Наши современники – философы Древнего Китая - Борис Поломошнов Страница 4

А что же такое быть мудрым — для правителя?

Читаем.

В «Дао дэ цзин».

«Мудрец не имеет постоянного сердца. Его сердце — сердца людей» (книга первая, § 49).

Только при соблюдении этих условий — как утверждает Лао-цзы — возможно достижение Пути Неба.

А сам «Путь Неба — в принесении пользы без причинения вреда» (книга вторая, § 81).

Не: «Себе и своим — лучшее, остальным — остальное»; не «хотели как лучше, а получилось — как всегда», а просто — быть полезным людям и не причинять им вреда.

У Вас, уважаемый/уважаемая Читатель/Читательница есть вопросы?

К Лао-цзы?

Нет?

В таком случае, вопрос к Вам.

Не кажется ли Вам странным, что люди жили себе, жили — безо всякой философии — тысячи лет: и в Европе, и в Индии, и в Китае, и вдруг, как «с бухты-барахты» — появляется философия практически одновременно: и в греческих городах-полисах; и на долинах Индии; и на холмах Китая.

Ведь — присмотритесь: еще не умер Фалес из Милета, как уже родились Лао-цзы и Кун-цзы; они еще были живы, когда на свет появились Гераклит и Парменид, не говоря уже о навеки анонимных и, судя по всему, многочисленных авторах артхи и дхармы, мокши и камы. Что это за философско-демографический взрыв такой произошел практически одновременно в местах, столь отдаленных друг от друга?

Самое, казалось бы, логичное объяснение этому феномену попытался дать в XX-м веке Альфред Вебер — философ, социолог, экономист и притом — родной брат Макса Вебера — одного из «трех святых социологии» (определение по Уильяму Аутвейту).

Читаем: «В период IX–VI в.в. до н. э. три сложившиеся культурные сферы мира, переднеазиатско-греческая, индийская и китайская странным образом почти одновременно… пришли к универсальным по своей направленности понятиям в области… философии, к общим ответам и решениям». (Weber A. Kulturgeschichte alt Kultursoziologie. Leiden, 1935, S. 7–8).

Альфред Вебер ищет и — находит (?) единственное — на его взгляд — рациональное объяснение этому «странному» феномену: практически одновременное вторжение индоевропейских народов (ариев) из центральной Азии в Индию, Китай и на Запад.

Следует отметить, что такая гипотеза — при всей ее кажущейся логичности — имеет весьма существенный изъян, которым сводилась практически «на нет» вся ее убедительность: для того, чтобы распространять (на Восток и на Запад) нечто ценное, необходимо это ценное у себя иметь.

Однако и по сей день не найдено ни единого доказательства того, что у кочевых «индоевропейских народов» (ариев) — выходцев из Центральной Азии — имелась высокоразвитая философская культура.

«Что же тогда нам со всем этим делать?», — в полном смятении спросите Вы.

Предлагается прислушаться к Карлу Ясперсу — далеко не «последнему» человеку в философии истории и в истории философии.

Вот что он пишет по интересующему нас — здесь и сейчас — вопросу: философ — в отличие от не-философа — «это человек, имеющий мужество искать опору в себе, а не вне себя» (см.: К. Ясперс. Смысл и назначение истории. — М.: Республика, 1994, с. 34).

«Почему же такие мужественные люди — философы — возникли практически одновременно в древних Греции, Индии и Китае?», — с полным для того основанием зададите Вы свой вопрос.

А потому же, почему Татьяна Ларина влюбилась в Евгения Онегина: «Пришла пора — она влюбилась!» (см., соответственно: Пушкин А.С.).

Человечество, как, впрочем, и каждый живой человек, со временем взрослеет.

Признаки взросления юноши или девушки Вы, конечно же, знаете.

Признаком же взросления человечества есть формирование философов, то есть, таких людей, которые ищут и — зачастую — таки находят опору для себя в самих себе, а не вне себя.

Самая бесценная идея древнекитайских мудрецов

Ни шелк, ни порох, ни компас, ни бумага не были созданы китайскими философами: все эти достояния в глубокой древности были изобретены другими китайцами. Цзы же, то есть мудрецами была продуцирована идея «инь-ян», равных которой по масштабу и глубине проникновения в сущность всего существующего, пожалуй что, и нет.

Ведь что является символом мудрости Запада?

Круг. Разделенный прямой линией на две половины — черную и белую.

Он — символ Мира, разделенного на свет и тьму, тепло и холод, мягкость и твердость, а также на любовь и ненависть, богатство и нищету, здоровье и болезни…

Разделенного — единожды и навечно, раз и навсегда, неукоснительно и непоколебимо.

Разделенного — как разрубленного — мечом ли, топором ли, колуном ли, тесаком ли…

На самом же деле ни Мир, ни Жизнь так не устроены: светлое может потемнеть, темное может посветлеть; сильный может стать слабым, слабый — сильным; неумелый может стать умелым, а умелый, например, пианист или скрипач, если долгое время не будет практиковаться — неумелым; здоровый может стать больным, а больной — здоровым…

Нам неведомо, кто и когда из древнекитайских мудрецов создал символ, известный Миру Людей как «инь и ян», но этот человек сделал гениальное открытие: да, Мир состоит из противоположностей, но — находящихся не только в их единстве, но и в динамике их взаимоотношений!

И во всем, что есть «белое», присутствует элемент «черного», и во всем, что есть «черное», наличествует элемент «белого».

Не хотите, чтобы «чернота» поглотила Мир людей? Создайте предпосылки для развития элементов «белизны» в «черноте» и заблокируйте разрастание элементов «черноты» в «белизне». Ни больше, и ни меньше.

Да, безусловно, схема и, соответственно, символ мудрости Запада хороши. Но лишь для описания статичных явлений.

В реальном же Мире и Жизни людей статичные явления существуют лишь в локальные промежутки времени. Ни Мир, ни Жизнь людей не стоят на месте, а находятся в постоянном и непрерывном движении, суть которого как нельзя лучше удалость выразить древнекитайским символом «инь-ян».

В современной Истории достаточно вспомнить, чем был Китай совсем недавно — во время буйства оголтелых хунвейбинов и засилья маразматичных дацзыбао, и — посмотрите на современный Китай: это ли не живое воплощение символа мудрости древнекитайских мудрецов?