Абсолютное Зло и другие парадоксы объективной этики - Илья Свободин Страница 21

Вы спросите – а как человек может унизить себя сам, он что, должен совершать над собой насилие? Нет, насилие само вас найдет. Достаточно перестать стремиться к свободе и подчиниться, вернуться на уровень раба природы, гомо-сапиенса. Человек ценен своей свободой, а поскольку свобода вечно ускользает от нас, в реальности человек ценен своим стремлением к ней. Иными словами, достоинство – это не состояние человека и не качество его характера. Достоинство необходимо постоянно утверждать. Поэтому даже когда человек теряет свободу, оказывается в безвыходном положении, он может сохранить достоинство – если не сдается.

Чем человек свободнее, тем сохранить достоинство легче. Но если оно утеряно, восстановить его трудно. Если вы не забыли, в начале мы говорили о сломанных людях. Почему только единицы способны найти в себе силы раскаяться, искупить вину и вновь стать достойными людьми? Потому что, помимо своей свободы, сломанный человек утратил веру в себя. Да, этика опять требует веры, на этот раз – веры в собственные силы. Эту веру, как и доверие, как и любую настоящую веру, легко потерять, но трудно обрести. Вот почему важно не только закалять с детства волю, но и воспитывать в себе достоинство, беречь его. Этому иногда помогают семейные и народные традиции. Когда есть на кого равняться, когда знаешь, что в тебе есть нечто переданное с генами – пусть это всего лишь иллюзия – проще обрести веру в себя, ведь вера иррациональна. К сожалению, традиции бывают разные, речь идет о хороших традициях. И их тоже надо беречь.

Хранить достоинство помогает пример других и особенно принятые в обществе соответствующие нормы поведения. Так мы приходим к понятию чести. Если достоинство, как и равенство, не формализуемо, то честь – это исторически обусловленная попытка выразить достоинство формально, хоть и не обязательно письменно. В силу этого, честь несет на себе отпечаток ее источника, определенной группы людей – сословия, класса или иной социальной структуры. Честь помогает группе выделить себя, морально подняться над остальными. Таким образом, честь в какой-то степени отражает иерархическое строение общества.

Честь проявляется как верность группе, неукоснительное следование ее нормам поведения и ответственность за их нарушение. То есть она почти точно совпадает с этикой соблюдения договора. И это не случайно – первоначально честь зародилась в верхушке, элите общества и зародилась она вследствие необходимости договора. Но договора только между самыми сильными, и поскольку такой договор опирался на силовой баланс, кодексы чести не включают в себя первую часть этики договора – открытость, честность и обьективность. Также обычно допускается отступление от норм в отношении к прочим, не причастным к договору.

Из сказанного видно, что честь – это в сущности анахронизм, ступень к универсальному человеческому достоинству, так же как иерархия – ступень к свободному обществу. Однако в наше время, когда достоинство все еще редко, а та честь что была практически исчезла, считать ее анахронизмом явно преждевременно. Почему честь исчезла? Иногда можно услышать, что моральные проблемы нашего времени – следствие упадка религии. В чем-то это верно. Наука не способна дать нам моральные ориентиры, и следовательно не способна заменить религию в вопросах морали. Моральный вакуум не смогла заполнить и философия. Однако, честь исчезла по иной причине, причем ее исчезновение внесло особый вклад в разложение общества.

Моральные нормы чести накапливались веками, передаваясь с воспитанием и традициями. Если бы общество развивалось постепенно, с ростом образования и благосостояния нижние слои усваивали бы нормы верхних. Однако история распорядилась так, что почти одновременно произошли несколько революций и войн, в итоге которых прежняя мировая элита была практически уничтожена. И хотя в этом было много справедливого, вместе с элитой были уничтожены и важные моральные традиции. Вместо аристократии наверху оказались в лучшем случае воры и жулики, а в худшем вообще убийцы. Представительная демократия, как и следовало ожидать, без морали оказалась неработоспособна. А посему можно смело предсказать, что нынешняя плачевная ситуация будет и дальше усугубляться до тех пор, пока человечество не сумеет выработать новые моральные нормы, которые, хочется надеяться, будут основаны на обьективной этике и общем договоре.

