Бог, человек, животное, машина. Технология, метафора и поиск смысла - Меган О'Гиблин Страница 17

И не сказал ли он на самом деле нечто большее? В библейской школе нас отговаривали от понимания imago dei как формы божественности. Быть созданными по образу и подобию Божьему - не то же самое, что быть богами. Но я прочитал достаточно Библии, чтобы понять, что некоторые отрывки говорят об обратном. В Евангелии от Иоанна, когда фарисеи пытаются побить Христа камнями за то, что он объявил себя божественным, он цитирует один из псалмов в свою защиту. "Не написано ли в законе вашем: "Я сказал, что вы боги"?" - говорит он. Позже в том же Евангелии он настаивает на том, что его трансцендентные силы - способность исцелять больных и воскрешать мертвых - может использовать каждый, кто имеет достаточно веры. "Истинно говорю вам, - говорит он своим ученикам, - всякий верующий в Меня будет делать то, что Я делал, и будет делать еще больше, чем это". Его первые последователи восприняли эти обещания буквально. На протяжении всего первого века распространялись сообщения о том, что апостолы воскрешали людей из мертвых. Петра ученики наделили такими сверхъестественными способностями, что считалось, что даже его тень способна исцелять. Павел часто говорил о Христе как об архетипическом или идеальном человеке, открывшем человечеству дверь на новый путь. Христос был "вторым человеком" или "вторым Адамом", первым представителем новой человеческой расы, которая больше не была скована рабством смертности.

Отцы Церкви тоже считали, что Христос положил начало новому виду человечества. Иустин Мученик настаивал на том, что Христос пришел спасти людей, которых он "считал достойными стать богами", а Климент Александрийский утверждал, что Христос пришел на землю в смертном облике, "чтобы вы могли научиться у человека, как стать богом". Эта доктрина, иногда называемая теозисом, уже давно преподается Восточной православной церковью, но она присутствует и в работах западных богословов, включая тех, кого мы почитаем как евангелистов. Богословие К. С. Льюиса было настолько глубоко пронизано верой в божественность человека, что он утверждал, будто в смертных можно разглядеть предвестия их будущей божественности. "Это очень серьезно - жить в обществе возможных богов и богинь, - пишет он в книге "Вес славы и другие обращения", - помнить, что самый скучный и неинтересный человек, с которым вы разговариваете, может однажды оказаться существом, увидев которое сейчас, вы испытали бы сильное искушение поклониться ему".

Льюис, как и многие христиане на протяжении веков, верил, что это преображение будет сверхъестественным: Бог прославит своих последователей в конце времен. Но разве мы не всегда неправильно понимали то, что пытался сказать Христос? Его метафоры воспринимались слишком буквально, а его истории - как политические, а не духовные. Возможно, он хотел, чтобы мы участвовали в этом процессе, создавая технологии, способные привести его в действие. И, возможно, только теперь, когда мы наконец овладели инструментами, позволяющими воплотить подобные пророчества в жизнь, мы сможем понять, что он имел в виду, говоря о судьбе нашего вида.

Как сказал Стюарт Брэнд, великий теолог информационного века: "Мы - боги, и могли бы стать хорошими в этом деле".

-

Интеллектуальные навязчивые идеи никогда не заканчиваются, их можно только перенести. Хотя со временем я стал меньше интересоваться трансгуманизмом как таковым, этот опыт привел меня к более широкому интересу к технологиям и искусственному интеллекту - областям, которые несколько менее спекулятивны и, тем не менее, сталкиваются с теми вопросами, которые я всегда понимал как теологические. Именно благодаря этому более широкому образованию я смог более ясно увидеть трансгуманизм и понять, где именно он уклоняется в мистическое мышление. Что еще более важно, мне стало ясно, что мой интерес к Курцвейлу и другим технологическим пророкам был своего рода переносом. Он позволял мне продолжать зацикливаться на теологических проблемах, с которыми я боролся в библейской школе, и в конечном итоге был выражением моей сублимированной тоски по религиозным обещаниям, от которых я отказался.

Но был один аспект этой фиксации, от которого я не мог отказаться даже спустя годы: странные параллели между трансгуманизмом и христианскими пророчествами. Каждый раз, когда я возвращался к Курцвейлу, Бострому и другим мыслителям-футуристам, меня одолевало то же убеждение, что и раньше: резонанс между двумя идеологиями не может быть случайным. Во всех книгах и статьях, которые я читал об истории трансгуманизма, утверждалось, что это движение было вдохновлено горсткой более ранних мыслителей, восходящих к эпохе Просвещения, большинство из которых были светскими гуманистами и учеными. Бостром утверждает, что термин "трансгуманизм" впервые появился в 1957 году в речи Джулиана Хаксли о том, как человечество может превзойти свою природу и стать чем-то новым. Никто, похоже, не знал о его появлении в "Божественной комедии".

В конце концов я решил узнать больше о том, как христиане интерпретировали воскресение в разные периоды истории. До этого момента мое понимание этих пророчеств было ограничено узкими рамками моего фундаменталистского образования. Однако стоило мне немного выйти за рамки ортодоксальной доктрины, как стало ясно, что на протяжении веков существовала длинная традиция христиан, которые верили, что воскресение может быть достигнуто с помощью науки и техники. Среди них были средневековые алхимики, такие как Роджер Бэкон, которого библейские пророчества вдохновили на создание эликсира жизни, который бы имитировал действие воскресшего тела, описанного в посланиях Павла. Бэкон надеялся, что это зелье сделает людей "бессмертными" и "не испорченными", наделив их четырьмя дарами, которые будут присущи воскресшему телу: claritas (светимость), agilitas (способность двигаться со скоростью мысли), subtilitas (способность проходить сквозь физическую материю) и impassibilitas (сила и свобода от страданий).

Проекты такого рода не закончились с эпохой Просвещения. Более того, инструменты и концепции современной науки предложили христианам более широкий выбор способов воплощения этих пророчеств. В конце XIX века Николай Федоров, русский православный аскет, проникшийся дарвинизмом, утверждал, что люди могут управлять своей собственной эволюцией, чтобы приблизить Воскресение. До сих пор естественный отбор был случайным явлением, но теперь, с помощью науки и техники, люди могут вмешаться в этот процесс, чтобы улучшить свое тело и обрести вечную жизнь. "Наше тело", как он выразился, "будет нашим делом". Главной задачей человечества, по его мнению, должно стать воскрешение всех, кто когда-либо умирал. Ссылаясь на библейские пророчества, он писал: "Этот день будет божественным, потрясающим, но не чудесным, ибо воскрешение будет задачей не чуда, а знания и общего труда". Когда речь заходила о деталях