Философская антропология. Исторические предпосылки и современное состояние - Вальтер Брюнинг Страница 2

Правда, не совсем верно было бы утверждать, что человеческий индивид растворяется и исчезает в этих объективных отношениях, — ведь это противоречило бы фундаментальным догматам христианства о том, что каждая отдельная душа, взятая как в ее грешно-земной конечности, так и в ее отнесенности к милости живого божественного Ты, является самоценной и уникальной. Тем не менее, на непреходящую персональность все же накладывает свой решительный отпечаток тот принцип всеобщего миростроя, о котором шла речь выше. Но если отвлечься от принципиальной включенности личности в такой общезначимый порядок, выявится субстанциальная структура самой личности, которая имеет свою форму и норму, предохраняющие ее от растворения в голой «бренности» и относительности.

Рассматривая упомянутый мирострой как таковой, то есть абстрагируясь от его необходимой подчиненности Богу, мы окажемся на позициях философии сущностей и философии ценностей, которые трактуют человека, исходя главным образом из его ориентированности на абсолютное царство ценностей и сущностей. Здесь тоже нельзя упускать из виду личностные и иррациональные стороны сущности человека, однако по сравнению с общими связями они здесь отступают на задний план. Именно общие связи и определяют человека в его бытии и деятельности. На их долю выпадает главенствующая роль по сравнению с тем, что именуется исторически преходящим, однократным и индивидуальным, свободой и выбором.

Если далее двигаться по этому пути, то следующими типами антропологии станут рационализм и натурализм. Эти течения еще признают общезначимые объективные порядки, но такие порядки уже имеют принципиально иной характер. На смену упорядоченному строю сущностей традиционной философии и царству абсолютных норм философии ценностей приходят совокупность рациональных принципов или, в пределе, совокупность физических и биологических законов природы. Человек полностью детерминирован ими и подчинен им.

При этом для общей традиции натурализма характерно, что его представители всегда пытаются свести высшее к низшему. Так, душа и дух в конечном итоге растворяются в физиологических связях, и даже эти последние должны быть сведены к некоторым основным физическим законам. В результате человеческое существование перестает принципиально отличаться от существования животных и камней. Оно столь же строго подчиняется законам механистического детерминизма, сколь и низшие ступени природы; все включается в монистически понятую всеобщую связь законов природы.

Если антропология рационализма в новейшее время находит лишь очень редких приверженцев, то антропология натурализма достигает вершины своего развития приблизительно на пороге XX века (например, в монизме Геккеля и Оствальда), но с тех пор столь же быстро приходит в упадок. И все же такие течения, как рефлексология в России и бихевиоризм в Соединенных Штатах, доказывают, что она еще отнюдь не полностью утратила свое влияние.

Такой подчиненности человека объективным факторам и связям, будь то ценности или сущности, рационалистические принципы или материалистические законы, противопоставляются определенные аспекты человеческого бытия, которые нашли свое отражение в персонализме, индивидуализме и спиритуализме. Это — в первую очередь — уникальные моменты в каждой человеческой индивидуальности, живая историчность и свобода человека, отныне выходящие на первый план.

Часто подчеркивание уникальной, живой субъективности еще сочетается с признанием привязанности к объективным нормам — как, например, в персонализме Шелера. Здесь личность еще находится в контакте с надвременным миром ценностей и сущностей, однако они не воспринимаются ею столь пассивно, как в «чистой» философии сущностей. Наоборот, они присваиваются в результате активного творчества. Свободная спонтанность личности проявляется здесь гораздо сильнее.

На следующей ступени личность все более и более порывает свою связь с объективными нормами. Человек горд своей независимостью и своим «в-самом-себе-бытием». Он — замкнутое в себе самом структурированное существо, выделяющееся из прочего бытия именно благодаря своей структуре. Так, например, персонализм Ренувье акцентирует моменты индивидуальности и свободы, которые могут развиться лишь в конечном и конкретном — в противовес всякому абсолютному порядку и закономерности.

Личность поистине экзистенциальна и автономна, она — сознательная и свободная сущность, которая не может быть сведена к абстрактным и общим принципам. Говоря о понятии личности в некоторых формах последовательного персонализма, следует особо подчеркнуть одно: часто человеческий субъект здесь еще имеет четко очерченное, строго ограниченное бытие, ясно выделяющееся на фоне бытия других объектов и на фоне мира. В почти системной структуре этого понимания личности еще продолжают жить в значительной степени остатки объективистски-субстанционалистского мышления. Объективная, единая, тяготеющая к монизму взаимосвязь бытия в том виде, в котором она фигурировала в философии сущностей, в рационализме или натурализме, теперь разбита на множество отделенных друг от друга единиц, сохраняющих еще свои отдельные элементы и внутреннюю структуру.

Двинемся далее. Одна из важнейших тенденций философии экзистенциализма — шаг за шагом раскрывать и эту сложную структуру изолированного человеческого индивидуума.

Первая ступень этого процесса — учение Кьеркегора, которое и сегодня еще сохраняет сильное влияние. Здесь замкнутый панцирь индивида раскрывается прежде всего по направлению к Богу. Только благодаря Ему возможна жизненная встреча. Единственная цель одинокого, изолированного человека — вступить в связь с Богом. Разумеется, речь здесь идет не о коммуникативном процессе непрерывного характера. Ведь между человеком и Богом существует радикальный разрыв, пропасть, преодолеть которую можно прыжком в «совершенно иное». По отношению к другим людям и к миру человек Кьеркегора остается замкнутым, его самораскрытие, наоборот, лишь уменьшило бы интенсивность контакта с Богом.

Следующую ступень представляет философия Ясперса. Здесь человеческая экзистенция раскрывается не только «от трансценденции», но и исходя из живой коммуникации с другими людьми. Наряду с экзистенцией у Ясперса уже принципиально задается ко-экзистенция. «Я» уже вступает в коммуникации. С другой стороны, экзистенция открыта и для трансценденции, пусть даже если последняя и не познаваема до конца и проявляется лишь в однократных контактах и постоянных неудачах «надежного, испытанного» понимания.

Если проследить этот процесс дальше, то следующей ступенью окажется учение Марселя. Согласно ему, человек не только состоит в живой коммуникации с Богом и другими людьми, но и открывается по отношению к вещам, по отношению к окружающему бытию. Бытие, открытое для «другого», является, по мнению Марселя, одним из существеннейших принципиальных свойств экзистенции. Всякое замыкание в себе, наподобие монады, изоляция от окружающей среды ведут лишь к бесплодному закостенению.

Однако в таком развитии от жестко структурированной личности человека ко все более раскрывающейся экзистенции уже дает знать о себе новая черта. А именно: если экзистенция все более и более раскрывается, если она одну за другой упраздняет свои жесткие структуры, ранее изолировавшие ее от окружающей среды, то в конечном итоге полностью распускается и она сама. Из коммуникаций, в которые она вступает в том или ином случае, возникает единая великая