Эстетика Канта - Марат Нурбиевич Афасижев Страница 2

При работе над очерком автору помогли работы профессора В. Ф. Асмуса и консультации с профессором М. Ф. Овсянниковым, которым он выражает свою искреннюю признательность.

ПРОБЛЕМА ЦЕЛЕСООБРАЗНОСТИ

В ФИЛОСОФИИ КАНТА

Проблемы эстетики наиболее последовательно и многосторонне рассматриваются Кантом в его «Критике способности суждения», общей задачей которой было исследование целесообразности природы и способов ее отражения человеком. Эта «Критика», третья по счету, завершала построение философской системы и была написана в целях объединения науки и этики.

Принципы и возможности науки были обоснованы в «Критике чистого разума». В «Критике практического разума» были установлены природа и цели разума, который обусловливал постулаты этики. Таким образом, кантовская философская система в противоречии с предшествующей ей традицией основывалась не на дифференциации структуры объекта (будь то природа, материальная или идеальная субстанция и т. д.), а на своеобразии структуры субъекта, на различении основных свойств человеческой психики или души[1].

Основными свойствами души Кант считал способность познания, желания, а также возможность испытывать чувство удовольствия и неудовольствия. Они осуществляются соответствующими им высшими органами — рассудком, разумом и способностью суждения, действующими на основе своих априорных принципов каждый в своей сфере: рассудок — применительно к природе, разум — к свободе или практическому поведению человека, а рефлектирующая способность суждения — к искусству.

«Критика способности суждения», хотя и написана последней, помещается Кантом между двумя предыдущими «Критиками» и призвана объединить в одно системное целое рассмотрение природы как мира явлений и свободы как проявления в душе и поведении человека свободы, независимой от мира явлений природы и обусловленной закономерностями, действующими в области сверхчувственного и, следовательно, непостигаемого мира «вещей в себе». Ибо, по Канту, «область понятия природы под одним законодательством и область понятия свободы под другим совершенно обособлены друг от друга глубокой пропастью… Понятие свободы ничего не определяет в отношении теоретического познания природы; понятие природы точно так же ничего не определяет в отношении практических законов свободы; и в этом смысле невозможно перекинуть мост от одной области к другой»[2].

В этом противопоставлении мира материального и мира духовного отразился общий недостаток домарксовой философии, ее неспособность попять сознание как свойство или функцию высшей формы организации материи — мозга человека. Поэтому попытками «связать» духовное и материальное, вернее, теоретически обосновать эту очевидную связь в человеке и различаются по своим оттенкам многочисленные идеалистические направления в философии прошлого и настоящего.

Кант стремился обосновать связь и взаимодействие духовного и материального посредством своего учения о целесообразности. Он считал, что основания для человеческой деятельности хотя и лежат в мире сверхчувственном, действия людей происходят в мире явлений (так как человек — тоже явление), которые на основе приписываемой им целесообразности или содействуют, или препятствуют действиям человека, а в конечном итоге — его свободе.

Кант утверждал, что «действие согласно понятию свободы есть конечная цель, которая <…> должна существовать, для чего и предполагается условие возможности ее в природе (субъекта как чувственно воспринимаемого существа, а именно как человека). То, что предполагает это условие a priori… дает нам в понятии целесообразности природы посредствующее попятив между понятиями природы и понятием свободы, которое делает возможным переход от чистого теоретического [разума] к чистому практическому…» (5, 196–197). Отсюда, согласно теории познания Канта, природа должна рассматриваться и теоретически, и телеологически. «Во всяком исследовании природы, — писал Кант, — разум по праву взывает сначала к теории и лишь позднее к определению цели» (5, 68). Дело в том, что научное познание, по Канту, может рассматривать природу лишь как «механический агрегат» причин и действий, причинно-следственных отношений ее явлений. Рассмотрение же природы с точки зрения ее целесообразности выходит за пределы научного познания и «допускает лишь телеологический, а никак не физико-механический способ объяснения, по крайней мере для человеческого разума» (5,91).

Только творец природы, если бы он существовал, мог знать ее цели или определяющие основания всех ее процессов и действий. Но человеку ничего не известно о существовании их, и поэтому он не имеет никакого права усматривать в природе какие-либо внутренне присущие ей, имманентные цели. Но тогда, по Канту, природа не может не представляться как мир случайных причинно-следственных явлений. Чтобы избежать этого, Кант решается на введение «тонкого антропоморфизма» как принципа рассмотрения природы, допускает возможность некоего разума, целью которого являются действия природы по аналогии с разумом человека, при помощи которого он устанавливает цели своих действий. «Цели имеют прямое отношение к разуму, будь то чужому или нашему собственному. Но чтобы усмотреть их в чужом разуме, мы должны положить в основу наш собственный разум, по крайней мере в качестве его аналога, так как без него они вовсе не могут быть представлены», — писал Кант (5, 95). Как видим, Кант пытался преодолеть недостатки механистического рассмотрения природы, и особенно живых организмов, которое благодаря успехам в естествознании XVIII в. становилось в то время господствующим методом рассмотрения природы человека и общества.

Однако механицизм все же, по справедливому утверждению В. Ф. Асмуса, «остается для Канта идеалом теоретического естествознания <…> В то же время Кант с большой настойчивостью выдвинул перед философией и перед теорией познания вопрос о целесообразности форм органической природы. Он с редкой проницательностью показал, что наука не может остановиться перед загадкой целесообразности и не вправе сложить перед ней свое оружие причинного теоретического исследования и объяснения»[3].

В настоящее время с выдающимися успехами естественных наук, исследующих сущность неорганических и органических форм природы, особенно с внедрением математических, физических, химических, кибернетических и других методов исследования структур и функции биологических организмов, становится очевидно, что телеологический принцип объяснения жизни давно отошел в прошлое. Кант был прав, когда большие надежды возлагал на науки (механику и физику), основной целью которых было установление причинно-следственных отношений явлений природы. Ибо в принципе в мире пет беспричинных явлений и процессов, и это характерно для всех форм и уровней как неживой, так и живой природы.

Однако, как показала современная наука, формы проявления причинно-следственных взаимодействий зависят от формы движения материи, на уровне которой они проявляются. Так, на уровнях механической и физической форм движения причинные связи и взаимодействия проявляются иначе, чем на уровнях биологической или общественной форм. При этом установлено, что хотя высшая форма движения и основана на низшей, однако к ней не