Экзистенциализм. Возраст зрелости - Петр Владимирович Рябов Страница 27

И весна… И весна встретит новый рассвет,

Не заметив, что нас уже нет.

Очень экзистенциально и трогательно все это у Брэдбери, не правда ли? Великая вещь. Хочу еще раз зафиксировать, о чем говорит Камю. Миру нет до нас дела. Исчезнем мы – и ничего не изменится. И вот так абсурд уже начинает нас серьезно цеплять. И мы подходим к самой сути: а что такое абсурд, где он вообще? Что это такое?

И Камю дает несколько разных определений абсурда. Во-первых, он говорит: абсурд не в мире и не в человеке. Абсурд – это отношение между человеком, жаждущим смысла, и миром, в котором он этого смысла не находит. Камю говорит: мир ныне бессмысленен. Пока мир был сакрален, пока в нем жили боги или бог, царили мифы языческие или библейские, мир был другим. Он был теплым, осмысленным, соразмерным человеку и неравнодушным к нему. Он был Домом. А теперь мир как-то обесчеловечился, обессмыслился. Абсурд – это не то, что внутри нас, и не то, что вне нас. Я настойчиво и тревожно спрашиваю мир: «Зачем?» А мне эхом доносится обратно: «Незачем». А я не могу незачем. Как писал тот же Достоевский, столь любимый Камю, человеку важно не просто жить, а «зачем» жить!

Вот одно определение абсурда, может быть, самое главное. Это некое отношение между человеком, жаждущим смысла, и миром, в котором смысла больше не находится, не обретается. Это мир после события «смерти Бога», надо всегда это помнить!

С другой стороны, давайте определим абсурд иначе. Давайте вспомним то, о чем я говорил в самую первую нашу встречу, что экзистенциализм не антинаучен и не антиразумен, а антисциентичен и антирационалистичен. Экзистенциализм не отрицает разум, а показывает его границы. Камю – француз, соотечественник великого Декарта, житель классической страны Просвещения, человек, который ужасно любит повторять такое словосочетание, как «ясность видения». Который разумен и методично последователен. И который одновременно современник мировой войны, нацизма и большевизма. Как он переживает катастрофу современности? Он вдруг понимает, что мир-то неразумен! Что разум очень немногое значит в человеке и в мире. И что разум поэтому немногое может нам открыть и поведать о мире и человеке. Камю дает такое классическое определение абсурда. Он говорит: «Абсурд – это разум, ясно осознавший свои пределы». Вдумайтесь в это! Вот еще одна формула крушения модерна. Разум вдруг осознает себя банкротом. Сравните с горделивым гегелевским «все действительно разумно» (то есть управляемо разумом и проницаемо для разума)! Камю говорит: мир неразумен, мы жаждем смысла и этого смысла не находим, абсурд – это разум, ясно осознавший свои пределы… Да, разум важен, это наше орудие, мы им пытаемся что-то прояснить, осветить, как фонариком в темной комнате. Но мы вдруг видим, что и мы до конца неразумны, и мир неразумен, и фонарик наш колеблется, а вокруг темная бесконечность галактики, и разум осознает свои пределы.

Вот еще одна формула абсурда, если угодно.

Я думаю, что с разных сторон мы с вами вошли в то, что такое абсурд для Камю. Думаю, вы, если не поняли, то, что важнее, прочувствовали примерно, о чем идет речь и почему это так важно и касается всех нас – и вас, и меня. Куда интереснее – что будет дальше. Что такое абсурдный человек, как он себя ведет? И главное: в абсурдном мире жить очень тяжело. Как прикажете жить бессмыслицей, когда ты ищешь смысла? Смысла жизни и смысла каждого ее кусочка, фрагмента. И какие стратегии, какие пути тут возможны? И куда идти? И как уйти из мира абсурда? И надо ли из него уходить? Это, собственно, то, чему в основном посвящена книга «Миф о Сизифе».

Итак, что такое абсурд, откуда он берется, как мы в него входим (а он в нас), надеюсь, вам примерно понятно. Теперь вопрос: как же быть с абсурдом, как к нему относиться? Как жить абсурдному человеку в абсурдном мире? Камю рисует две очевидные возможные стратегии поведения. Они кажутся противоположными, но на самом деле, если использовать название печально известной статьи Шафаревича, это «две дороги к одному обрыву». Два пути, которые одинаково непригодны. И, при всей своей противоположности, они обе Камю решительно отрицаются. Что это за два пути?

Первый путь – это то, с чего мы начали: самоубийство. То есть: «Ах, я пришел в этот мир, и в нем нет смысла! А без смысла я не могу. И потому я, как сказал Иван Карамазов, „возвращаю билет. Я ухожу!“». (Или, если угодно, как Свидригайлов, я «уезжаю в Америку».) Суицид. То есть радикальное отрицание мира. Я жажду смысла; в мире нет смысла, я хлопаю дверью. Я бы это сравнил с дезертирством. Это мое выражение, но здесь, думаю, оно уместно. Если абсурдный мир – это некая площадка, где я себя вдруг обнаружил, почему-то нашел, то тут я просто ухожу из мира. Сбегаю с этого поля брани. Отказ от мира. Вот один путь. Самоубийство.

Второй путь кажется прямо противоположным первому, но по сути своей, Камю говорит, он ничуть не лучше. Если в первом случае я говорю: нет, этот мир меня принципиально не устраивает, дайте какой-нибудь другой! то второй вариант: я не отказываюсь от жизни, не ухожу из мира, а отказываюсь от вопросов. Я отказываюсь от осознания смысла жизни, отказываюсь от осознания бессмыслицы. Короче говоря, от всего того, что, как вы понимаете, в экзистенциализме делает человека человеком. Должен заметить: Камю, как и все экзистенциалисты, разумеется, отрицал, что он экзистенциалист. Он объясняет это в «Мифе о Сизифе» очень просто: экзистенциалист – это Сартр, я не Сартр, значит, я не экзистенциалист. Камю говорит нам, читателям, смотрите, что это за вариант жизненной стратегии, осознанной или (чаще) неосознанной: физически я живу, но я просто перестал быть человеком. Я становлюсь овощем, становлюсь частью ландшафта. Потому что человек – это тот, кто знает о смерти, о бессмыслице, кто ищет смысл, задается всеми этими мучительными