Два урока о животном и человеке - Жильбер Симондон Страница 12

гнездо. Стремление (интенция) — это то, к чему человек в буквальном смысле «устремляется», это деятельность, ориентированная на достижение какой-либо цели. Соответственно, ласточка стремится соорудить гнездо, она стремится к отдалённой цели, и неверно считать, что она действует ради собственного удовольствия, что ей просто нравится глина. По словам Фомы Аквинского, существо осознаёт отдалённую цель посредством aestimatio, то есть суждения о качестве вещи, и хотя суждение это не связано ни с рефлексией, ни с разумом, оно всё же создаёт некую картину мира. Такая картина мира не слишком логична, не полностью систематизирована или организована, и тем не менее, это — картина мира. Человек наделён способностью логически, разумно мыслить, а потому он может составить себе гораздо более чёткое и структурированное представление о цели, нежели ласточка, полагающаяся на — aestimatio, суждение о гнезде, которое ей предстоит построить. Однако эта целенаправленность — целенаправленность поведения животного — соответствует, по мнению Фомы Аквинского, определённому представлению. Здесь мы видим, как Фома Аквинский обращается к аристотелевской доктрине (к теории целесообразности и к теории об иерархии различных видов деятельности животных) и частично пересматривает её в соответствии со средневековым концептуализмом. Средневековые авторы сохранили некоторую умеренность взглядов (можно сказать, умеренность феноменологическую и научную), и всё же, наравне с дуалистической предвзятостью, особенно заметной у апологетов (которые превратили животное в миф, миф о существе, лишённом веры, не признающем Бога), наравне с дуализмом в этот первый период ещё слышатся отголоски античности.

Джордано Бруно

С другой стороны, вместе с Возрождением приходит вторая мощная волна интереса к отношению между животной и человеческой психикой, и даже можно сказать, что философия Ренессанса превозносит психику животных, как будто в отместку за дуализм апологетов: она выделяет психические способности животных, ставит психику животных над психикой человека и заявляет, что у животных есть чему поучиться. Здесь мы также имеем дело с теорией, выражающей пристрастное отношение к животным, превращающей животное в миф. Животное — это phusis, природа, которая преподаёт человеку урок, учит его невинной чистоте или самоотверженности, ловкости или даже смекалке, необходимой для достижения какой-либо цели. У Джордано Бруно переворот эпохи Возрождения проявился в идеях, близких к неоплатоникам с их устремлением к космосу (cosmos). Сожжённый на костре в 1600 году, Джордано Бруно был одним из самых значительных мыслителей Возрождения, метафизиком, чья мысль простиралась необыкновенно далеко, и учёным, чьи доктрины имели невероятный объём и глубину. Он выдвинул теорию, согласно которой существует бесчисленное множество миров, населённых разными живыми существами: кроме нашей планеты, есть и другие обитаемые земли, где тоже развивается жизнь. Из его учения следует, что одушевлённость, то есть жизнь, проявляется не только в известных нам масштабах: она проникает в звёзды (звёзды тоже бывают живыми), она может существовать в той среде, где, казалось бы, жизни нет. Даже камень способен по-своему чувствовать и испытывать какие-то переживания. Феномены жизни и сознания обнаруживаются отнюдь не только в человеческой форме; жизнь и сознание зарождаются на космическом уровне. Теория Джордано Бруно — это космическая теория. В том же самом ключе он рассуждает и о животных, которых следует воспринимать как хранителей некой вселенской силы, а значит, их нельзя презирать, их нельзя считать низшими существами, каким-то жалким подобием людей. Некоторые философские течения, особенно те, что возникли в Италии, можно соотнести с другими, довольно близкими традициями: например, здесь можно обратиться к святому Франциску Ассизскому и к его интерпретации животного мира.

Святой Франциск Ассизский

Святой Франциск Ассизский не усматривает в животном мире решительно ничего грязного или низменного. Животные неотделимы от вселенной, они по-своему признают славу Творца и гармонию мироздания, и в общем-то, на свой лад поклоняются Богу и почитают его. Поэтому, если человек достигнет соответствующего уровня чистоты моральной чистоты и простоты, — его язык, вероятно, будут понимать животные. Общение человека с животными стало невозможным исключительно из-за человеческих грехов, из-за своеобразного очерствления сознания, грубости, несуразных привычек. Но человека, стремящегося к чистоте, достаточно одухотворённого, набожного, осмысляющего Вселенную и мироздание, — такого человека животные понимают. Вы же знаете легенду о том, как животные сбегались к святому Франциску Ассизскому, чтобы послушать его речи. И это еще не всё. В тот же период возникли предания, приписывающие животным святость. Понятие святости, зародившееся в этической и религиозной философии, становилось применимым не только к человеку, но и к животным — их тоже можно было бы признать святыми. Эта мысль согласуется с некоторыми теориями Возрождения. Философия Возрождения установила взаимосвязь между человеком и вещами, между человеком и Вселенной. Вместо высокомерного представления о человеке как об уникальном творении Бога, творении, ради которого создавалась вся Вселенная и которому она полностью подчинена, здесь мы видим скорее эстетическое суждение о взаимосвязи между человеком и животным. Мироздание гармонично во всём, и мир человека дополняет мир животных и растений. Здесь есть вселенская целостность. Именно в период Возрождения сформировалось понятие Верховного существа, сложилось некое подобие пантеизма. Разумеется, у христианских авторов речь не идёт о пантеизме как таковом, они скорее выдвигают теорию гармонии во Вселенной, рассматривая Вселенную как творение Бога; однако у пантеистов или натуралистов эта теория действительно продолжает традиции древнего пантеизма.

Джотто ди Бондоне. Проповедь птицам. 1296−1304

Монтень

Отзвук доктрин Возрождения слышится и у авторов, которые подготовили почву для картезианской мысли, но которые при этом решительно не соглашались с дуалистическим противопоставлением человека и животного. Такова, например, позиция Монтеня. Монтеню по духу скорее ближе идеи Возрождения, нежели картезианство. Он был убеждённым монистом{12}, а значит, он не видел различий между психическими способностями животного и человека. С точки зрения Монтеня, животные оценивают, сравнивают, размышляют и действуют точно так же, как человек. Как человек, и даже лучше. Мысль Монтеня, как вы знаете, витиевата, и довольно трудно уловить то, что можно было бы назвать его системой. Гораздо проще понять его намерения, чем его систему. А намерения его достаточно ясны: как и апологеты, он пытается усмирить чистый разум тот самый, который порождает системы. Но ещё больше Монтень стремится обуздать человеческую гордыню, потому что именно из-за гордыни, из-за слишком жёсткой системы догматов мы сжигаем человека на костре и затеваем религиозные войны, именно из-за гордыни возникают самые ожесточённые и кровопролитные конфликты в истории человечества. Следовательно, необходимо вернуть человека на его место в мироздании, сделать так, чтобы он осознал своё родство с животными, которые живут благоразумно и сохраняют более тесную связь с естественными