама есть результат сравнения и возникает как соотношение чего-то с его отсутствием или с наличием иного. В таком случае вопрос о ценности может быть ещё более конкретизирован:

«Как соотносятся А и не-А?»

Или:

«Что есть А в сравнении с не-А?»

Например: «Как соотносятся жизнь и не-жизнь?» Важно, что для ответа на подобный вопрос нужно ввести метрику. И только тогда окажется, что «А „больше“ не А», или «меньше», или «лучше», или «хуже» и т. д. Это означает, что любое сравнение и любая метрика носят аксиологический (ценностный) характер. Гоголь это мастерски показывает в диалоге двух мужиков в поэме «Мёртвые души»:

«„Вишь ты, – сказал один другому, – вон какое колесо! что ты думаешь, доедет то колесо, если б случилось, в Москву или не доедет?“ – „Доедет“, – отвечал другой. „А в Казань-то, я думаю, не доедет?“ – „В Казань не доедет“, – отвечал другой»[16].

Простое сравнение колеса по метрике выносливости в этом отрывке представляется не только ценностным, но и почти судьбоносным. Обычное качество колеса может привести даже к гибели пассажиров, если они окажутся настолько несчастливыми, что, отправившись «на колесе» в Казань, застрянут на полпути и останутся надолго в серьёзной опасности. Но такое художественное сравнение не исключение. Говоря «это больше», или «это холоднее», или «это дольше», мы даём оценку. Ценностной такую оценку делает уже контекст.

Из структуры аксиологической проблемы – «Что есть А в сравнении с В?» или «Что есть А в сравнении с не-А?» – органически вытекают онтологическая и этическая проблемы. Фактически это означает, что с тех пор, как человек разработал различные метрики и шкалы для разных вещей и явлений, он смог задаться последующими вопросами. Например, если одно больше другого, то может ли большее состоять из меньшего? И может ли долгое состоять из короткого? И, наконец, если оно может быть больше и меньше, то что это по своей сути? И так далее.

Одна из ценностей, несомненно, эстетическая. Поэтому аксиологическое суждение может быть одновременно и эстетическим. Но в этом случае речь идёт уже о качественных метриках, таких как «приятный», «гармоничный», «мрачный» и т. д. Степень приятности создаёт и первоначальный базис для сравнения различных объектов.

Возвращаясь к тому, с чего мы начали, отметим, что в каждую историческую эпоху людям были доступны свои логические схемы мышления. Расширялся не только список понятий, но и, скажем, местность суждений. Например, было бы ошибкой, на наш взгляд, считать, что отрицание всегда есть лишь унарная операция, то есть операция отрицания некоего А.Отрицание также обычно происходит в каком-то контексте, и современный человек может сказать «нет» как минимум, имея в виду «просто нет», «почти наверняка нет», «вряд ли», «возможно, нет», «может быть», «возможно, да», «скорее всего», «наверняка да», «точно да» и т. д. Говоря «да, конечно», мы тоже часто имеем в виду «нет», выглядывая из измерения «истинно-ложно» на территорию измерения, скажем, «утвердительно-иронично». Многомерность отрицания, в свою очередь, делает многомерными и все остальные операции логики. Об этом будет подробно сказано далее в одной из глав нашей книги.

Современный человек уже давно не является просто разумным. И дело вовсе не в том, что поведение наших современников выглядит неразумным. Современный человек прошёл ещё несколько стадий после этого и стал значительно разумнее, чем когда-либо, но, с другой стороны, стал и каким-то другим.