Каузальный дуализм. Размышления об онтологии и природе сознания - Алексей Владимирович Сафронов Страница 17

В оппозиции к традиционному реализму сегодня выступают многие авторы, но выделяются отдельные системные позиции, как, например, традиция Витгенштейна – Райла – Гудмена – Деннета, согласно которой говорить о реальности сознания бессмысленно. Однако эпифеноменализм Деннета нельзя отнести сегодня к наиболее авторитетным философским течениям. Не только философы, но и учёные-нейрофизиологи сегодня склонны признавать реальность внутреннего мира, необходимость его научного познания.

Рассуждая на тему того, что есть сознание и зачем оно человеку, известный психолог, нейрофизиолог и философ В. С. Рамочандран признаёт роль феноменальной «части» сознания и остроумно замечает: «Чтобы совершать преднамеренные действия, человек должен осознавать – то есть предчувствовать – все последствия действия и стремиться к ним… Я полагаю, что предчувствие и осознание частично располагаются в надкраевой извилине, а стремление требует дополнительного участия поясной извилины… Ощущение свободы, связанное с активностью этих структур, может быть вошедшей в поговорку морковкой на конце палки, которая подталкивает вашего внутреннего ослика к действию» [Рамочандран В. С., 2006, с. 128].

В 2010 году известный финский психолог Антти Ревонсуо проанализировал широкий спектр современных теорий сознания и разделил их на две группы – философские и научные (нейрофизиологические) [Ревонсуо А., 2013]. При этом последние – научные теории сознания (теория глобального рабочего пространства Баарса, нейробиологическая структура Крика и Коха, теория динамического ядра Тонини и Эдельмана, теория интеграции информации Тонини, таламокортикальная теория Льинаса, теория рекуррентной обработки Ламме, теория микросознания Зекки и теория «ощущения происходящего» Антонио Домасио) – заняли в его исследовании не меньше места, чем философские. Ревонсуо отмечает, что рывок в области научных теорий произошел благодаря введению в язык нейрофизиологии понятия «нейронные корреляты сознания».

К сожалению, в список упомянутых Ревонсуо теорий не вошло релевантное исследование советского и российского учёного А. М. Иваницкого и др. [Иваницкий А. М. и др., 1984]. Это весьма досадно, так как публикация отечественных учёных опять же опередила пионерские нейробиологические теории Баарса (1988) и Крика и Коха (1980) на несколько лет.

Книга Ревонсуо стала знаковым явлением, отразившим новые тенденции в исследовании сознания. Сегодня кабинетная философия сознания уже немыслима без лабораторных исследований. Однако финский психолог указывает на тот факт, что обратная зависимость выглядит ещё более ярко. Без теоретического понимания того, что именно должен найти «микроскоп», это не может быть найдено.

Ревонсуо так резюмирует обзор научных теорий сознания: «До тех пор, пока у нас нет ясного и общепринятого понимания того, что такое сознание – является оно единым целым или набором феноменальных фрагментов, распределено оно последовательно в модулях коры или остаётся целостной сферой в рамках таламокортикальной системы… у нас не будет ясного понимания того, как и где искать нейрональные механизмы сознания» [Ревонсуо А., 2013, с. 253]. Исходя из вывода Ревонсуо, можно убедиться, что анализ понятий, с помощью которых мы говорим о сознании, сегодня более чем актуален.

Наш анализ понятия «субъективная реальность» не был бы полным без рассмотрения переписки Дубровского и Чалмерса [Дубровский Д. И., 2011]. В этой переписке особенно отчётливо видно отличие позиций двух философов. Для Чалмерса феноменальное сознание является столь удивительной «сущностью» и трудной проблемой именно потому, что оно, по его мнению, не имеет никакого функционала, выполняет роль необязательного дополнения к психике.

Дубровский, в отличие от Чалмерса, придерживается функционалистской точки зрения, то есть позиции, что сознание несет определённую функцию. В указанном ответе Дубровский пишет: «Остро поставленный Д. Чалмерсом вопрос, почему информационные процессы «не идут в темноте», несёт оттенок удивления, связанный с допущением, что они вполне могли бы идти «в темноте». Но тем самым неявно предполагается, что явления СР тут как бы необязательны, что и без них всё бы происходило точно так же, то есть за ними не признаётся какой-либо специфической функциональной способности и каузальной действенности».

Дубровский критикует эпифеноменализм Чалмерса и его склонность к рефлексии на тему «философских зомби», упрекает его в регрессе к идеям Фейербанда и Рорти: «Нетрудно увидеть, что это воспроизводит старый ход мысли (бытовавший в психологии и философии конца XIX века)…» [Дубровский Д. И., 2011]. В качестве решения и выхода Дубровский указывает: «…чтобы преодолеть «психологический параллелизм» и избавиться от «эпифеноменализма», чтобы придать психическим явлениям действенность, надо рассматривать их как высшую форму физиологических процессов, как особую разновидность физического…» [там же]. Под этой формой физического Дубровский понимает информацию.

Здесь, несмотря на разногласия в вопросе каузальной роли сознания, снова обнаруживается единство двух философов. Оба они решение проблемы обнаруживают в особой физической природе сознания (в книге «Сознающий ум» Чалмерс прямо указывает, что сознание может быть особой формой фундаментального явления наряду с зарядом, пространством и т. д.), под которой понимают информацию в том или ином виде – «информация об информации», «информация изнутри» и т. д.

Важно, что «информационная теория» сознания используется философами по-разному, но в обоих случаях в связи с проблемой каузальности сознания. Для Дубровского информация – путь к особой каузальности сознания, которую он называет «кодовой зависимостью». Для Чалмерса – попытка классифицировать сознание в привычных для науки (в том числе физики) терминах с целью установить фундаментальную связь психического и физического. Проблема такого подхода, однако, заключается в том, что рассуждения о каузальности рано или поздно приводят к проблеме редукции: «…я буду доказывать, что сознательный опыт не является чем-то логически супервентным на физическом и поэтому не может быть редуктивно объяснен» [Чалмерс Д., 2013, с. 101].

Вероятно, любая каузальная теория сознания (даже информационная) не может достичь цели. Дело в том, что если исследовать понятие «субъективной реальности» с позиции выделения в ней только сугубо субъективных черт, то рано или поздно окажется, что для собственно субъектной (необъективной) части «субъективной реальности» ничего не остаётся, кроме того, что происходит совершенно случайно. Ведь для всего, что имеет причины, термин «субъективное» в строгом смысле неуместен. Но как можно признать ядром собственной субъективности случайное?! (Если, конечно, понимать случайное в его негативном смысле, узко, неонтологически.) Поэтому Чалмерс опускает фактор «случайного», обнуляет его и утверждает, что для субъективной реальности не остаётся вообще никакой оправданной функционалом онтологии.

Чалмерс крайне большое внимание уделяет анализу того, что есть законы природы, их несупервентности на физическом и т. п., демонстрирует глубокую эрудицию в области физики и фундаментальных свойств природы, однако совершенно игнорирует такой аспект природы, как случайность. Хотя случайность в его понятиях тоже несупервентна на физическом. Глубокую связь индивидуального (субъективного) и случайного (неопределённого) можно показать на следующем примере.

Подбрасывая монетку, невозможно надёжно предсказать результат единичного (индивидуального) броска. Выпадет орёл или решка – случайность. Если же совершить тысячу бросков, переходя от индивидуального к многому, то мы также совершим переход от случайного к вероятностно-необходимому и сможем с большой достоверностью предсказать совокупный результат тысячи