В паре с достоинством работает презрение. Презрение – это нормальная реакция человека на гомо-сапиенса. Нельзя презирать животных – их можно, например, бояться или жалеть – поскольку животные, равно как недееспособные люди, не свободны в своем выборе. Презрения заслуживает тот, кто способен стать человеком, но выбирает оставаться гомо-сапиенсом. Презрение хорошо работает в коллективе, как например в случае героической морали, когда люди совместно преодолевают страх. Но преодоление страха – это лишь частный случай, ведь человек может испытывать трудности и с другими инстинктами. Стыд перед окружающими, боязнь упасть в их глазах, опозориться, стать предметом насмешек – это тоже моральный механизм, помогающий преодолевать природу. К сожалению, если человека окружают сплошь моральные уроды, механизм не работает. В одиночку стать человеком невозможно.

Но как мы знаем, где пролегает черта между теми ситуациями, когда человек не хочет преодолеть свою слабость и теми, когда не может? Когда он заслуживает презрения, и когда, например, нуждается в помощи? Обычно мы ее интуитивно чувствуем, или же мы можем опираться на то, что является общепринятым. Так, скажем, если от человека нельзя требовать геройства, то вполне можно требовать умерить свои аппетиты, жадность, тщеславие, стремление к успеху за счет других. Я думаю, в наше время большинству людей уже вполне по силам не быть гомо-сапенсами, поскольку они как правило сыты, одеты и грамотны.

Гомо-сапиенсу чуждо само понятие достоинства, поскольку он не понимает и не приемлет равенства. Поднимаясь по социальной лестнице, он тоже испытывает гордость победителя, но победителя не над природой, а над сородичами, которая поэтому не рождает достоинства – когда придет неизбежное поражение такой «победитель» вновь превратится в ничтожество. Вместо достоинства гомо-сапиенсу свойственно проявлять либо высокомерие, либо подобострастие. В этом суть его стайной, иерархической психологии, поскольку его победа – это возвышение за счет унижения других. И в этом кстати ответ на вопрос, почему насилие, в том числе накопление власти и капиталов, часто осуществляется без видимой практической пользы. Для гомо-сапиенса важен сам факт унижения других, сама возможность насилия.

Соответственно, успешный гомо-сапиенс не способен понять за что его презирают. Обычно рабы вообще не задумываются об этом, считают это естественным. Но если рабам повезло вылезти, как говорят, «из грязи в князи», они начинают воображать себя элитой. Тогда можно наблюдать, как подобные «князья» льнут к остаткам инородной аристократии, покупают поместья, яхты, спортивные клубы. И хотя нынешняя аристократия давно растеряла свою честь, она еще способна относиться к холуям как к холуям. Достоинство не купишь. Напротив. Чем больше гомо-сапиенс старается преуспеть в этом, тем менее достойно он выглядит.

13 В чем смысл правил?

Одним из парадоксов свободы является парадокс правил. Он заключается в том, что свобода в обществе достигается путем запретов. Иного пути к свободе не существует. Несмотря на то, что звучит парадокс действительно противоречиво, смысл его прост и понятен. Этика запрещает насилие, а насилие – враг свободы. Однако эта простота кажущаяся.

Во-первых, идея запрета насилия требует уточнения – что такое насилие? Как отличить насилие от этичных, правомерных действий? Еще интересней, что если мы уберем из картины мира свободу, все что останется – силы природы, причинность, детерминизм, т.е. насилие в том или ином виде. Каким же образом добавление в эту картину запретов вызывает появление свободы?

Во-вторых, неясно для чего нам такая свобода. Свобода должна звать к чему-то хорошему, к добру, придавать смысл.