Биологическое обоснование пессимизма - Владимир Федорович Чиж Страница 16

class="p1">Работа на фабриках, заводах, в мастерских так тяжела, неприятна, происходит при такой обстановке, что даже самые смелые оптимисты не решаются называть ее приятной. Едва-ли менее страданий вызывает труд мелочных торговцев, по целым дням сидящих на грязных, вонючих базарах или разносящих по улицам свои товары. Всякий труд для добывания куска хлеба вреден для здоровья, усиливает процессы разложения и потому причиняет страдания, и я положительно не могу решить, кто страдает больше, рыбаки, целые дни и ночи проводящие в холодной воде, рабочие на каменно-угольных копях, или служителя при анатомических театрах.

Труд, говоря вообще, усиливает процессы разложения в мышечной и нервной системе и посредственно во всем организме, почему всякий работник должен есть больше, чем то нужно для естественных потерь организма; если даже нет недостатка в пище, то и в таком случае скоро наступает момент, когда и усиленное питание не может вознаградить больших потерь, причиняемых организму работой, почему работник, как и почтовая лошадь, скоро старится и скоро изнашивается. Все это очень ясно; нужно только обратить внимание, что эти усиленные потери организма, как и все процессы разрушения, причиняют страдание; вначале при работе является неприятное чувствование утомления, затем работник „втягивается“ в работу и далее не чувствует утомления, что однако вовсе не доказывает, что работа не разрушает его здоровья; ведь мы „привыкаем“ и к морфию, к хлебу с мякиной и т. п.; работа, разрушающая организм, всегда причиняет неясное, тупое, хроническое чувствование неудовольствия; человек чувствует себя не хорошо, но не может определить причины своего дурного расположения духа, причина которого в дурном состоянии организма, обусловленном работой. Мы, хотя почти никогда не работали так, как трудятся настоящие рабочие, хорошо знаем, как изменяется настроение во время каникул, поездок за границу, в деревню; отсутствие ежедневного, хотя и легкого, труда тотчас-же уменьшает сумму страданий, переживаемых нами; мы чувствуем себя гораздо лучше, все кажется прекрасным, и солнце светит иначе, и аппетит становится лучше. Нельзя даже и приблизительно определить сумму страданий, причиняемых зловредной для здоровья обстановкой настоящего труда; я просто не могу придумать ни одной формы настоящего труда при безвредной для здоровья обстановке. Замечу кстати, что среди человеческих бедствий эта причина наших страданий считается столь ничтожной, что профессии, соединенные с большей опасностью для здоровья, даже не оплачиваются лучше, чем менее вредные. Охотник, рыболов, земледелец постоянно страдают от холода, жары, сырости, рабочие на фабриках страдают от дурного воздуха, недостатка света, различных вредных газов, вредной пыли и т. п., мастеровые, даже в хорошо устроенных мастерских, портят свое здоровье неудобным положением, например сапожники, портные, или постоянным напряжением органов, например белошвейки, кружевницы, расстраивающие свое зрение. Право я не знаю, какой настоящий труд не только происходит, но может происходить при безвредной обстановке. Даже такие привилегированные работники, как кучера, повара, городовые, и те при отправлении своей службы подвержены зловредным для здоровья влияниям.

Рабочие при некоторых производствах так ужасно расстраивают свое здоровье, что и правительство и общество вступались за этих несчастных и почти всюду работодателей заставили принять некоторые меры для ограждения рабочих от уж очень зловредных условий, напр. на спичечных ли зеркальных фабриках. Как ни прекрасны эти гуманные требования, однако в общей сумме страданий человечества они убавили очень, очень мало и по существу труд был, есть и будет вреден людям, и по своей интенсивности и по своей обстановке. Нужно стремиться на сколько возможно уменьшить страдания, причиняемые человечеству работой, но пока мы не можем себе представить такого общества, в котором большинство не страдало-бы от работы. Если-бы Фуррье вычислил, что необходимо для человечества и сколько нужно труда для добывания необходимого количества материалов для удовлетворения наших потребностей, он бы понял невозможность своей утопии.

Особенно грустно, что труд, столь необходимый для нравственного совершенства человека, столь благородный и приятный сам по себе, составляет источник вечного страдания человечества. Без работы человек не может быть нравственным; учение Л. Н. Толстого о значении труда общеизвестно и потому нет надобности здесь повторять сказанного нашим великим мыслителем. Только труд делает человека достойным сочленом человеческого общества; человек не работающий, не может быть нравственным; труд — это существеннейшая потребность человека и я, как психиатр, могу подтвердить эту истину наблюдениями над душевно-больными. Только слабоумные и тяжко-больные не страдают от отсутствия работы; улучшение в состоянии больного всегда выражается в пробуждении потребности работать. Великое морализующее значение труда блистательно доказывается благоустроенными заведениями для душевно больных, в которых организованы работы пациентов; в этих заведениях пациенты резко отличаются от обитателей заведений, в которых нет занятий для больных. Ни цепи, ни смирительные рубашки, ни одиночные камеры не могли сделать душевно-больных способными жить, как люди; работа достигает этого вполне. Облагораживающее, морализирующее значение работы бесспорно и потому тем ужаснее, что борьба с природой обращает работу — для громадного большинства в источник страданий. Только весьма немногие или в силу своего привилегированного положения, или в силу своего таланта могут устраиваться так, что труд для них источник наслаждений. Труд ученых, государственных людей, художников, конечно, доставляет им больше наслаждений, чем страданий; они и работают столько, сколько им это приятно, и работают при обстановке, возбуждающей приятные чувствования и наконец труд их интересует. Я положительно настаиваю, что например ученые работают столько, сколько им это приятно, по крайней мере настоящие ученые; те-же ученые, которые не обладают достаточными для научной работы способностями и поэтому должны работать более, чем это им приятно, или очень несчастны, или скоро по достижении штатной должности прекращают работать. Очень важно, что, труд, избираемый лицами привилегированных сословий, совершается при обстановке, вызывающей приятные чувствования; парламентская трибуна, кабинет ученого, столичная сцена — все это весьма, весьма приятные условия для труда. Еще важнее, что талантливые работники выбирают себе запятие интересное, возбуждающее посредственно или непосредственно приятные чувствования; художнику доставляет наслаждение сама работа, политику деятельность может быть приятна, потому что дает славу, поклонение, многочисленные знакомства и т. п. Но ведь такой труд доступен единицам из миллионов, потому что даже не мало ученых, адвокатов и художников, нелюбящих свои деятельности, работающих не охотно из за куска хлеба, или по отсутствию вообще потребности в разумной деятельности, или потому, что в силу внешних обстоятельств избрали себе профессию, не удовлетворяющую их склонностям; есть офицеры, которым крайне неприятна их деятельность, потому что они желали-бы быть адвокатами, артистами и т. д.

Итак труд составляет источник наслаждений для самого ничтожного меньшинства и бесспорно, что труд всегда, только для очень немногих будет приятен, потому что работать умеренно, при приятной обстановке и наконец с любовью к